Научная фантастика и религия кажутся вещами, которые явно относятся к разным мирам, и это действительно так. Более того, научная фантастика в ее классическом варианте, скажем, в творчестве Герберта Уэллса, является литературным оформлением претензий атеистической науки на то, чтобы вообще вытеснить религию из поля культуры. Вместе с тем есть нечто сближающее религию и научную фантастику: и то, и другое имеет дело с реальностью, которая лежит по ту сторону нашего обыденного существования. Таким образом, можно утверждать, что фантастика в некотором смысле тоже имеет дело с миром трансцендентного бытия. В этом смысле характерно, как писатель-фантаст Артур Кларк сформулировал свой знаменитый третий закон: "Любая достаточно развитая технология неотличима от магии". К сожалению, фантасты достаточно редко касаются проблем религии. Тем не менее, в этом смысле есть некоторые приятные исключения, одним из которых является американский писатель-фантаст Филип Фармер. Данная статья целиком посвящена анализу его творчества в той мере, в какой он касается в нем религиозных проблем.
Фармер был одним из самых известных и влиятельных американских фантастов ХХ века. Литературный критик и писатель-фантаст Альфред Бестер в одной из своих статей, оценив роман Фармера "Плоть" ("Flesh", 1960), причислил его к числу семи лучших фантастов Америки наряду с Робертом Хайнлайном, Айзеком Азимовым и Рэем Брэдбери. Он также заметил, что считает его самым смелым из них [Смушкович Д. Эпатаж, или немного о Филипе Фармере]. Ценили Фармера и его другие коллеги по цеху. В частности, сам Айзек Азимов однажды назвал Фармера весьма умелым фантастом, даже более умелым, чем он сам. Горячим поклонником Фармера был патриарх научной фантастики Теодор Старджон. Наконец, первая повесть Фармера "Любовники" ("The Lovers", 1952) была высоко оценена таким мэтром научной фантастики, как Пол Андерсон [Бестужев И., Кононов А. Падший ангел].
Филип Фармер получил три премии "Хьюго" в области научной фантастики (1953, 1968, 1972). Причем это было время "золотого века" фантастики, когда писали такие люди, как Рэй Брэдбери, Айзек Азимов, Роберт Хайнлайн, Роджер Желязны, Роберт Шекли и еще многие другие. Кроме того, Фармер был номинантом другой престижной премии "Небьюла" (1967, 1974), а в 2001 году учредителями этой премии - Американской ассоциацией писателей-фантастов (SFWA - Science Fiction and Fantasy Writers of America) - ему был присужден почетный титул "Гранд Мастер".
Альфред Бестер был совершенно прав, когда назвал Фармера "смелым" фантастом. И все же вернее было бы назвать его фантастом откровенно скандальным. В его творчестве постоянно возникали две эпатирующие американскую публику темы - религия и секс. В связи с этим неоднократно находились критики, которые обвиняли Фармера в оскорблении чувств верующих и попрании общественной нравственности. Если говорить пока только о религии, то Фармер во многих своих текстах действительно использует образы и сюжеты, прямо касающиеся религиозных тем. Герои романов Фармера часто беседуют о религиозных проблемах и думают о них. Даже в целом коммерческая и далекая от религиозной проблематики серия романов "Мир одного дня", написанная в 80-е годы, обременена имеющими религиозное звучание деталями.
Речь в этом сериале идет о далеком будущем, когда перед человечеством в полный рост встала проблема перенаселения. В результате, вполне авторитарное правительство разделило все человечество на семь групп, соответствующих семи дням недели. Людям разрешалось жить только один день в неделю, а в остальные дни их подвергали "каменированию" - вводили в состояние анабиоза в специальных камерах. Цикл состоит из трех романов:
Желая полностью контролировать мысли и действия людей, правительство поставило под контроль также религиозные корпорации. Верить в Бога или Будду не запрещалось, но запрещалась проповедь исключительности той или иной религии. Дело, однако, в том, что это требование по определению несовместимо с любой религией и прежде всего с иудаизмом, который замешан на идее богоизбранности евреев. Именно поэтому бунт отдельных героев против Системы иногда имеет религиозный подтекст. Обращу внимание только на один откровенно несерьезный эпизод - некий хитроумный еврей-шахматист, пошедший против авторитарного правительства, перебрался в мир субботнего дня, чтобы вечно праздновать священный для иудеев день.
Но это, конечно, "прикол", явно развлекательная деталь. И все же сама тема бунта против нечестивой Системы в данном случае небезынтересна с религиозной точки зрения, ведь Евангелие призывает нас к покорности светским властям. Об этом открытым текстом пишет в Послании к Римлянам апостол Павел: "Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены" (Рим.13:1). Но все имеет свои пределы, и когда власть откровенно отступает от неких принципов, религия может освящать сопротивление и даже восстание против тоталитарной Системы. Вопрос, однако, состоит в том, когда именно покорность властям может быть сменена бунтом против Системы, и какова при этом роль откровенного насилия?
В этом смысле в серии романов "Мир одного дня" присутствует еще один интересный момент. Герои романа бросают вызов тоталитарной Системе, но этот вполне справедливый бунт, похоже, привел к разрушительным последствиям для общества. Не правда ли, это что-то напоминает нам из новейшей истории России? Добавлю к этому, что сама тема ценности свободы и борьбы за нее вообще присутствует во многих текстах Фармера. Так в романе "Дейр" ("Dare", 1965) описывается запретная с точки зрения общества и Церкви любовь главного героя к женщине-кентавру, а в дебютной повести Фармера "Любовники" ("The Lovers", 1952) главный герой постепенно освобождается от тоталитарных религиозных догм и запретов в области секса.
Фармер нередко прямо затрагивал религиозные темы и в других своих романах, что выглядит странно, поскольку подлинно религиозным человеком назвать этого фантаста очень трудно. По своим убеждениям Фармер был атеистом или, скорее всего, агностиком, а его постоянные манипуляции с религиозными сюжетами и образами вообще могут быть оценены верующими людьми в качестве нечистой и даже кощунственной игры. Так, роман "Бессмысленная маска" ("The Unreasoning Mask", 1981) явно способен покоробить религиозные чувства некоторых излишне чувствительных мусульман. В центре этого повествования - капитан космического судна "Аль-Бураг" Рамстан - в прошлом адепт мусульманской секты "аль-Хизра", а ныне - человек в целом равнодушный к религии. И все же капитан Рамстан явно не до конца смог преодолеть собственную религиозность, и это является проблемой для него самого.
Замечу также, что помимо личных религиозных терзаний капитана Рамстана Фармер в этом романе обыгрывает интересную с религиозной точки зрения пантеистическую идею, согласно которой Универсум - Мультивселенная - является Богом, а разумная жизнь в отдельных ее отсеках представляет собой раковую опухоль на теле Божества, с которой Мультивселенная ведет борьбу. Здесь повествование Фармера вызывает явные ассоциации с книгой английского химика и биолога Джозефа Лавлока "Гея: новый взгляд на жизнь на Земле" ("Gaia: A New Look at Life on Earth", 1979). В ней Лавлок сформулировал полумистическую, полунаучную концепцию Геи - Матери-Земли. Согласно концепции Лавлока наша планета является живым, сознающим себя организмом, а человечество оказывается зарвавшимся элементом на ее поверхности, который она может в любой момент уничтожить. Насколько я понимаю, именно этой теме возможной агрессии по отношению к человеку со стороны Геи посвящена другая книга Лавлока - "Мщение Геи" ("The Revenge of Gaia", 2006).
Я не буду останавливаться на конкретном воплощении идеи божественности Мультивселенной в романе "Бессмысленная маска". Вместо этого продолжим тему "богохульства" и "оскорбления" чувств верующих, некоторые из которых хотели бы осуществить тотальный контроль над литературными экспериментами фантастов. В этом смысле для нас, христиан, особый интерес представляет роман Фармера "Иисус на Марсе" ("Jesus on Mars", 1979). В нем описывается, как на фотографии поверхности Марса был обнаружен некий предмет правильной формы, который явно мог быть лишь продуктом деятельности разумных существ. В связи с этим возникло предположение, что это космический аппарат пришельцев. В итоге, экспедиция землян, отправленная к Красной планете, обнаружила в ее пещерах смешанное поселение, состоящее из прибывших когда-то в Солнечную систему гуманоидов - крешийцев и землян, которых они вывезли с Земли.
Земляне были древними иудеями времени, когда проповедовал Иисус Христос. Но самым шокирующим являлось то, что духовным вождем этого поселения был Сам Господь. Но не Тот, которого мы знаем по Евангелию, а Мессия в понимании иудеев своего времени, то есть человек, а не воплощенный Бог. Он не был рожден от Девы посредством непорочного зачатия и не совершал чудес во время Своей земной жизни. Иисус с Марса также признал, что Он будучи человеком ошибался, когда утверждал, что после Своей крестной смерти вскоре вновь явится на Землю. При этом, однако, Фармер старательно обходит стороной щекотливый вопрос о том, что произошло с Иисусом после Его распятия на кресте, а именно - Он банально умер или все же воскрес?
После того, как корабль крешийцев совершил вынужденную посадку на Марсе, Иисус явился им, и евангелист Матфей узнал Его. При этом Иисус совершил множество чудес, и именно по этой причине Его были вынуждены принять в качестве Мессии не только иудеи, но также более продвинутые в смысле технологий и морали крешийцы. В поведении Иисуса с Марса присутствовала, однако, одна раздражающая деталь - большую часть времени Он почему-то проводил в атомном реакторе, который заменял подземному поселению марсиан Солнце.
Но кем на самом деле был Иисус с Марса? Для капитана корабля землян Ричарда Орма это был далеко не праздный вопрос. Дело в том, что Орм был воспитан в семье протестантов-фундаменталистов. Однако, после того, как в университете Орм познакомился с теорией эволюции, он отошел от буквального понимания Ветхого Завета, но в буквальное понимание Нового Завета все же продолжал свято верить. Столкнувшись на Марсе с соображениями крешийцев и иудеев об Иисусе, возглавлявшем общину марсиан, Орм по понятным причинам стал подозревать, что Иисус с Марса на самом деле является антихристом. Эти подозрения укреплялись тем обстоятельством, что Иисус с Марса намеревался прилететь со своим народом на Землю и основать там Царство Божие.
В тексте романа присутствует также еще одна крайне подозрительная деталь, имеющая прямое отношение к личности Иисуса с Марса. В беседе с Ормом этот самый Иисус рассказал ему то ли в шутку, то ли всерьез об одной истории. Иисус предположил, что крешийцы во время путешествий по Космосу могли посетить некую планету, где существовали некие "электромагнитные феномены", которые на самом деле представляли собой живые и разумные существа. Крешийцы не смогли это понять, и один из таких "электромагнитных феноменов" смог прилепиться к телу и душе одного из крешийцев. Прикрепившись к его душе, это существо обрело также его совесть, и эта совесть подсказала ему, что паразитировать на душе и теле другого живого существа грешно. Именно поэтому после посещения Земли и вынужденной посадки крешийцев на Марсе "электромагнитный феномен" материализовал себя в виде Иисуса и ввел в заблуждение как крешийцев, так и землян-иудеев. Ввести всех в заблуждение совесть ему почему-то позволила. Вся эта странная история, которую Иисус с Марса рассказал, повторюсь, то ли в шутку, то ли всерьез, заставила Орма еще больше сомневаться в Его божественном статусе.
А далее последовала экспедиция на Землю с целью основать там Царство Божие. Но сначала астронавты, обнаружившие на Марсе поселение крешийцев и иудеев, рассказали ошарашенным землянам об Иисусе и Его миссии. Более того, к ним обратился также Сам Господь. При этом Он говорил не только о пище духовной, но также о вполне земных, понятных вещах. Он пообещал людям спасение от болезней, а также неограниченное продление жизни, то есть технологии, которыми обладала более продвинутая цивилизация крешийцев. Единственным условием было приобщение к истинной религии, которую нес этот самый Иисус. Он, однако, предупредил лицемеров о возмездии - принятие Мессии с Марса должно было быть искренним, и эту искренность будет легко проверить. В связи с этим Иисус напомнил лукавым людям об аде и его вечном огне. На мониторе при этой угрозе маска добра исчезла с лица Иисуса, и пламя обещанного ада отчетливо вспыхнуло в Его глазах.
А еще Иисус с Марса рассказал землянам о других поразительных вещах. Он, в частности, сообщил, что ученые Марса работают над проектом воскресения всех мертвых. В сущности, Иисус с Марса додумался в данном пункте до идеи русского философа-космиста Николая Федорова, который полагал, что мы должны воскресить своих предков, собирая их по атомам силой науки и техники.
Тем временем намерение Иисуса с Марса прилететь на Землю вызвало там чудовищный раздор. Одни приняли Его как Мессию, другие отвергли. Это относилось в том числе к евреям Израиля. Кнессет большинством голосов все же запретил приземление Иисуса вблизи Иерусалима. Папа Римский объявил Иисуса с Марса антихристом. Патриарх Константинопольский повторил это суждение. Архиепископ Кентерберийский отложил решение вопроса до лучших времен. Баптисты в своем большинстве также пришли к выводу о том, что Иисус с Марса является антихристом. Вместе с тем, возникли также протестантские секты, принимавшие Иисуса с Марса как Мессию. Священники индуизма, ислама и буддизма отнеслись к Иисусу с Марса с презрением. Но в их пастве опять же произошел раздор.
Думая о том, кто такой Иисус с Марса, Ричард Орм, командир корабля, обнаружившего поселение марсиан, испытывал чудовищные сомнения. В какой-то момент он все же пришел к выводу о том, что Иисус с Марса является лжепророком или даже самим антихристом. Именно поэтому Орм решает Его убить. Однако, в конечном счете, Орм спасает Иисуса от брошенной в Него гранаты. И тогда он понимает, что готов отдать за Иисуса с Марса жизнь, кем бы Он ни был, подлинным Мессией или "электромагнитным феноменом", который когда-то в ходе космического путешествия прилепился к душе одного из крешийцев.
Что можно сказать об этом романе? Написан он, конечно, хорошо. Я имею в виду прежде всего его стилистический аспект. И сюжет этого произведения закручен лихо. Но это, так скажем, несколько прямолинейный роман. Тем не менее, он содержит некоторые теологические углубления и в ряде моментов интересен. В частности, роман Фармера заставляет задуматься над вопросом о том, может ли религия обещать человеку решение его чисто материальных проблем? Я напомню, что Иисус с Марса пообещал землянам избавление от болезней и продление жизни. И здесь можно протянуть смысловую нить в том числе к современным спорам вокруг "теологии процветания".
Но лично меня в романе Фармера особо "зацепил" один момент - Ричард Орм, всерьез подозревая, что Иисус с Марса на самом деле является лишь разумным "электромагнитным феноменом", все же решает отдать за Него жизнь. Увы, иногда люди принимают ту или иную религию не потому, что воистину верят в то, что это правда, а по неким иным причинам, связанным с их сердцем. В связи с этим приведу известный фрагмент письма Федора Достоевского к декабристке Наталье Фонвизиной, отправленного после его выхода с каторги. В этом письме Достоевский признается, что является человеком сомнения и будет сомневаться до "гробовой доски". Более того, Достоевский в этом письме сообщает следующее: "… Если б кто мне доказал, что Христос вне истины и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной" (Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Т.28. Кн.1. Л., 1985.- С.176).
Иными словами, писатель выражает готовность поверить даже в ложь, только потому, что эта ложь удовлетворяет потребности его сердца. То же самое имело место и в случае христианина Ричарда Орма из романа "Иисус на Марсе". Это интересная и очень поучительная деталь. Но если религия все же является формой самообмана, зачем тогда вола за хвост крутить и вводить в заблуждение, как себя, так и других людей? Однако сердце человека устроено именно так, что вполне способно игнорировать все суждения разума и закрывать глаза на истину. Но подлинная религия должна быть Истиной, а не заблуждением, милым нашему сердцу. И лично я убежден, что религия Иисуса Христа является Истиной.
Все это, однако, уже есть некое отступление. Я же хотел бы вернуться к теме, с которой был начат этот фрагмент: сюжет романа Фармера "Иисус на Марсе", в котором обыгрываются священные для христиан имена и символы, способен кого-то из нас просто покоробить и даже "оскорбить" драгоценные чувства некоторых чувствительных верующих. Должен, однако, заметить, что у Фармера в данном случае не было никакого умысла задеть чьи-либо чувства. Он просто написал такой роман, и для него он являлся лишь результатом свободной игры с образами и сюжетами. Но почему Фармер вообще в своих романах часто обыгрывал религиозные сюжеты, если он по большому счету не верил в Бога, и у него не было какого-либо заведомого, циничного желания эпатировать пуританскую Америку?
Думаю, я не сильно ошибусь, если предположу, что причиной присутствия в его книгах религиозных тем была не до конца преодоленная религиозность писателя. Иногда потеря религиозности приводит к тотальному равнодушию к проблемам религии. Но так происходит далеко не всегда, часто религиозное воспитание не остается без следа. Фармер учился в пресвитерианской воскресной школе. В связи с этим, можно предположить, что автобиографическим является следующее его утверждение по поводу героини романа "Иисус на Марсе" Мадлен Дантон: "От религиозного воспитания никогда невозможно отделаться окончательно". Фармер, думается, является странным случаем атеиста, или агностика, который продолжает думать над религиозными проблемами, даже в том случае, когда его личная религиозность, в сущности, потерпела крушение.
Все сообщенное выше, думаю, вызовет у многих заслуженные сомнения - а стоит ли вообще тратить время и писать статью о таком странном фантасте, как Фармер? Это может показаться тем более сомнительным делом, если учесть его постоянную озабоченность темой секса. Кроме того, многие книги Фармера написаны в жанре приключенческой фантастики, а потому могут восприниматься как откровенно низкопробные, принадлежащие скорее к масс-культуре. Из числа перечисленных Альфредом Бестером семи американских фантастов Фармер, конечно, на порядок лучше Роберта Хайнлайна, но ему явно не хватает философичности и глубины Рэя Брэдбери. В самом деле, Фармер пишет о религии в романе "Иисус на Марса" открытым текстом. В "Марсианских хрониках" Брэдбери этого нет, тем не менее, некоторые критики усматривают в данном произведении Брэдбери религиозный подтекст. К сожалению, когда Фармер пишет о религии, то зачастую касается лишь ее внешних атрибутов. Между тем, подлинно религиозным может быть даже чисто светский роман, если в нем затрагиваются такие категории, как Грех, Покаяние, Любовь, Долг, Истина.
И все же книги Фармера явно заслуживают определенного внимания. Описывая приключения своих героев, он обычно выказывает недюжинную фантазию и способность увлекательно строить повествование, проявляет себя как выдающийся стилист, придающий особое значение деталям повествования. Кроме того, стоит иметь в виду, что многие романы Фармера не стоит воспринимать всерьез. Нередко они являются результатом пародии или свободной литературной игры. Например, роман "Летающие киты Исмаэля" ("The Wind Whales of Ishmael", 1971) представляет собой литературную игру по поводу классического американского романа Германа Мелвилла "Моби Дик, или Белый Кит" ("Moby-Dick, or The Whale", 1851). В результате, у Фармера получилось весьма впечатляющее литературное полотно, в котором очень искусно совмещены элементы реальности и фантастики. А еще, когда Фармер пишет о религии, он все же часто обсуждает интересные темы. Его романы и рассказы будят воображение и заставляют задуматься, в том числе и о важных религиозных проблемах.
Особо подчеркну и то, что Фармер помимо Клайва Льюиса является одним из очень немногих значительных фантастов, создавших "положительный образ" христианина. У Фармера это отец Джон Кэрмоди - покаявшийся убийца, ставший монахом, который путешествует по Вселенной и разгадывает разнообразные религиозные загадки. Сюжеты, посвященные отцу Джону Кэрмоди, были опубликованы в сборнике "Отче звездный" ("Father to the Stars", 1981). Первоначально я вообще хотел ограничиться лишь анализом рассказов из этого сборника, но затем решил дать минимальный комментарий и к другим романам Фармера, которые напрямую касаются религиозных тем. Однако, сначала есть смысл привести некоторые биографические сведения о самом писателе, которые я почерпнул главным образом в Сети, в том числе в обзорной статье Даниэля Смушковича "Эпатаж, или немного о Филипе Фармере".
Итак, несколько сюжетов из биографии фантаста:
Филип Хосе Фармер (26 января 1918 г. - 25 февраля 2009 г.) родился в провинциальном городке Норт Терре Хот (штат Индиана). После окончания школы в 1936 году Фармер работал электромонтером и одновременно учился в Университете Брэдли (штат Иллинойс), а также в Университете штата Миссури и в Университете штата Аризона. В 1941 году Фармер женился, и это заставило его перейти на более тяжелую, зато лучше оплачиваемую работу на сталелитейный завод в городе Пеория (штат Иллинойс), где он проработал последующие одиннадцать лет контролером и крановщиком. Однако свое призвание Фармер видел все же в писательском труде, а более конкретно - в жанре научной фантастики. В 1949 году он возобновил обучение в Университете Брэдли, где получил в 1950 году степень бакалавра английской филологии. Также он закончил Университет штата Аризона и в 1965 году получил степень бакалавра в области писательского мастерства.
Первой публикацией Фармера стал маленький реалистический рассказ "О'Брайен и Обренов" ("O'Brien and Obrenov"), который появился в 1946 году в журнале "Adventure" и не представлял собой ничего особо интересного. Подлинным литературным дебютом Фармера стала фантастическая повесть "Любовники" ("The Lovers", 1952), за которую он получил очень престижную для писателя-фантаста премию "Хьюго". Любопытно, что это произведение было отвергнуто Джоном Кэмпбеллом, прославленным издателем американской научной фантастики, редактором журнала "Astounding Science Fiction". Не оценил ее и другой маститый издатель - Гораций Голд, редактор не менее известного журнала "Galaxy Science Fiction". "Любовников" рискнул опубликовать лишь журнал "Startling Stories" - "Потрясающие истории". Эта повесть стала подлинно новаторской, поскольку нарушила сразу два табу, существовавших в среде американских издателей журналов научной фантастики, а именно табу на обсуждение проблем секса и религии, табу, которые были неизбежной данью пуританской Америке.
Повесть Фармера "Любовники" написана в жанре теократической антиутопии. Она рисует картину достаточно мрачного будущего человечества, которое, пережив Апокалиптическую битву, то есть, надо полагать, Третью Мировую Войну, оказалось расколотым на несколько государств. Государство, в котором разворачиваются события романа - Гайяак, - оказалось охваченным новым религиозным культом, основанным неким Айзеком Сигменом, автором монументального священного писания под названием "Талмуд Запада". Интересно, что согласно Фармеру цивилизация вполне может сочетать высокий уровень технологического и научного развития с явно примитивными и даже абсурдными религиозными догмами, которые каким-то странным образом способны эту самую цивилизацию поработить.
По учению новой Церкви Сигмен не умер, а "шагнул в иновремя", то есть в некую реальность, которой, видимо, подчинено течение самого времени. При этом Сигмен согласно догматам его религии может вернуться к нам в любое время. Будучи почти богом, Сигмен обладает способностью творить истинное будущее, а именно - "истиннизм". Поэтому Его звали также Впередником. Сигмену, однако, противостоит его антипод, собственный брат и ученик-отступник, сын дьявола, которого сторонники нового культа логично называли Обратником. Это существо, которое вечно сопротивляется Сигмену и творит ложное будущее - "псевдобудущее", или "анти-истиннизм". И если с людьми происходило что-то плохое, например, они попадали в катастрофу, это означало только то, что данные люди неосознанно поддались влиянию Обратника и этим самым при его участии сфабриковали ложное будущее.
Новое устройство общества, утвержденное Сигменом, предполагало собой тотальный синтез Церкви и государства. Для этого синтеза был даже придуман особый термин - "Церкводарство" или в другом переводе повести - "Госуцерквство". Это откровенно тоталитарная структура, которая превратила всех людей государства Гайяак в элементы одной гигантской машины - в "гайки", составляющие ее аппарат. Власть в нем принадлежала полицейским - аззитам и новым попам - уриелитам. При этом к каждому гражданину нового общества был приставлен "ангел-хранитель" - полицейский, контролирующий его мысли и поступки и в случае чего отправляющий его на Высшую Меру, то есть, надо полагать, на расстрел. А еще культ Сигмена жестко подавлял человеческую сексуальность. Отношение к сексу сторонников Сигмена в повести Фармера формулируется так: "Мужчина и женщина да возненавидят всей душой звериное совокупление, как нечто такое, чего Наивысший Разум, взирающий из космоса, временно не исключил еще на пути совершенствования человека… Настанет время, и дети будут являться на свет силою чистого помышления. А до той поры да признаем мы за всем, что связано с совокуплением, благо одно единственное - детей". Увы, но все это прямо совпадает с суждениями некоторых Отцов Церкви, которые полагали, что секс является грязью, а до грехопадения Адам и Ева могли размножаться "духовным" способом.
Главным героем книги является ученый-лингвист Хэл Ярроу. Начинается повесть с его полуосознанного, находящегося на грани между явью и бредом шепота: "Надо выбираться. Где-то же должен быть выход". Ярроу одновременно верит в догматы, придуманные Айзеком Сигменом, и не верит в них. Он при этом всячески избегает от общения со своим "ангелом-хранителем". Однако человеком, осознанно сопротивляющимся "Церкводарству", его все же считать трудно. Его бунт против культа Сигмена носит полуосознанный, стихийный характер. На самом деле он вполне искренний сторонник культа Сигмена, но его удручает тотальный и безжалостный контроль со стороны "Церкводарства", а также полное отсутствие духовной свободы.
Хотя секс, в сущности, осуждается религией Сигмена, истинная сигменитка жена Хэла Ярроу Мэри настойчиво требует от него регулярного выполнения "супружеского долга" и в связи с этим даже "стучит" на мужа его "ангелу-хранителю". Сигмен вообще хотел бы, чтобы люди были отделены от всех физиологических процессов, включая даже прием пищи. Поэтому во время обеда люди надевали специальные широкополые шляпы, снабженные черной вуалью, которая скрывала процесс поглощения пищи.
В основе повести "Любовники" лежит история космического путешествия группы землян, в число которых попал также Хэл Ярроу. Целью путешествия была планета Оздва, на которой земляне ранее обнаружили цивилизацию разумных жуков, несколько отставших по уровню науки и техники от землян. Тайная цель последних состояла в колонизации и уничтожении аборигенов ради приобретения "жизненного пространства". При этом на одном из материков планеты Оздва в совсем недавнем прошлом обитали гуманоидные существа. Более того, оказалось, что этот материк вскоре после Апокалиптической битвы посетила экспедиция землян-французов. Именно поэтому на новой планете Хэл Ярроу неожиданно для себя встречает женщину Жанетту и влюбляется в нее. Но их тайный роман закончился катастрофой. Жаннета оказалась не человеком, а лишь особым паразитическим организмом - лэйлитой, хордовым псевдочленистоногим существом, мимикрирующим под человека. В процессе родов она просто умерла, поскольку такова была ее физиология. Вместо нее остались жить ее личинки, возникшие в результате сексуального контакта с землянином.
История любви землянина к инопланетянке, как утверждает Даниэль Смушкович, изображена с "пугающей откровенностью", хотя ничего особенно шокирующего в этой истории я, честно говоря, не увидел. И все же не случайно, что первый русский перевод повести имел название "Грех межзвездный". История ее главного героя, как уже говорилось выше, представляет собой постепенное освобождение от авторитарных религиозных догм и репрессивного отношения к сексу.
Следующие два рассказа Фармера "На парус! На парус!" ("Sail On! Sail On!", 1952) и "Мать" ("Mother", 1953) также имели успех. Ободренный им Фармер оставил профессию рабочего и занялся исключительно писательским трудом. В результате, он продал в "Startling Stories" повесть "По женщине в день" ("A Woman a Day", 1953), которая позднее вышла отдельной книгой под названием "Остановка времени" ("Timestop!", 1960). Однако, дальнейший путь Фармера в научную фантастику оказался трудным и тернистым. Ему систематически не везло с издательствами. В частности, неудачей обернулось сотрудничество Фармера с издательством "Startling Stories", где должен был быть опубликован его роман "Звери лесные". Увы, журнал прекратил свое существование. В результате, читатель увидел роман о любви человека к женщине-кентавру лишь через десять лет в переработанном виде под названием "Дэйр" ("Dare", 1965).
Еще одной неудачей Фармера можно считать задержку с публикацией романа "Белая богиня", который опять же вышел позднее в переработанном виде под названием "Плоть" ("Flesh", 1960). В этой книге описывается религиозный культ Великой Седой Матери, которым оказалась в далеком будущем охвачена часть Америки после экологической катастрофы. Об этом произведении речь еще пойдет ниже. Сам же роман Фармера был написан под сильным влиянием известной работы английского поэта и религиоведа Роберта Грейвса под названием "Белая богиня" ("The White Goddess", 1948), в которой предпринималась попытка реконструкции древних языческих культов Европы.
Следующим пунктом в списке неудач Фармера стало разорение чикагского издательства "Shasta". Оно объявило конкурс, и на нем победил первый роман Фармера "Плотью обязан" ("I Owe for the Flesh"). Однако, его рукопись вообще затерялась где-то в редакционных архивах. Позднее этот роман стал основой для первой книги пенталогии "Мир Реки". Найденная через какое-то время исходная версия "Плотью обязан" была опубликована лишь в 1983 году под названием "Река Вечности" ("The River of Eternity"). Но это произошло после, а пока казалось, что карьера молодого фантаста потерпела полный крах. Одно время ему вновь пришлось вернуться к профессии рабочего. При этом он сменил множество мест работы - от сталелитейщика до писателя-популизатора, причем на последнем поприще он добился немалых успехов и работал, в том числе, на фирмы "Дженерал Электрик" и "Моторола". Единственным ощутимым результатом и утешением за первые семь лет творчества стал для Фармера роман "Одиссея Грина" ("The Green Odyssey", 1957). Он был опубликован в престижном издательстве "Ballantine". Роман написан в жанре "планетарных приключений", в котором так преуспел выдающийся американский фантаст Джек Вэнс.
И все же, несмотря на откровенные неудачи, Фармер продолжал писать. Из числа текстов, написанных в 50-е и в начале 60-х годов, можно особо отметить повесть "Растиньяк-дьявол" ("Rastignac the Devil", 1954), роман "Шиворот- навыворот" ("Inside Outside", 1964) и два программных рассказа - "Человек из переулка" ("The Alley Man", 1959) и "Отвори, сестра моя" ("Open To Me, My Sister", 1960). Каждый из этих текстов представляет собой определенный интерес, и о некоторых из них речь еще пойдет ниже. В 1967 году Фармер получил вторую премию "Хьюго" за повесть "Пассажиры с пурпурной карточкой" ("Riders of the Purple Wage"), которая была стилизована под роман "Поминки по Финнегану" Джеймса Джойса и представляла собой пародию на общество потребления. И лишь в 1969 году, имея на своем счету двенадцать романов и три сборника рассказов, Фармер вновь уходит в профессионалы. Настоящий успех пришел к нему лишь в 70-годы, а последующий период лишь упрочил его славу выдающегося фантаста.
Фармер является автором около полусотни романов и множества рассказов. При этом во многих из них в той или иной мере присутствуют религиозные темы. Ниже я попытаюсь дать анализ некоторых его книг, имеющих отношение к религии, и начну я с цикла романов "Мир Реки". Своеобразным прологом к нему стала серия рассказов, опубликованная им в 60-е и в начале 70-х годов в журнале "Worlds to Tomorrow". Сама же тема Мира Реки непосредственно связана с ранним романом Фармера "Плотью обязан" ("I Owe for the Flesh"), рукопись которого когда-то затерялась в архивах издательства "Shasta".
В сериал "Мир Реки" входят следующие романы:
Кроме того, к этому циклу романов примыкают следующие повествования Фармера:
Остается только добавить, что замысел Мира Реки оказался привлекательным и для других фантастов. В результате, под редакцией Фармера было выпущены две антологии - "Легенды Мира Реки" ("Tales of Riverworld", 1992) и "Приключения Мира Реки" ("Quest to Riverworld", 1993). Один рассказ каждого из этого сборников был написан самим Фармером, а все остальные - другими авторами.
Истоки интереса Фармера к проблемам религии лежали в его подростковом возрасте. Об этом он откровенно рассказывает в своем романе "Темные замыслы" ("The Dark Design", 1977) из сериала "Мир Реки". За первый роман этого цикла - "В свои разрушенные тела вернитесь" ("To Yours Scattered Bodies Go", 1971) - Фармер получил третью по счету престижную для фантаста премию "Хьюго". Там описывается воскрешение всех когда-либо живших на Земле людей в долине гигантской Реки, петляющей по искусственной планете. Воскрешение было осуществлено некими таинственными существами - "этиками", представителями иной цивилизации, далеко опередившими землян не только в науке и технологиях, но также в морали.
В романе "Темные замыслы" среди прочих персонажей фигурирует вымышленный американский фантаст Питер Фригейт, который даже по его инициалам представляет собой alter ego самого Фармера. В предисловии к серии романов "Мир Реки" Фармер сам сообщает, что образ Питера Фригейта во многом является автобиографичным. Тем не менее, писатель все же посчитал нужным заявить, что Фригейт соотносится с реальным Фармером не более, чем герой романа о Дэвиде Копперфильде с писателем Чарльзом Диккенсом, создавшим этот образ. И все же ясно ощущается то, что в рассказе о становлении мировоззрения Питера Фригейта Фармер описывает свой собственный опыт взросления.
В подростковом возрасте Фригейта мучили две вещи - раннее сексуальное созревание и религиозные проблемы. Когда в седьмом классе его вызывали отвечать, он краснел и терялся. При виде пышного бюста учительницы его пенис трепетал. Сидя с родителями в кино, на фильме, где у героини было излишне открытое платье или была видна подвязка, он прятал в карманы дрожащие руки. Родители Фригейта исповедовали культ секты "Христианская наука". Основательница этой религиозной корпорации Мэри Беккер Эдди учила о том, что любое заболевание может быть излечено путем интенсивной и безоговорочной веры в исцеление. Отец Фригейта вроде бы верил во все это, тем не менее, в состоянии религиозной апатии он почему-то отправил своего сына, которому тогда исполнилось одиннадцать лет, в пресвитерианскую воскресную школу. В ней Фригейту была преподана доктрина Жана Кальвина.
В результате, во Фригейте соединились два религиозных начала. В учении "Христианской науки" все материальное оценивалось как иллюзия и зло. Единственной реальностью была объявлена лишь душа. Согласно же учению Кальвина во Вселенной осуществляется Предопределение, в соответствии с которым Бог еще до создания мира одних предназначил к райскому блаженству, а других - к вечным адским мукам. Эта доктрина вселила во Фригейта глубокий ужас. Фармер в своем романе пишет об этом так: "Немногих избирает Бог во спасение, остальных отправляет в ад. В этом нет ни поэзии, ни высокого смысла, осуществляется лишь однажды сделанный божественный отбор. Можно жить чистой жизнью, проводить дни и ночи в молитвах, но в конце концов вас отправят в единственное уготованное вам прибежище. Агнец, овца, которую неизвестно почему Бог отметил Своей милостью, приближен и посажен одесную Его. Таинственно отвергнутый козлище низвергается в геенну огненную".
В двенадцать лет Фригейта мучили ночные кошмары, в которых Мэри Беккер Эдди и Жан Кальвин сражались за его душу. Не удивительно, что в четырнадцать лет он решил вообще порвать с обеими религиями, также как и со всеми остальными. Религиозные терзания Фригейта, разумеется, можно понять, но едва ли можно оправдать один его, мягко говоря, неблагообразный поступок. Будучи раздраженным от разочарования в религии, а также сильно пьяным, Фригейт привел в католический храм девушку и уложил ее прямо в алтаре. Девушка была еврейкой и ненавидела католицизм, потому что поляки-иммигранты часто поколачивали ее только за то, что она еврейка. Фригейт не привел ее в пресвитерианский храм: он ощущался им как откровенно нищенский и тоскливый. Фригейту казалось, что там и Самому Богу приткнуться было бы негде. Другое дело католический костел, где все восхваляет Его могущество и величие. В оправдание Фригейта могу сказать только то, что уже на следующий день он горько сожалел о своей выходке.
Став в юности атеистом, Фригейт, однако, не избавился от сомнений. В девятнадцать лет он повстречал друга - Боба Олвуда, парня из религиозной семьи, который тоже пришел к безбожию. Но затем с Бобом случилась беда - его родители умерли от рака. Потрясение, вызванное их смертью, заставило Боба вновь обратиться к религии. Он не мог смириться с тем, что его родители ушли навсегда, и он больше никогда их не увидит. Поэтому он стал посещать религиозные собрания и слушать проповеди. В этот период жизни Фригейт и Боб часто встречались и беседовали о религии, обсуждая, в частности, вопрос о достоверности Библии. Однажды Боб уговорил Фригейта посетить религиозное собрание, где должен был выступить известный проповедник Роберт Рэнсом. К своему удивлению Фригейт ощутил в процессе богослужения глубокое волнение. Он даже опустился перед пастором на колени и признал Иисуса Христа своим Господом и Спасителем. Однако через месяц от его былого энтузиазма не осталось и следа. В свое оправдание Фригейт говорил, что от религии его оттолкнула излишняя эмоциональность и восторженность новообращенных.
Когда Фригейту исполнилось шестьдесят лет, он по-прежнему пребывал в сомнениях. Между тем смерть была уже не за горами, из его друзей многие умерли. В юности он часто думал о великом множестве людей, живших до него. Они рождались, страдали, любили, смеялись, плакали и умирали. И те, которые будут жить после них, тоже уйдут в небытие вместе со своей скорбью, ненавистью и любовью. А с гибелью Земли все вообще станет прахом. Тогда к чему все, что было, есть и будет? Находились, однако, люди, утверждавшие, что смыслом жизни является сама жизнь, но Фригейту подобные мысли казались "идиотским самообманом". Фригейт продолжал примерять на себя разнообразные религии. Он интересовался психоанализом, оккультными науками, дзен-буддизмом, трансцендентальной медитацией и еще многим другим. Одно время его очень привлекал католицизм. И все же паломничество Фригейта в страну религий не закончилось ничем реальным. Он неизменно находил в религиозных учениях уязвимые места и в конце концов пришел к выводу о том, что религиозные люди обманывают себя, прячась в раковину догм.
Здесь я хотел бы вновь вернуться к обсуждению проблемы вечных адских мук, поскольку обеспокоенность этим ощущается в ряде мест других романов сериала "Мир Реки". Прежде всего это относится к первому роману серии - "В свои разрушенные тела вернитесь" ("To Yours Scattered Bodies Go", 1971). Напомню, по сюжету романа все когда-либо жившие люди были воскрешены и обнаружили себя в обнаженном виде на искусственной планете в долине гигантской Реки. Те, кто не верил в Бога, были убеждены, что попали в ад. Те же, кто были при жизни уверены в том, что попадут на небеса, испытали потрясение, обнаружив себя после воскрешения голыми. Дело в том, что на многих изображениях загробного мира те, кто попал в ад, обычно изображались обнаженными, а те, кто вознесся на небеса, - одетыми. Именно потому в романе Фармера исходной эмоцией воскрешенных людей, в том числе искренне верующих христиан, был безумный страх пред карой со стороны Бога. Позднее первый день новой жизни людей в долине Реки был назван им "Днем Великого Крика".
После воскрешения ужасаются и запоздало каются даже самые закоренелые атеисты. Один из таких примеров - Алиса Харгривс - прототип героини "Алисы в стране чудес" и "Алисы в Зазеркалье" Льюиса Кэрролла,- сказок, известных и детям, и взрослым. Об этом Фармер рассказывает еще в своем раннем романе "Река Вечности" ("The River of Eternity"), опубликованном лишь в 1983 году. На страницах этого романа, в отличие от романов серии "Мио Реки", Алиса фигурирует под именем Филлис Макбейн, но это не суть важно. Важно то, какие воспоминания, справедливо или нет, вложил ей в душу Фармер. Текст романа сообщает, что Алиса была воспитана среди христиан-протестантов, однако в зрелые годы после размышлений на религиозные темы она стала агностиком и решила, что пугало адского пламени просто используется проповедниками для того, чтобы люди стали терпимее и добрее. Далее, она пришла к выводу о том, что добро, порожденное страхом, есть плохое добро, и всякий, у кого есть хотя бы половина глаза, не может не видеть этого. Ненависть, предрассудки и кровопролитие - вот неизбежные результаты такого "страха Божия".
Но, очутившись на берегу Реки, Алиса испытала чудовищный, безумный страх. Неожиданно для себя она обнаружила, что старый, детский ужас, который вбивали ей в сердце в приходской школе, никуда не исчез. Он настолько глубоко въелся в душу, что ей на берегу Реки не удалось избежать страшного потрясения. Алиса при этом глубоко раскаивалась в том, что перестала верить в грозного протестантского Бога и в Предопределение. Она раскаивалась, что не ходила в церковь, смеялась над священниками, пугавшими ее вечными адскими муками, и отвращала свой взор от Креста.
В романе "В свои разрушенные тела вернитесь" после воскрешения в ужасе мечется по берегу Реки также известный английский авантюрист, писатель, путешественник и дипломат Ричард Бертон. В свое время он совершил путешествие к истокам Нила и открыл озеро Танганьика. Кроме того, он, возможно, был первым европейцем, посетившим Мекку, а также перевел на английский язык "Сказки тысячи и одной ночи" и "Кама-сутру". Бертон не верил в Бога, изображаемого христианами, мусульманами, индусами и представителями всех прочих религий. Он верил только в Ричарда Фрэнсиса Бертона и еще в нескольких своих друзей. А еще он твердо верил в то, что когда умрет, мир прекратит для него всякое существование. Это был явно нетрусливый человек. Тем не менее, в первые минуты после воскрешения Бертон подобно многим другим персонажам романа изнывал от жуткого, разрушающего душу страха: "Ужас и истерия охватили и Бертона. Ему захотелось пасть на колени и молиться о спасении от Страшного Суда. Ему хотелось милосердия. Он боялся увидеть ослепительное лицо Бога, которое могло появиться над вершинами этих гор, лицо, сияющее ярче тысячи солнц. Страшный Суд должен был быть столь ужасным, столь всецело окончательным, что он не смел даже подумать об этом. Когда то давно ему привиделось, что после того как он умрет, он предстанет перед Богом. В том кошмаре он был маленьким и голым, стоявшим посреди огромной равнины, напоминающей эту, но тогда он был совершенно один. И тогда Бог, огромный как гора, двинулся к нему. А он, Бертон, не сдвинулся с места. Он бросил вызов самому Богу. Здесь же Бога не было, но тем не менее он позорно бежал. Он бежал по равнине, натыкаясь на одних, обегая других, перепрыгивая через третьих, катавшихся по земле. И на бегу он вопил: - Нет! Нет! Нет!"
Позднее в романе "Темные Замыслы" ("The Dark Design", 1977) из серии "Мир Реки", появляется фигура Сирано де Бержерака, еще одного явно нетрусливого и неглупого человека. Он был известен не только как искусный фехтовальщик, но и как писатель, в частности, как автор фантастических произведений "Иной свет, или Государства и империи Луны" и "Иной свет, или Государства и империи Солнца". При жизни Сирано был свободомыслящим человеком и презирал попов. Однако на смертном одре Сирано все же пригласил к себе католического аббата и покаялся в своих грехах. В беседе с одной из героинь романа, мисс Галбирой, Сирано так рассказывает об этом эпизоде:
"Действительно, я заявил, что виновен в богохульстве и безверии, и просил Господа о прощении. Я сделал это! Я, ненавидящий разжиревших, самодовольных, невежественных, лицемерных попов и их бесчувственного Бога! Поймите... вы жили в мире, свободном от предрассудков, и даже представить себе не можете страх перед вечным огнем, вечными муками в аду... Вы не в силах вообразить этот треклятый, въевшийся в душу страх... С самого детства он начинал пропитывать вашу плоть и ваш мозг... Вот почему в свой смертный час, в диком страхе перед геенной огненной, я уступил сестре, этой беззубой суке, и доброму верному другу Ле Брэ, сказав, что покаюсь и спасу свою душу, а вы, моя дорогая сестра и дорогой друг, можете радоваться и молится за меня, чтобы я попал в чистилище.
Что мне оставалось? Кому может повредить мое покаяние? Ведь если Христос действительно Спаситель, и спасти тебя Ему ничего не стоит, если существует и рай, и ад, то нужно быть последним болваном, чтобы не позаботиться о своей никчемной шкуре и бессмертной душе. С другой стороны, если после смерти - лишь пустота небытия, то что я теряю? А так я осчастливил свою сестру и добросердечного Ле Брэ".
Позднее в другой беседе с той же героиней романа Сирано возвращается к этой теме и признается: "Я безумно страшился вечного огня в аду", а далее признается, что этот ужас был заложен в него еще в детстве. Замечу также, стоит лишь раз запустить этот страх в душу и побороть его будет крайне трудно. Эту мысль можно подкрепить также одной цитатой из романа Фармера "Сказочный корабль" ("The Fabulous Riverboat", 1971) серии "Мир Реки": "Ставший однажды рабом остается им навсегда. Даже когда восстает, убивает или погибает, сражаясь за свои права, он не считает себя свободным человеком. У тех, кто с детских лет дышал зловонием рабства, каждая мысль и каждый поступок несут отпечаток неволи, укрепляя тем саамым мир геноцида и дискриминации".
Отзвуки озабоченности Фармера темой вечных адских мук можно обнаружить также в других его текстах, например, в повести "Ночь Света" и в рассказе "Отношения", относящиеся к циклу текстов, посвященных отцу Джону Кэрмоди.
В "Мире Реки" затрагивается целый ряд интересных и важных богословских тем, но я прежде всего хотел бы остановиться на проблеме того, как можно совместить догмат о вечности адских мук грешников с представлением о благости и справедливости Бога. Напомню, что именно на данном догмате споткнулась религиозность самого Фармера.
Обозначенная проблема вообще является одной из самых трудных в христианской теологии. Бернар Себоюэ в статье "Вечен ли ад?" пересказывает впечатление теолога и философа Жана Элюэна, который еще в раннем детстве пережил ощущение леденящего ужаса от понимания того, что Бог отправит многих людей в ад на вечные муки. В детстве Элюэн часто рассматривал картину Страшного Суда, на одной стороне которой были изображены избранные, а на другой - отверженные. Посередине был изображен циферблат со стрелкой часов, навеки застывшей на отметке "всегда-никогда". Свои впечатления от этой страшной картины Элюэн передает в следующих словах: "Непостижимо жуткое изображение вселяло мертвящий ужас, который невозможно было выразить словами. Как Бог - высшее Добро - мог обречь отверженных на бесконечное страдание?" (Себоюэ Б. Вечен ли ад? // Страницы, 2000.- Т.5. Вып.3.- С.337).
Объяснения бабушки Элюэна по поводу этой картины представляли собой распространенный сюжет лицемерия. Она говорила ему примерно следующее: ад - это для других, это вовсе не для нас, не для тех, кто любит "доброго Бога". Думаю, каждый из нас хотя бы раз в жизни испытывал острую физическую или душевную боль. Представьте теперь, что эта боль будет длиться вечно, без всякой надежды на избавление. Что может быть безысходнее и тоскливее такой перспективы? Возникает вполне понятная мысль - а не лучше ли было бы вообще не создавать Вселенную, если в исходе в ад отправится великое множество людей?
Здесь возникает совершенно законный вопрос к сторонникам догмата о вечных адских муках: как им удается с такими идеями жить - есть, пить, дышать, а самое главное - спокойно спать? Ведь приверженность такой доктрине требует от человека тотальной мобилизации, направленной на спасение других людей, мобилизации, отбрасывающей даже мысль о создании собственной семьи. Ведь, если вечные адские муки - это реальность, нужно не плодить детей, про которых еще не понятно, спасутся они или нет, а положить всю свою жизнь на проповедь Евангелия грешникам. Между тем, по моим скромным наблюдениям, сторонники доктрины о вечных адских муках, как правило, ведут обычный, размеренный образ жизни и особым горением не отличаются.
Добавлю к этому, что доктрина вечных адских мук используется нашими оппонентами в идейной войне против Церкви. Гневную оценку запугиваниям вечными адскими муками дал, в частности, такой известный враг христианства как Ричард Докинс, который в книге "Эгоистический ген" ("Selphish Gene", 1976) написал: "Это особенно мерзкий способ убеждения, причинявший людям сильные психологические страдания в средние века и сохранивший свое воздействие даже в наши дни" (Докинз Р. Эгоистический ген. М., 1993, с. 183). Стоит заметить, что одной из причин отпадения Чарльза Дарвина от христианства был именно догмат о вечных адских муках. Он не мог смириться с тем, что многие его друзья попадут навечно в ад только потому, что не разделяли догматов христианства. В связи с этим Дарвин однажды назвал христианство "проклятой доктриной".
Что же касается ада, то это воистину ужасное место. Перечислю некоторые известные евангельские метафоры, описывающие адские муки:
Клайв Льюис в книге "Боль. Проблема страдания" (Чикаго, 1987) пишет о том, что нет доктрины в христианстве, которую он не хотел бы устранить больше, чем доктрина о вечном аде. Он также сообщает, что уплатил бы любую цену для того, чтобы спаслись все люди, а еще он пишет об аде следующее: "Я не буду пытаться доказывать, что это учение вполне сносно. Выскажемся начистоту: оно не выносимо" (Льюис К. Боль. Проблема страдания. Чикаго, 1987, с.120). Тем не менее, далее в тексте своей книги Льюис выдвигает целый ряд аргументов в пользу существования вечного ада и по сути капитулирует перед этим учением. Об аргументах Льюиса речь еще пойдет ниже. Пока замечу только, что в христианской апологетике часто акцент делается на ипостаси Иисуса Христа как сострадательного Спасителя человеков. При этом, однако, не редко вообще забывают о Его ипостаси как сурового Судьи. Русский писатель и философ Дмитрий Мережковский в свое время написал книгу "Иисус Неизвестный" (1934), в которой описывал жесткое поведение Спасителя, выгоняющего бичом менял из храма и выносящего суровый приговор людям на Страшном Суде.
О том, что многие люди пойдут в ад на вечную муку говорит уже Ветхий Завет. В частности, в Книге Пророка Даниила утверждается: "И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление" (Дан. 12:2). Аналогичные места есть и в Новом Завете, например, в Евангелии от Матфея в известной притче об овцах и козлищах. Там говорится, что на Страшном Суде Иисусом Христом будут сказаны грешникам следующие страшные слова: "…Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его" (Мф.25:41). Замечу также, что Евангелие учит об "узком пути" к райскому блаженству, и об этом говорит Сам Иисус Христос в Нагорной проповеди: "Входите тесными вратами; потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь и не многие находят их" (Мф.7:13-14). Приведенные выше слова Спасителя по сути означают, что большинство людей после Страшного Суда все же попадет в ад. Приведу также еще одно высказывание Иисуса Христа, на этот раз из Евангелия от Луки: "Не бойся, малое стадо! Ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство" (Лк.12:32). И это опять же свидетельствует о том, что спасется меньшая часть людей.
Проблему ада можно еще и усугубить, и находились влиятельные христианские теологи, которые занимались этим сомнительным делом. Так, блаженный Августин и ряд других Отцов Церкви учили о том, что младенцы, которых по тем или иным причинам не удалось крестить, тоже будут вечно мучиться в аду. Им, правда, будет дана одна поблажка - страдания их будут наиболее щадящими. Идея эта вполне чудовищна и вообще ставит крест на "облико морале" подобных теологов. Против элементарных моральных норм они, думается, не сильно согрешали, но они согрешили против самого духа Добра, которым пронизан Новый Завет, и если есть высшая справедливость, за такие идеи их ждет расплата. Еще одна жутковатая мысль об аде принадлежит другому именитому теологу - Фоме Аквинскому. Он полагал, что спасенные будут даже испытывать дополнительную радость от созерцания мук грешников, справедливо горящих в аду (Себоюэ Б. Вечен ли ад? // Страницы, 2000, т.5, вып.3, с.336). Близкую по смыслу, но несколько смягченную форму этой уродливой идеи можно обнаружить у американского христианина-протестанта Рэнди Алькорна, который написал несколько книг, посвященных теме Небес. В одной из них Алькорн сообщил следующее: "...Знание о справедливом возмездии Господа для находящихся в аду, возможно, еще более усилит нашу благодарность Ему" (Алькорн Р. Что ожидает нас на небесах. Новосибирск, 2005, с.109).
Возможны также иные уродливые модификации идеи ада. В связи с этим есть смысл вспомнить о доктрине Жана Кальвина о Предопределении, которая в свое время произвела столь гнетущее впечатление на юного Фармера. Напомню, согласно этой доктрине Бог еще до сотворения Вселенной одних людей предопределил к вечной славе, а других к вечному проклятию. Английский поэт XVII века Джон Мильтон, автор прославленной поэмы "Потерянный и возвращенный рай", по этому поводу однажды заявил: "Пусть я попаду в ад, но такой Бог никогда не заставит меня уважать Себя" (цит. по Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990, с.140).
Христианство не было первым учением, говорящим о вечных загробных муках. В связи с этим напомню о двух сюжетах из древнегреческой мифологии: это миф о Сизифе, который за оскорбление богов был обречен вечно катить камень в гору, а также сюжет, посвященный данаидам - дочерям царя Даная, убивших в первую брачную ночь своих мужей и вынужденных в качестве наказания вечно наполнять водой дырявые бочки. Но дело не в том, что учение о вечных адских муках можно найти где-то еще, а в том, что эта доктрина присутствует в нашей религии, и это обстоятельство нужно как-то комментировать. Надо сказать, что в Церкви время от времени появлялись богословы и мистики, которые отрицали вечность адских мук. Некоторым смягчением доктрины ада является уже католический догмат о чистилище. Согласно учению Римско-Католической Церкви люди, умершие в мире с Богом, но отягощенные очень серьезными грехами, прежде чем водвориться у Господа понесут наказание в особом месте, именуемом чистилищем. Если расширить учение о чистилище, можно предположить, что души всех грешников после соответствующего наказания будут все же спасены.
Мысль о том, что грешники будут страдать после смерти соответственно мере своих грехов, высказывалась в истории Церкви неоднократно. Именно такой точки зрения придерживались Ориген, греческий теолог II-III века, а также Григорий Нисский, Отец Церкви, живший в Малой Азии в IV веке. Оба они при этом использовали термин "апокатастасис", что означает при переводе с греческого языка "восстановление". Имеется в виду всеобщее восстановление всех тварей в добре. Причем здесь имелись в виду в том числе демоны и даже сам сатана. Сомнения того в том, что муки грешников не будут вечными, стали особенно характерными в наше время по причине "смягчения нравов". В этом смысле одним из примеров является, в частности, концепция "хирургического ада" Жана Элюэна, который полагал, что грехи не смешиваются целиком с самим человеком. Грешная часть души человека будет отсечена и подвергнута всепожирающему огню, который ее уничтожит и тем самым очистит человека (Себоюэ Б. Вечен ли ад? // Страницы, 2000. Т.5, вып.3, с.340). В Русской Православной Церкви проблема вечных мук грешников сегодня активно обсуждается в связи с книгами митрополита Илариона (Алфеева) и особенно - с лекциями и книгами профессора Московской Духовной Академии Алексея Ильича Осипова, которые защищают именно сценарий апокатастасиса - всеобщего спасения.
Рассмотрим вопрос о вечности/не вечности адских мук через призму отдельных пунктов-"узлов", в которых взвешивались бы аргументы "за" и "против" этой доктрины. Такую структуру, а также содержание некоторых пунктов я почерпнул в статье православного публициста Алексея Рахманькова "Два трудных вопроса", первая часть которой посвящена именно сравнению сценариев всеобщего спасения и вечных адских мук.
В Писании можно найти немало мест, которые вроде бы недвусмысленно говорят о вечности адских мук. Некоторые из них уже были приведены выше. Вместе с тем, в Библии есть также места, как бы льющие воду на мельницу сценария о всеобщем спасении. Из книги Осипова "Из времени в вечность. Посмертная жизнь души", выдержавшей несколько изданий, из видеолекции Осипова, размещенной в Сети (Ответ А.И.Осипова на обвинение в ереси апокатастасиса), а также из высказываний сторонников Осипова можно извлечь ряд мест Нового Завета, которые, как кажется, говорят именно о всеобщем спасении.
Привожу их ниже:
Но если негодные ветви отсекают и бросают в огонь, это может означать, что они в конце концов все же сгорят, и страдания людей на этом закончатся.
Насколько состоятельно понимание приведенных выше отрывков в смысле того, что они говорят о всеобщем спасении, является на самом деле предметом спора. Возьмем, скажем, место из Послания к Римлянам: "…чтобы всех помиловать" (Рим.11:32). Предложение "всех помиловать" может означать просто придаточное предложение цели - Бог хочет, чтобы все спаслись, но этот сценарий вовсе не обязательно будет осуществлен в силу свободы человека, который может, как принять, так и отвергнуть Бога. Аналогичным образом Александр Лопухин комментирует другое утверждение из того же послания - "всем человекам оправдание к жизни" (Рим.5:18). Новая Женевская Учебная Библия примерно так же толкует стих из Первого Послания к Тимофею (4:10), где фраза "Спаситель всех человеков" может быть лишь "призывом к раскаянию и спасению", который распространяется на всех людей. В принципе, такой подход можно применить ко Второму Посланию к Коринфянам (5:15) и Посланию к Титу (2:11). Правда, вовсе не факт, что подобное толкование является однозначным.
Кроме того, так истолковать можно далеко не все стихи, приведенные выше. В комментариях к Новому Завету многих теологов, разделяющих доктрины вечных адских мук, многие такие места просто игнорируются. В тех же случаях, когда указанные отрывки все же комментируются, толкование получается явно тенденциозным. Так, Александр Лопухин в своей Толковой Библии, комментируя место из Послания апостола Павла Ефесянам (1:10) о том, что "все небесное и земное" соединится под главой Иисуса Христа, констатирует - это не распространяется на дьявольские силы, которые не искуплены, а потому в принципе не способны к восстановлению. Относительно утверждения Первого Послания апостола Павла к Коринфянам (15:28) "будет Бог все во всем" Лопухин пишет, что под "всеми" нужно понимать лишь верующих. Аналогичным образом поступает Джон Макартур при трактовке известного стиха из Первого Послания к Коринфянам (15:22) - "во Христе все оживут". То же самое относится к Новой Женевской Учебной Библии, которая относительно места из Второго Послания к Коринфянам (5:15) - "за всех умер" - утверждает, что слово "все" относится лишь к христианам. А еще можно сослаться на Жана Кальвина, который в своем комментарии на место из Перового Послания к Коринфянам (15:28) "будет Бог все во всем" риторически вопрошает: "Но будет ли Бог в дьяволе и нечестивых?". Наконец, всю меру тенденциозности сторонников доктрины вечных адских мук можно проиллюстрировать на примере толкования Александром Лопухиным Первого Послания к Коринфянам (3:14-15), где утверждается, что иные спасутся "как бы из огня". Лопухин ссылается на Иоанна Златоуста, который писал, что вместо "спасутся" нужно понимать "сохранятся". Между тем, это может означать, что грешники "сохранятся" лишь для ада. Свое упорное нежелание следовать непосредственному смыслу указанных мест Писания многие комментаторы оправдывают тем, что они противоречат другим местам Нового Завета. Именно так Лопухин поступает по отношению к отрывку из Первого Послания к Коринфянам (15:22). Аналогичным образом действует Джон Макартур по отношению к стиху Первого Послания к Тимофею (4:10).
Правда, у сторонников всеобщего спасения возникают симметричные трудности с местами Писания, говорящими о том, что муки ада будут именно вечными. Их толкования столь же тенденциозны. И здесь все очень сложно. В связи с этим сошлюсь на притчу о богаче и бедном Лазаре, которая вроде бы учит о вечном разделении спасенных и проклятых. Я напомню слова Авраама, обращенные к богачу: "И сверх всего того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят" (Лк.16:26).
И здесь вопрос оказывается сложным и неоднозначным. Есть мнение, что "лоно Авраамово" находилось в преисподней, существовавшей до прихода Иисуса Христа, но после Его крестной муки эта "пропасть" исчезла. Кроме того, некоторые противники догмата о вечных адских муках полагают, что места Писания, говорящие о вечных адских муках, имеют лишь педагогический смысл - это способ устрашения грешников, заставляющий их меньше грешить. Некоторые намеки на такую точку зрения можно обнаружить в книге А.И.Осипова "Посмертная жизнь души. Беседы современного богослова", которая присутствует в Сети. Там в главе, посвященной геенне, присутствует мысль о том, что Откровение дано человеку для того, чтобы он смог достичь спасения, а не для того, чтобы "преждевременно открыть тайны будущего века любопытствующему рассудку". Об исключительно педагогическом смысле мест Библии, говорящих о вечных адских муках прямо говорил один из Отцов Церкви Григорий Нисский (Иеродьякон Кассиан (Янушев). Пятый Вселенский собор о вечных мучениях). Здесь, однако, возникает законный вопрос - разве может Бог прибегать ко лжи даже если она используется для спасения души человека?
В Сети присутствует заслуживающий некоторого внимания текст, в котором предпринимается попытка лингвистического анализа словосочетания "вечная мука" (Дионисий Руднев. Вечная мука). Автор задается вопросом: как воспринимали эти слова христиане первых веков? Он приходит к выводу, что в Новом Завете слово "вечность" понималось иначе, чем сегодня, под этим термином подразумевался "преходящий мир". Иными словами, грекоязычные христиане якобы понимали под термином "вечность" лишь время текущего эона до момента его окончания. А по ту сторону нашего эона будет совсем иной мир, где в соответствии с Писанием Бог будет "все во всем"(1 Кор.15:28). Руднев также утверждает, что Григорий Нисский, один из очевидных апологетов теории апокатастасиса, понимал термин "вечные муки" именно в данном смысле и потому иногда пользовался этим термином. Свои соображения на этот счет Руднев подкрепляет авторитетом отца Александра Меня, а именно его работой "Откровения Иоанна Богослова. Комментарии". Конкретной ссылки там не приведено, но я обнаружил в картотеке Ленинки карточку с ссылкой на книгу Меня "Апокалипсис", которая была опубликована в Риге в 1992 году. Возможно, речь идет именно об этой работе.
Все это выглядит симпатично, однако построения Руднева вызывают очевидные сомнения. В самом деле, разве участники Пятого Вселенского Собора, осудившие саму идею апокатастасиса, понимали словосочетание "вечная мука" в указанном Рудневым смысле? Ведь если это так, между их воззрениями и воззрениями сторонников апокатастасиса просто не было никаких особых различий, но тогда в чем была причина их спора?
Минимальный анализ использования в Писании термина "мука вечная" присутствует также в двойной статье Алана Гомеса "Евангельские христиане и отрицание ада", посвященной анализу учения богословов-аннигиляционистов, полагающих, что после необходимой расплаты закоренелые грешники будут просто уничтожены. Гомес обращает внимание на два стиха из Евангелия от Матфея (25:41,46), где используется словосочетание "огонь вечный". Вообще-то греческое слово "айонион" - "вечный" - в некоторых местах Евангелия не означает вечный во времени. В таком случае, как мы должны интерпретировать два указанных места из Евангелия от Матфея? По мнению Гомеса, решающим является то, что слово "айонион" используется здесь как для обозначения длительности блаженства спасенных, так и для обозначения мук грешников. И это заставляет склониться к использованию этого термина в смысле, предполагающем вечность адских страданий. Кроме того, об этом непосредственно свидетельствует Откровение Иоанна Богослова (20:10). Речь там идет о мучениях диавола и грешников - "во веки веков" ("эйс айонас айонон"). Двойное использование этого слова явно намекает на то, что страдание все же будет вечным. Аналогичная конструкция используется для описания бесконечного царства святых (Отк.22:5).
Проблема вечных адских мук грешников неоднократно обсуждалась авторитетными теологами Церкви. Здесь имеются в виду сторонники ограниченности адских мук Ориген и Григорий Нисский, но не только они. Анализу этой проблемы в текстах раннехристианских Отцов Церкви в Сети посвящена статья Владимира Башкирова "Апокатастасис в Священном Писании у раннехристианских Отцов Церкви и Оригена". Взгляды близкие по смыслу к апокатастасису - доктрине всеобщего спасения развивали также Дидим Слепец, Евагрий Понтийский, Феодор Мопсуестийский и Диодор Тарсийский (Максимов Г. Вечны ли адские муки). А.И.Осипов в связи с учением об апокатастасисе помимо Григория Нисского упоминает также Иоанна Златоуста, Афанасия Великого, Ефрема Сирина, Исаака Сирина, Епифания Кипрского и еще ряд авторитетных лиц (Подробный ответ А.И.Осипова на обвинение в ереси). Осипов сочувственно цитирует Исаака Сирина: "Не для того милосердный Владыка сотворил разумные существа, чтобы безжалостно подвергнуть их нескончаемой скорби". Цитирует Осипов и Григория Богослова, который вроде бы допускал мысль о последнем, огненном крещении душ грешников в аду: "Может быть, они будут там крещены огнем - этим последним крещением, самым трудным и продолжительным, которое поедает вещество как сено и потребляет легковесность всякого греха" (цит. Осипов А.И. Посмертная жизнь души. Беседы современного богослова).
Бернар Себоюэ в связи с учением о всеобщем спасении называет Григория Нисского и Максима Исповедника. Якобы они полагали, что зло есть область ограниченных, исчерпываемых проявлений, и все грешные существа, включая демонов и сатану, рано или поздно вступят на путь добра (Себоюэ Б. Вечен ли ад? // Страницы, 2000, Т.5, вып.3, с.336-337). Идея апокатастасиса была популярной среди русских философов и теологов серебряного века. Ее, в частности, исповедовал отец Сергий Булгаков, который, правда, ясно отдавал себе отсчет, что очень многие Святые Отцы выступали за догмат о вечных адских муках. К версии апокатастасиса склонялся Владимир Лосский (Чумаков К. Учение об апокатастасисе Григория Нисского). Некоторые из перечисленных выше "милосердных" Отцов Церкви весьма авторитетны. Так, VI Вселенский Собор наделил Григория Нисского статусом Отца Церкви, а VII Вселенский Собор даже назвал его "Отцом Отцов" (Максимов Г. Вечны ли адские муки).
Стоит, однако, иметь в виду, что Осипова и его сторонников неоднократно подвергали критике за слишком вольные трактовки высказываний Святых Отцов. Крайние критики Осипова полагают, что реально об апокатастасисе из Отцов Церкви учил лишь Григорий Нисский и, может быть, Исаак Сирин. "Может быть" - это потому, что обнаруженный относительно недавно второй том его сочинений, где версия апокатастасиса присутствует, возможно, является подложным. Причиной для таких подозрений является не только сама мутная история с обретением этих новоявленных текстов Исаака Сирина, но также то, что в них вроде бы обнаруживаются некие несостыковки с первым томом его сочинений.
Догмат о вечных адских муках неоднократно обсуждался на церковных соборах. Но когда мы говорим об апокатастасисе, нужно иметь в виду, что существует, как минимум, два варианта понимания этого термина.
Первый вариант был предложен Оригеном. Согласно его точке зрения все тварное когда-то было сонмом совершенных духов. Некоторые из них охладели в своей любви к Богу, пресытились созерцанием Его и были отвержены от общения с Ним. Так возникли люди и демоны. Однако воля Божия направляет все к тому, чтобы падшие духи вновь вернулись в прежнее состояние к созерцанию Бога. При этом для меня так и остался непонятным вопрос: пресытятся ли эти чистые духи в будущем созерцанием Бога или их возвращение к Нему будет окончательным?
Другой вариант апокатастасиса был выдвинут Отцом Церкви Григорием Нисским. Он отрицал предсуществование душ и был вполне православным человеком. Этот теолог просто учил о том, что после очистительного страдания в аду все существа, включая демонов и самого сатану, вернутся к почитанию Бога.
Учение об апокатастасисе Оригена было подвергнуто анафеме на ряде соборов, в том числе на Поместном Константинопольском Соборе (543 год), а также на Пятом Вселенском Соборе (553 год) , состоявшемся тоже в Константинополе. Принятый на Поместном Константинопольском Соборе 543 года 9 анафематизм гласит: "Кто говорит или думает, что наказание демонов и нечестивых людей временно и что после некоторого времени оно будет иметь конец, или что будет после восстановление демонов и нечестивых людей, - да будет анафема". 12-тый анафематизм Пятого Вселенского Собора звучит так: "Кто утверждает, что силы небесные и все люди, и даже злые духи соединятся с тем Богом-Словом, в котором нет никакого вещества - да будет анафема" (цит. по Максимов Г. Вечны ли адские муки).
Есть, однако, некоторые сомнения в том, что 12 анафематизм действительно был принят Пятым Вселенским Собором. Так, епископ Каллист (Уэр) полагает, что соответствующий анафаматизм мог быть поддержан "малым собором", собиравшимся в первые месяцы 553 года, а затем неким некорректным образом попал в постановления Пятого Вселенского Собора. Антон Карташев во много раз изданной книге "Вселенские соборы" также утверждает, что анафематизмы против Оригена были сформулированы в письме императора Юстиниана патриарху Мине и затем в результате некоей ошибки попали в постановления Пятого Вселенского Собора. Интересное обсуждение этих вопросов присутствует в теме "IX анафематизм Юстиниана (о конечности адских мук)" на форуме отца Андрея Кураева.
Многие полагают, что на церковных соборах было осужден главным образом оригеновский вариант апокатастасиса. В связи с этим Алексей Осипов обращает внимание, что на Пятом Вселенском Соборе нигде не было упомянуто само имя Григория Нисского. Между тем, он совершенно внятно учил об апокатастасисе. Иеродьякон Кассиан (Янушев) объясняет неупоминание имени Григория Нисского в постановлении Собора уважением к Отцу Церкви. Аналогичным образом поступали с другими лицами, причисленными к лику святых и допустившими отступления от догматов Церкви. Так, Св.Дионисий Великий явно понимал догмат о Троице искаженно, тем не менее, он не был упомянут в соответствующих постановлениях двух первых Вселенских Соборов (Иеродьякон Кассиан (Янушев). Пятый Вселенский Собор о вечных мучениях).
Очевидным аргументом против сценария вечных адских мук является то, что грех человека всегда ограничен в силу ограниченности самого человека. Почему тогда наказанием за конечный по объему грех будут вечные муки? Этому вопросу специально посвящен один параграф статьи Георгия Максимова "Вечны ли адские муки". Пытаясь обосновать сценарий вечных адских мук, Максимов ссылается на мнение Григория Двоеслова, который рассуждал примерно так: "Справедливый Судья смотрит не на дела людей, а на их сердца. Нечестивые имеют конец своим грехам лишь потому, что имеют конец жизни. Надели же их вечной жизнью, и они будут грешить бесконечно". Но это если спроецировать душу человека в бесконечность. Реально же греховные наклонности человека все равно ограничены, а потому не должны наказываться вечной мукой.
Максимов, пытаясь обосновать тезис о вечности адских мук, высказывает далее еще одно соображение. Он пишет о том, что Вечность не есть простое продолжение нашего времени, это некая принципиально иная реальность. Она есть некое "инобытие", состояние вне и выше времени. Данное соображение имеет определенный смысл. В связи с этим можно вспомнить известное место из Апокалипсиса: "времени уже не будет" (Отк.10:6). Примерно такой же точки зрения придерживался Клайв Льюис в книге "Боль. Проблема страдания" (Чикаго, 1987, с.123).
Но здесь возникает очевидная трудность: как представить себе Вечность, то есть состояние, которое находится вне времени? Если Там будет некое статичное бытие, тогда сразу же возникает тягостное, удушливое ощущение тесноты и неподвижности. Если же в Вечности будет присутствовать некая динамика, это означает, что время Там все же будет, и мы, таким образом, опять возвращаемся к исходному вопросу.
В Толковой Библии Александра Лопухина в комментарии на указанное выше место Апокалипсиса утверждается, что прекратится земное время, но при этом будет "время вечности". Что это такое понять очень трудно. Люди, задумывающиеся над проблемой времени в Вечности, склонны рассматривать существование в Царстве Божием как продолжение нашего земного бытия. Примером может служить протестантский писатель Рэнди Алькорн, который посвятил теме Небес несколько своих романов с описанием того, как хорошо будет Там. Он придерживается совершенно буквального понимания сюжета о Небесном Иерусалиме, где описаны разнообразные драгоценные каменья, которыми будет украшен этот город (Отк.21:15-17). Алькорн ссылается также на некоего "благочестивого христианина", который однажды пожаловался ему, что сама мысль о еде, питье и тому подобных земных делах, которыми мы будем заниматься в раю, кажется ему "ужасно недуховной". Нет, уверяет автор, все это Там будет, ибо Бог сотворил нас не только духовными, но и телесными существами (Алькорн Р. Что ожидает нас на небесах. Новосибирск, 2005, с.55). Тем не менее, Алькорн все же оговаривается, что Там у нас будут особые, "духовные" тела, обладающие, однако, некоей физической плотностью (1 Кор. 15:42-44).
По мнению Алькорна, на Небесах все будет как в земной жизни, только в самой превосходной степени и без зла, существующего в нашем мире. По мнению этого автора Там не будет не только рака, но также "боли в суставах", "комаров", "налогов", "поломок компьютера", "сорняков", "автомобильных пробок", "засорения канализации", "сломавшихся дверных замков", "рекламных телефонных звонков" и прочего "зла" (Там же, с.60). Выглядит такое перечисление достаточно комично. Пусть, однако, Там не будет "засорения канализации", но если на Небесах будет время, почему наказанием за конечный грех являются вечные адские муки?
Здесь возникает параллельный вопрос о том, как представить себе вечное блаженство? В самом деле, нет особого удовольствия в том, чтобы вечно раскиснуть Там в райском блаженстве. Оно вообще навязчиво ассоциируется со скукой. Такого рода суждения можно обнаружить, например, в творчестве Федора Достоевского. В "Записках из подполья" он иллюстрирует эту мысль на примере описаний счастливого будущего, рисуемого утопистами: "Тогда выстроится хрустальный дворец. Тогда… Ну, одним словом, тогда прилетит птица Каган. Конечно, никак нельзя гарантировать (это уж я теперь говорю), что тогда не будет, например, ужасно скучно (потому что ж и делать-то, когда все будет расчислено по табличке), зато все будет чрезвычайно благоразумно".
Ощущение скуки возникает от самих попыток представить себе райское блаженство. Именно этой теме посвящено одно место из монолога черта, посещающего Ивана Карамазова:
"Каким-то довременным назначением, которого я никак разобрать не мог, я определен "отрицать", между тем я искренне добр и к отрицанию совсем не способен. Нет, ступай отрицать, без отрицания-де не будет критики, а какой же журнал, если не будет "отделения критики"? Без критики будет одна "осанна". Но для жизни мало одной "осанны", надо, чтоб "осанна"-то переходила через горнило сомнений, ну и так далее, в этом роде... Ну и выбрали козла отпущения, заставили писать в отделение критики, и получилась жизнь. Мы эту комедию понимаем: я, например, прямо и просто требую себе уничтожения. Нет, живи, говорят, потому что без тебя ничего не будет. Если бы на земле было все благоразумно, то ничего бы и не произошло. Без тебя не будет никаких происшествий, а надо, чтобы были происшествия. Вот и служу, скрепя сердце, чтобы были происшествия, и творю неразумное по приказу. Люди принимают всю эту комедию за нечто серьезное, даже при всем своем бесспорном уме. В этом их и трагедия. Ну и страдают, конечно, но... все же зато живут, живут реально, не фантастически, ибо страдание-то и есть жизнь. Без страдания какое было бы в ней удовольствие - все обратилось бы в один бесконечный молебен: оно свято, но скучновато".
Проблема состоит в том, что при попытках представить себе будущее блаженство в раю, имеют место "эмоциональные апории", то есть случай, когда на уровне сердца кажутся ущербными обе позиции - наличие в будущем мире времени и отсутствие его. Физик Франк Типлер в книге "Физика бессмертия" ("The Physics of Immortality", 1994) полагает, что в будущем суперкомпьютер, охвативший всю Вселенную, сможет воскресить людей и создать гедонистический рай. Корреспондент "Scientific American", бравший у Типлера интервью, задался вполне понятным вопросом: а в чем будет смысл существования человека в этой "точке Омега"? Вести все более утонченные беседы со все более обворожительными супермоделями?
Некоторые теологи полагают, что смыслом жизни Там будет все большее приближение к Богу. Это бесконечное движение, которое никогда не достигнет окончательной цели, иногда ощущается как "дурная бесконечность" в терминах философа Георга Гегеля. С другой стороны, статичное бытие финала ощущается как нечто неподвижное и удушающее.
И все же нам свойственно мечтать о вечном счастье, и складывается ощущение, что за формулой "Счастливая и Вечная Жизнь" что-то стоит. Это теме посвящено эссе католического теолога Питера Крифта "Небеса, по которым мы так тоскуем". В нем есть выразительная глава под названием "Почему на небе не скучно?". Автор справедливо замечает, что рай с арфами, облаками и сияниями может быть раем для ангелов, но адом для людей (Крифт П. Небеса, по которым мы так тоскуем. Три толкования жизни. М., 2015, с.76). Крифт также ссылается на мысль немецкого драматурга Готхольда Лессинга, сочувственно прокомментированную Сереном Кьеркегором: если бы Бог держал в правой руке истину, а в левой - непрестанное стремление к ней, то они выбрали бы второе. Крифт сообщает, что Клайв Льюис в аллегории "Расторжение брака" ("Great Divorce", 1945) расправился с этим заблуждением одним махом: "Тогда бы никто никуда не ехал". Сам Крифт по этому поводу пишет: "Карабкаться хорошо, но не без конца же! Когда-нибудь надо прийти домой. Но и дома засидеться скучно, хочется приключений" (Там же, с.77). И все же Рай - это реальность, причем реальность, существующая вне ординарного времени. Крифт в связи с этим замечает: "Испытывая радость, мы каким бы застываем вне времени" (Там же, с.80). Вечность - не отсутствие перемен, ибо "отсутствие перемен" и значит, что время идет. И далее: "Небесная жизнь - неиссякаемый водомет Божьей мудрости и Божьей любви. Где уж тут соскучиться?" (Там же, с.85).
Тем не менее, сомнения остаются, а потому здесь стоит вообще отдавать себе отчет в ограниченности нашего разума и сердца. В одной известной буддийской притче Будда как-то раз заметил, что, когда человек ранен стрелой, нет особого смысла думать о том, кто ее выпустил, из чего состоит наконечник и так далее. Имеет смысл просто вынуть стрелу и перевязать рану. И это вполне применимо к нашему состоянию - нам непосильно понять многое, а теоретические спекуляции неистощимы, поэтому лучше строить жизнь вокруг прагматичной цели - спасения души. Эта цель, конечно, требует минимальной теории, и все же конкретный поступок подчас важнее заоблачно-отвлеченной теоретической мысли. Это относится и к попыткам представить себе райское блаженство спасенных или муки ада грешников. Не случайно Клайв Льюис однажды заметил, что первой эмоцией воскрешенного человека будет удивление. Имеет смысл прислушаться к словам апостола Павла "Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его" (1 Кор.2:9).
Существует еще один мысленный ход, который способен привести к идее всеобщего спасения. К нему прибегал Григорий Нисский. Он утверждал, что только Бог обладает самодостаточным бытием, и только добро является вечным. Зло же является недостатком добра, а потому всегда может быть исчерпано. Этот принцип можно проиллюстрировать на примере феномена болезни. Она не обладает самостоятельным бытием и есть всегда недостаток здоровья. При полном же отсутствии здоровья - смерти - болезнь в принципе не может существовать. Зло, таким образом, паразитирует на добре и не имеет самостоятельного существования. Подобный взгляд на природу зла неизбежно приводит к выводу о том, что оно со временем прекратит свое существование и останется только одно добро (Чумаков К. Учение об апокатастасисе Григория Нисского).
Почувствовать это помогает упомянутая выше аллегория Клайва Льюиса "Расторжение брака". В предисловии к нему есть ссылка на то, что английский поэт и мистик Уильям Блейк писал о союзе ада и рая как представимого образа реальной жизни. Льюис спорит с этим тезисом и по сути утверждает, что рай возможен и без теневых сторон, присутствующих в нашей жизни. "Если мы выберем рай, нам не сохранить ни капли, ни частицы ада", - пишет Льюис (Льюис К. Расторжение брака). Тезис о том, что добро не может существовать без зла, в самом деле весьма спорен. Зло есть болезнь, а болезнь не может существовать без здоровья, в то же время здоровье может свободно существовать без болезни. По этому поводу отец Андрей Кураев однажды высказался примерно так: для того, чтобы прочувствовать всю прелесть хоралов Иоганна Себастьяна Баха вовсе не обязательно быть знакомым с творчеством Паука - Сергея Троицкого и его рок-группы "Коррозия металла".
В этом смысле симптоматичны слова, сказанные герою "Расторжения брака" одним из духов в потустороннем мире: "Все, что реально, - от рая. Все тленное - истлеет, осыплется, только сущее пребудет". А вот суждение еще одного персонажа этой книги: "Зло даже злом не может быть в той полноте, в какой добро есть добро" (Льюис К. Расторжение брака). Все же этот силлогизм не является вполне безупречным. В принципе Бог может допустить вечное существование зла в силу того, что созданные Им существа наделены свободой воли и в свое время сделали неверный выбор.
Согласно Евангелию Бог хочет, чтобы "все люди спаслись и достигли познания истины" (1 Тим.2:4). Другое евангельское высказывание гласит, что Бог долготерпит, "не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию" (2 Петр.3:9). Но если в итоге хотя бы один грешник будет вечно гореть в аду, это может означать, что план Бога по спасению всех людей потерпел поражение, а зло одержало, как минимум, частичную победу. Этот вопрос обсуждается Клайвом Льюисом в книге "Боль. Проблема страдания" (Чикаго, 1987, с.127-128). При этом писатель соглашается с тем, что Бог в самом деле потерпит частичное поражение. Но это поражение, которое Бог предвидел, поскольку Он наделил людей свободой, а это означает, что кто-то неизбежно воспользуется этим даром во вред себе.
Бог действительно наделил людей свободой воли, а потому не может спасти человека принудительно. Дело, однако, в том, что спасение не осуществляется самим человеком, но происходит также по воле Бога. Между этими двумя аспектами имеет место синергия. Алексей Рахманьков в связи с этим замечает: "Сказать - ад существует только по воле тварей, такая же ошибка, что и сказать - ад существует только по воле Божией" (Рахманьков А. Два трудных вопроса). И это в самом деле так, а потому вечное заключение грешников в аду будет свидетельством поражения Бога.
Распространенным аргументом против идеи адских мук является утверждение о том, что любовь Бога к человеку несовместима с доктриной о вечных адских страданиях. Епископ Каллист (Уэр) полагает, что Бог вообще не может мстить человеку за его грехи. Теолог ссылается на Исаака Сирина, который однажды заметил, что приписывание Богу мстительности есть богохульство. Отталкиваясь от известного места Нагорной проповеди о прощении грехов своим врагам, епископ Каллист (Уэр) пишет:
"И если нам, людям, Христос запретил таким способом наказывать наших собратьев, по какому праву мы приписываем мстительность и намерение карать Богу? Было бы кощунством предполагать, что Святая Троица обуяна жаждой мести" (Епископ Каллист (Уэр). Смеем ли мы надеяться на спасение всех? // Епископ Каллист (Уэр). Внутреннее царство. Киев, 2003).
Епископ Каллист утверждает, что образ устрашающего Судьи сегодня уже "не работает". Не лучше ли тогда вместо угроз попытаться пробудить в людях удивление Божьим миром и способность любить? В ответ на это сторонники догмата о вечных адских муках утверждают, что адские муки - это не есть действие со стороны Бога. Вовсе не Бог, а человек готовит себе вечные адские муки. Георгий Максимов ссылается на высказывание Макария Египетского, который говорил, что ад лежит "в глубине сердца человеческого" (Максимов Г. Вечны ли адские муки).
Клайв Льюис вполне справедливо утверждал, что ад - это плод свободного решения самих грешников. В книге "Боль. Проблема страдания" (Чикаго, 1987, с.127-128) он писал: "Двери ада замкнуты изнутри". Здесь можно вспомнить и известный тезис Гилберта Честертона, о том, что ад является вечным памятником человеческой свободе. Этот аргумент присутствует в программной статье Георгия Максимова "Вечны ли адские муки". Он считает, что Бог не может помимо воли человека спасти его. Царство Божие сторонников апокатастасиса он называет "принудительным раем" и даже оценивает его как "концлагерь" и "фашистское безумие" (Максимов Г. Вечны ли адские муки).
Но можно ли говорить в данном случае о принуждении со стороны Бога? Ведь принуждение и убеждение - это различные вещи. А.Рахманьков в статье "Два трудных вопроса" указывает, что выбор человеком добра в ответ на любовь со стороны Бога никак не ограничивает свободу человека. Подлинная свобода вообще означает свободу от греха. Так считал блаженный Августин: "Величайшая свобода - не быть в состоянии грешить". Исцеление природы - это не нарушение свободы, а возвращение свободе ее естественного проявления. Далее Рахманьков приводит обширное высказывание епископа Каллиста (Уэра), суть которого состоит в следующем. Победоносная сила любви Божией не унижает, а возвышает нашу свободу. Есть соблазн считать, что Божия милость и человеческая свобода обязательно противоречат друг другу - чем сильнее благодать, тем меньше у нас остается свободы. Однако на самом деле это ложная дилемма. Каждый из нас способен припомнить случай, когда всевластная сила любви заставляла ответить на нее с благодарностью. Под "принуждением" Божией любви во Христе каждый из нас раскрывается во всей своей полноте (Епископ Каллист (Уэр). Смеем ли мы надеяться на спасение всех? // Епископ Каллист (Уэр). Внутреннее царство. Киев, 2003).
Свобода воли человека и воля Бога в самом деле не обязаны непременно враждовать. Эта проблема обсуждалась в философии религии во второй половине ХХ века. В ходе дискуссии атеист Дж.Маки высказался в том смысле, что Бог всемогущ и потому мог сотворить свободное существо, которое всегда бы выбирало только добро (Литтл Б. Бог и бессмысленное зло. Симферополь, 2008, с.29). Эта точка зрения опирается на взгляды Августина и Фомы Аквинского, которые полагали, что свободная воля делает зло возможным, но при этом еще не подразумевает совершения зла (Там же, с.56). У Маки было достаточно влиятельных оппонентов. Так, теолог Джон Хик скептично отнесся к его соображениям. Надо полагать, Хик думал, что сама возможность совершения зла при наличии духовной свободы рано или поздно должна была привести к реализации такой возможности (Там же, с.82).
Здесь имеет смысл обратить внимание на состояние человека после Страшного Суда. Люди, допущенные до райского блаженства, будут полностью свободны, тем не менее, они уже никогда не будут совершать зла. Но почему с самого начала нельзя было создать мир, в котором при наличии свободы сотворенные существа не были бы способны совершать зло? Об этом можно только догадываться. Может быть, для того, чтобы окончательно утвердиться в добре, люди должны были пройти некий опыт совершения зла? Тогда, по-видимому, правильным будет выделять утвердившуюся и неутвердившуюся в добре свободу.
Что же касается грешников, которые после Страшного Суда будут отправлены в ад, то они в принципе могут раскаяться и обратиться к Богу. Но тут нет смысла говорить, что Бог насилует свободную волю этих людей. Иногда Бог еще при жизни людей прибегал к крайним мерам убеждения. Классический пример - явление Иисуса Христа Савлу из Тарса, в будущем - апостолу Павлу, на пути в Дамаск, а также знамения, которые давал Бог сомневающимся людям. Как известно, Моисей сначала отказывался от своей миссии, но Бог превратил его жезл в змея (Исх.4:3). Есть и другие соображения относительно способности человека ответить добром на любовь Бога. По мнению православного теолога Павла Евдокимова Богу все возможно, но Он не в состоянии сделать лишь одно - заставить нас любить Его. Бог не лишает осужденных на вечные муки их свободы, но злоупотребление этой свободой может настолько глубоко проникнуть в них, что они уже не смогут измениться, и поэтому навсегда останутся в состоянии отверженности от Бога.
В обсуждаемых вопросах есть еще один интересный момент. Иоанн Златоуст однажды сказал: "Потому Он и уготовал геенну, что Он - благ" (Св. Иоанн Златоуст. Творения. Т.XI. Кн. 2. СПб., 1905.- С.905). Это место можно истолковать различным образом, например, полагать, что Бог справедлив в своем суде, а потому благ. Но есть еще одно возможное толкование. Оно соответствует распространенному среди сторонников идеи вечного ада суждению, что ад является последним даром Бога грешникам. Имеется в виду, что в раю, в присутствии Бога им было бы еще хуже. Здесь уместно привести одну мысль Владимира Лосского: "Божья любовь будет невыносимо мучительна для тех, у кого нет внутренней потребности в ней" (цит. Епископ Каллист (Уэр). Смеем ли мы надеяться на спасение всех? // Епископ Каллист (Уэр). Внутреннее царство. Киев, 2003).
Существует представление, что идея всеобщего спасения делает бессмысленной нравственную жизнь, поскольку даже нечестивые люди будут в конце концов спасены и окажутся в раю. Император Св.Юстиниан, защищая сценарий вечных адских мук, высказался в том смысле, что было бы странным, если бы в раю в конечном счете оказались и праведники, и гомосексуалисты (Максимов Г. Вечны ли адские муки).
В учении о всеобщем спасении в самом деле присутствует некий расслабляющий элемент. И все же любой грех будет наказан, а даже ограниченные мучения в аду будут несравнимы по своей силе с земным страданием. Исаак Сирин писал: "Остережемся в душах наших и поймем, что хотя геенна и подлежит ограничению, весьма страшен вкус пребывания в ней, и за пределами нашего познания - степень страдания в ней" (Исаак Сирин. О Божественных тайнах и о духовной жизни (новооткрытые тексты). М., 1998, с. 216). Сам Ориген советовал держать учение об апокатастасисе в качестве тайны, поскольку оно способно сделать незрелых людей легкомысленными и равнодушными (Епископ Каллист (Уэр). Смеем ли мы надеяться на спасение всех? // Епископ Каллист (Уэр). Внутреннее царство. Киев, 2003).
И все же, то обстоятельство, что учение о всеобщем спасении способно "расслабить" человека, еще не означает, что оно ложно. Я хотел бы напомнить, что даже ограниченные страдания в аду будут чудовищны.
Есть мнение, что сценарий всеобщего спасения делает совершенно ненужной жертву Иисуса Христа. Состоятелен ли этот аргумент? Как замечает Алексей Рахманьков, скорее наоборот - если будут вечные адские муки, значит, жертва Иисуса Христа оказалась бессильной (Рахманьков А. Два трудных вопроса).
В романах Фармера из серии "Мир Реки" фигурирует Церковь Второго Шанса, согласно учению которой воскрешение всех когда-либо живших людей на берегу Реки является проявлением милосердия Бога, Который дал людям еще один шанс, для того чтобы они могли спастись. Возникает вопрос - почему бы Богу действительно не дать грешнику новые шансы, которые он мог бы использовать для спасения? Клайв Льюис полагал, что земной жизни вполне достаточно для того, чтобы выяснить, к какой цели склоняется человек - к союзу с Богом или к моральной деградации. В книге "Просто христианство" ("Mere Christianity", 1952) он пишет, что в все люди делятся на две категории - одни в конечном счете говорят "да будет воля Твоя", другим Бог говорит - "да будет воля твоя" (Льюис К. Просто христианство. М., 1994, с. 102). Если бы было необходимо предоставить человеку миллион проб, Бог, по мнению Льюиса, сделал бы это. Но бывают случаи, когда, например, совершенно понятно, что посылать школьника на переэкзаменовку бессмысленно - он все равно завалит экзамен. То же самое имеет место и в вопросе о спасении человека (Льюис К. Боль. Проблема страдания. Чикаго, 1987, с.124).
Идея бесконечных адских мук порождает еще один совершенно понятный вопрос - как смогут спасенные вкушать райское блаженство, зная, что близкие им люди и вообще другие люди будут испытывать чудовищные мучения в аду? Клайв Льюис считал, что уход грешников в "тьму внешнюю", будет концом дел в бытии, а не началом бытия нового, а отвергнутые Богом существа будут после Страшного Суда представлять скорее обрывки людей, личности, которых в принципе не состоялись. Выглядит такое соображение не очень убедительно. Прежде всего не очень понятно, что такое "обрывки людей"? И как эти "обрывки" могут страдать? Страдание - это всегда персональное дело, страдать по определению могут лишь конкретные личности, а это означает возвращение проблемы к исходной точке. В самом деле, любой человек, достигший элементарного морального уровня, не может не желать страдающим людям прекращения страдания.
Тем не менее, всегда находились христианские теологи, убежденные, что страдания грешников в аду ничуть не смутят вкушающих райское блаженство праведников. Современный американский писатель-протестант Рэнди Алькорн ссылается на известный сюжет Евангелия о богаче и Лазаре (Лук.16:19-31). Лазарь, при жизни влачивший жалкое существование и желавший подобрать крошки со стола пирующего богача, в потустороннем мире, на "лоне Авраамовом" ничуть не был смущен тем, что богач горит в аду. Алькорн считает, что находящиеся в раю смогут созерцать ад и при этом "не чувствовать, что рай перестал быть раем" (Алькорн Р. Что ожидает нас на небесах. Новосибирск, 2005, с. 107).
Повторюсь: любому нормальному человеку свойственно желание, чтобы никто не мучился. Это желание, чтобы спаслись и достигли рая все люди, было в особой мере свойственно одному из самых значительных русских святых ХХ века - Силуану Афонскому. В 1892 году он уехал в один из монастырей на горе Афон и остаток жизни посвятил молитве. Для него особо значимой была молитва об умерших людях, томящихся в аду. В книге отца Софрония (Сахарова) о Силуане Афонском присутствует характерный фрагмент беседы старца с неким монахом-пустынником, который заявил:
" - Бог накажет всех безбожников. Будут они гореть в вечном огне.
Очевидно, ему доставляло удовлетворение, что они будут наказаны вечным огнем. На это старец Силуан с видимым душевным волнением сказал:
- Ну, скажи мне, пожалуйста, если посадят тебя в рай, и ты будешь оттуда видеть, как кто-то горит в адском огне, будешь ли ты покоен?
- А что поделаешь, сами виноваты, - говорил тот.
Тогда Старец со скорбным лицом ответил:
- Любовь не может это понести... Нужно молиться за всех" (Можегов В. Преподобный Силуан Афонский: "Любовь не терпит, чтобы погибла хотя бы одна душа").
С одной стороны, мысль о вечном горении в аду большей части людей кажется невыносимой. С другой стороны, сценарий всеобщего спасения ощущается как поверхностный, не учитывающий всей онтологической глубины греха в человеке. Здесь можно сослаться на опыт покаяния. Человек, переживающий подлинное покаяние, чувствует себя совершенно погибшим грешником, достойным вечных адских мук. Некоторые подвижники считали необходимым говорить: "Все спасутся, один я погибну".
Еще одна трудность сценария всеобщего спасения состоит в том, что в рай в конечном счете попадут также абсолютные злодеи, такие как Адольф Гитлер, Иосиф Сталин и серийный убийца-маньяк Андрей Романович Чикатило. Есть ощущение того, что некоторые люди прошли некую точку невозврата, которая радикально отделает их от прочих людей. Но может быть такие суперзлодеи после соответствующей их злодеяниям меры адских мук будут просто уничтожены?
В книге "Боль. Проблема страдания" (Чикаго, 1987, с. 125-126) Клайв Льюис прямо задается вопросом: а не будут ли души грешников просто аннигилированы, уничтожены? Он приходит к выводу, что в некотором смысле именно так и произойдет. После Страшного Суда от грешников останется "разрозненное скопление взаимно несовместимых грехов". Но это все же не окончательная аннигиляция, а некий вариант вечных адских мук. То же самое касается образов ада, которые Клайв Льюис изложил в "Расторжении брака" ("Great Divorce", 1945). Там ад оказывается уменьшающимся, стремительно исчезающим мирком, который в конечном счете становится меньше райского атома. Вот фрагмент из диалога героев этой аллегории:
"- Значит, ад... и все это пустое пространство... помещаются в такой трещине?
- Да. Ад меньше земного камешка, меньше райского атома. Взгляни на бабочку в нашем, истинном мире. Если бы она проглотила весь ад, она бы и не заметила.
- Там, в аду, он кажется очень большим.
- Вся злоба его, вся зависть, все одиночество, вся похоть - ничто перед единым мигом райской радости. Зло даже злом не может быть в той полноте, в какой добро есть добро" (Льюис К. Расторжение брака).
Но это все же художественный образ, а не теологумен. Кроме того, ад даже в аллегории Льюиса для томящихся там людей продолжает существовать вполне реально. Между тем, некоторые теологи учат именно о полной аннигиляции душ грешников. Это может показаться странным, но такой точки зрения придерживаются адвентисты седьмого дня, а также представители некоторые культов, например, Свидетели Иеговы и мормоны. Вместе с тем, учению об аннигиляции душ нераскаявшихся грешников учат сегодня некоторые влиятельные евангельские теологи. Пример - британский теолог Джон Стотт. Анализу доктрины аннигиляционизма в Рунете специально посвящена двойная статья Алана Гомеса "Евангельские христиане и отрицание ада". Ниже я воспользуюсь ее содержанием.
Гомес отмечает, что примеру Стотта последовали и другие евангелические теологи, в частности, Кларк Пиннок, Джон Уэнхэм, Филип Хьюз, Эдвард Фадж и Стивен Трэвис. Свою приверженность аннигиляционизму сторонники этой доктрины объясняют нравственными и эмоциональными аргументами. Джон Стотт считает доктрину вечных адских мук "невыносимой". Другой активный сторонник аннигиляционизма - Кларк Пиннок - высказался по этому поводу так: "Учение о вечных муках непереносимо с точки зрения морали, поскольку оно превращает Бога в кровожадного монстра, сооружающего вечный Освенцим для жертв, которым не позволено даже умереть". Кроме того, Пиннок утверждает, что Бог, обрекающий свои создания на вечные страдания, более похож на сатану, чем на истинного Бога. Учение о вечных адских муках по мнению Пиннока является "нравственным уродством".
В статье Гомеса, однако, присутствуют соображения, делающие доктрину о вечных адских муках более приемлемой. Например, указывается, что при определении тяжести наказания следует учитывать не только природу греха, но и против кого этот грех совершен. Кража у постороннего и у матери - это разные по тяжести проступки. Причинять мучения животным - это плохо, но мучить человека - еще хуже. Бог - это бесконечное Благо, а потому преступление против Него тоже может быть бесконечным. "Грех, совершенный против абсолютно святого Бога, абсолютно серьезен", - пишет Алан Гомес. Выглядит такой силлогизм не очень убедительно. Пусть Бог бесконечен, но Он ведь не только праведный Судья, но и всеобъемлющая Любовь.
Противники аннигиляционизма напоминают, что душа была задумана бессмертной. Это явно не стыкуется с тезисом о ее аннигиляции после Страшного Суда. Возникает скользкий вопрос: может ли Бог "отменить" бессмертие души из соображений гуманности? Аннигиляционисты в своей аргументации особо упирают на места Писания, говорящие о гибели души, такие как Книга Притчей Соломоновых (11:10). В ответ на это Гомес замечает, что слово "абад", соответствующее "погибели", используется в Писании различным образом. Например, в Книге Чисел (21:29) говорится, что народ Хамоса "погиб" ("абад)". Но речь здесь идет о порабощении народа, а не о его полном исчезновении. В одном из стихов Псалтири (Пс.36:38) говорится об "истреблении" нечестивых, но есть другие места, где соответствующее слово по смыслу не соответствует окончательному уничтожению.
Для обоснования доктрины аннигиляционизма Джон Стотт цитирует Евангелие: "Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь того, кто может и душу, и тело погубить в геенне" (Мф.10:28). Этот стих вроде бы ясно говорит об окончательном уничтожении грешников. Кроме того, в Первом Послании апостола Павла к Коринфянам (1:18) присутствует слово "погибающие". Стотт истолковывает эти места как свидетельство того, что грешники исчезнут, а не будут вечно мучиться в аду. Контраргумент Гомеса состоит в том, что соответствующее слово Евангелия используется и для случаев, когда полного уничтожения не произошло. Пример - Евангелие от Луки (15:8-9), где речь идет о потерянной, но явно существующей монете. Здесь уместно вспомнить известное место из Апокалипсиса: "И смерть и ад повержены в озеро огненное. Это - смерть вторая" (Отк.20:14). Хотя смерть здесь возможно понимать не как полное уничтожение, а как отторжение от общения с Богом. Но можно ли считать этот аргумент вполне убедительным?
Еще один аргумент аннигиляционистов состоит в том, что для возмездия грешникам нередко используется термин "сожжение". Так, в Евангелии от Матфея (3:12) и Евангелии от Луки (3:17) указывается, что солома будет сожжена "огнем неугасимым". Кажется ясно, что грешник горит, пока есть пища для огня. Для описания мучений грешников используется еще слово "червь", но он может мучить своих жертв, пока у него есть пища. Весь ужас этих метафор состоит как раз в том, что огонь при этом не угасает, а червь не останавливает своей работы.
Наконец, замечу, что у аннигиляционистов есть серьезные проблемы с интерпретацией текстов Писания, вполне внятно говорящих о вечности адских мук. Это, в частности, Откровение Иоанна Богослова (10:20) и Евангелие от Матфея (25:41,46).
Есть еще один аргумент против сценария вечных адских мук. В самом деле, нет никаких гарантий того, что ваши дети станут верующими людьми и обретут спасение. Ведь чуть ли не каждое воскресение в наших церквах можно услышать молитвы скорбящих матерей о детях, погибающих в неверии и алкоголе. Мир, в который вы рожаете детей,- опасен и непредсказуем. Вы можете сколько угодно рисковать собственной жизнью, но вы не можете рисковать жизнью и судьбой других людей, даже если они ваши дети. И это означает, что деторождение при убежденности в реальности вечных адских мук становится откровенно аморальным актом. Относительно недавно эта проблема обсуждалась на форуме отца Андрея Кураева.
Анализ проблемы вечных адских мук, предпринятый выше, свидетельствует о том, что любой вариант воздаяния вызывает аргументы "за" и "против", как на уровне ума, так и на уровне сердца. Всеобщее спасение кажется сентиментальным, не учитывающим всей онтологической глубины греха человека решением. С другой стороны, разделение человечества на спасенных и осужденных на вечные муки ощущается как нечто чудовищное и невыносимое. И здесь, мне кажется, нам ничего не остается, как смириться перед тайной воздаяния.
Позиция Алексея Ильича Осипова по вопросу вечных адских мук грешников весьма не однозначна. В книге "Из времени в вечность. Посмертная жизнь души" он сообщает, что часть Отцов Церкви учила, что муки грешников будут вечными, другая часть полагала, что муки грешников будут исчерпаны. Осипов уверяет, что иногда два противоположных мнения высказывал один и тот же Отец Церкви. Пример - Ефрем Сирин, который в одном тексте вроде бы утверждает, что Бог упразднит ад, а в другом месте говорит, что праведник будет послан в небо, а грешник - в геенну огненную на вечные муки (Осипов А.И. Из времени в вечность. Посмертная жизнь души. М., 2009, с.96-97). В связи с подобной противоречивостью высказываний Отцов Церкви Осипов ссылается на мнение Николая Бердяева, который полагал, что в проблеме посмертного воздаяния присутствует "предельная тайна, не поддающаяся рационализации" (Бердяев Н. О назначении человека. Опыт парадоксальной этики. Париж. 1931, с. 241).
И хотя сам Осипов пытается обосновать сценарий апокатастасиса, далее он совершает неожиданный разворот. Он утверждает, что разнобой в текстах Писания и во мнениях, которых придерживались различные Отцы Церкви, свидетельствует о том, что здесь мы сталкиваемся с непреодолимой для нашего тварного ума тайной, с антиномией, которая будет разрешена лишь в Вечности. Это может означать , что в каком-то плохо понятном для нас смысле правы оба противоборствующих лагеря - как сторонники апокатастасиса, так и его противники (Осипов А.И. Из времени в вечность. Посмертная жизнь души. М., 2009, с. 96-97). Такая точка зрения кому-то может показаться, мягко говоря, странной и сомнительной. В самом деле, как могут быть правы обе точки зрения, которые, казалось бы, полностью исключают друг друга? Дело, однако, в том, что в теологии вообще можно обнаружить ряд антиномий, случаев, когда в некотором смысле верными оказываются оба противоречащих друг другу тезиса. Этой теме специально посвящено "Письмо шестое. Противоречие" из фундаментального труда отца Павла Флоренского "Столп и утверждение истины" (1908).
Сам термин "антиномия" вошел в философский обиход главным образом благодаря Иммануилу Канту, который обратил внимание на то, что разум может одновременно обосновать два противоречащих друг другу тезиса. Например, то, что в мире с одной стороны существует свобода, а с другой стороны в мире имеет место только причинность, исключающая эту самую свободу. Эта проблема имеет древнюю историю, уходящую корнями в древнегреческую философию. Я имею в виду софистов и споры вокруг так называемых "апорий" Зенона. Здесь возникает трудноразрешимый вопрос: антиномии-апории существуют лишь в нашем разуме или в реальности? Флоренский в своей книге утверждает, что такого рода антиномии существуют в теологическом мышлении. Он выделил около десятка таких антиномий. Я приведу только четыре примера:
Отец Павел полагал, что при этом мы не в состоянии до конца склониться к одному из тезисов. Рано или поздно в каком-то странном смысле могут оказаться верными оба противоречащих друг другу тезиса (Флоренский П. Столп и утверждение истины. М., 2002, с. 165). К этому перечню можно добавить иные антиномии. В самом деле, разве не Сам Иисус Христос сказал: "Враги человеку домашние его" (Мф.10:36). Но с другой стороны Новый завет устами апостола Павла провозглашает ценность семьи: "...Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного" (1 Тим.5:8). Столь же антиномично отношение к миру. С одной стороны, человек должен любить окружающий мир, природу и людей. С другой стороны, он должен быть отрешен от этого самого мира, как сказано апостолом Иоанном: "Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей" (1 Иоан.2:15).
Подобные противоречия-антиномии способны внести в сознание человека шизофренический раскол. Существование антиномий не является свойством только теологического мышления. Антиномии и логические парадоксы присутствуют в формальной логике и в теории множеств. Этой темой в свое время занимался Бертран Рассел. Примечательно, что в списке антиномий, приведенных в книге отца Павла Флоренского, я обнаружил антиномию, которая прямо касается будущего воздаяния: "всеобщее восстановление" - "погибель". Это говорит о том, что уже отец Павел Флоренский ясно понимал, что будущее воздаяние невозможно мыслить без антиномий, и при этом в каком-то смысле оказываются верными два противоположных тезиса - все спасутся, грешники будут вечно мучиться в аду (Там же, с.166). Бернар Себоюэ, обсуждая вопрос о вечности адских мук, пишет, что свобода человека - это парадокс, поскольку она одновременно ограничена и способна на вечное. Здесь мы пребываем не в плоскости "больше или меньше", а в плоскости "все или ничего". Далее Себоюэ подобно А.И.Осипову замечает, что в вопросе о вечности ада мы сталкиваемся с неразрешимыми для смертного человека апориями (Себоюэ Б. Вечен ли ад? // Страницы, 2000. Т.5, вып.3, с.346-347).
В текстах Писания, касающихся вечности/не вечности адских мук, мы, по мнению Себоюэ, имеем дело не с однозначными высказываниями, а с "диалектическим напряжением" (Там же, с.340). В подтверждение Себоюэ приводит цитату из статьи теолога Гастона Фессара:
"Итак, на вопрос: Вечный ад ИЛИ спасение всех?" - я отвечаю: "Вечный ад И спасение всех". Ибо если на уровне "натуралистической объективации" эти высказывания исключают друг друга, они обусловливают друга друга на уровне объективации, которую в противоположность "натуралистической" я назову, скорее, исторической" (Там же, с.351).
И все же как могут быть правы обе, казалось бы, целиком отрицающие друг друга точки зрения, понять очень трудно. Если вспомнить антиномию "свободная воля и Предопределение", то две эти вещи в рамках теологических систем все же как-то увязываются. Не исключено, что два тезиса - "муки ада конечны" и "муки ада вечны" - тоже можно увязать друг с другом. Одно из таких решений проблемы предлагает православный публицист Алексей Рахманьков. Он предположил, что люди после Страшного Суда будут одновременно испытывать и райское блаженство, и муку раскаяния (Рахманьков А. Два трудных вопроса). Ранее подобную точку зрения высказывал отец Сергий Булгаков в книге "Невеста Агнца" (М., 1995, с. 492).
Может ли человек испытывать блаженство и боль одновременно? Соображение Рахманькова показывает, что разрешение рассматриваемой антиномии в принципе возможно. Другое решение предложил русский философ серебряного века Евгений Трубецкой:
"Вечная мука есть не что иное, как увековеченный миг окончательного разрыва с жизнью... Вечность ада есть вечность мига... Ад не есть какая-либо вечная жизнь вне Христа, ибо вечная жизнь - одна: она только в Боге" (Трубецкой Е. Смысл жизни. М., 2003, с. 160, 163, 166).Итак, два казалось бы исключающих друг друга тезиса - "муки ада вечны" и "муки ада конечны" - все же можно как-то увязать.
Хотя Фармер разочаровался в религиях, он все же явно симпатизировал некоторым из них. Если следовать тексту романа "Темные замыслы" ("The Dark Design", 1977) из сериала "Мир Реки", его очень занимал суфизм - мистическое течение в исламе. Интерес к суфизму присутствует и в рассказе "Кода" ("Coda", 1992), еще одном повествовании из цикла "Мир Реки", в котором фигурирует женщина-суфий Рабиа, а также в романе "Бессмысленная маска" ("The Unreasoning Mask", 1981). Фармер ошибочно полагал, что суфизм, хотя и был придуман мусульманами, не является учением, принадлежащим только миру ислама. Якобы суфием можно быть, исповедуя любую другую религию.
Особый интерес представляют беседы alter ego Фармера - вымышленного американского фантаста Питера Фригейта из романа "Темные замыслы" - с другим вымышленным героем этого романа - средневековым арабом-суфием по имени Нур-эд-дин-эль-Музафир, что в переводе с арабского означает Странник Светоча Веры. Ниже я приведу пространный фрагмент из их диалога:
"- В некоторых аспектах, - сказал Нур, - Церковь Второго Шанса и учение суфиев совпадают. Сторонников Церкви, однако, подводит терминология - часто в понятия суфизма они вкладывают совсем иное содержание. Конечно, цель сторонников Церкви и суфиев - одна. Если отвлечься от разного понимания терминов, то можно сказать, что те и другие стремятся к поглощению индивидуальной личности Мировой Душой. Это может быть Аллах, Бог, Создатель - называйте Его как хотите.
- Означает ли это уничтожение личности?
- Нет, лишь поглощение. Уничтожение есть разрушение. При поглощении душа индивидуума становится частью всеобщей Мировой Души.
- Значит ли, что в этом случае личность утрачивает самосознание, собственную индивидуальность, что она теряет представление о собственном "я"?
- Да, но становится частью Высшего "Я". Разве можно сравнить утрату осознания себя как личности с приобщением к Божественной Душе?
- Меня это ужасает... По-моему, это - смерть. Если ты больше себя не осознаешь, значит, ты умер. Нет, не могу понять, почему буддисты, индуисты, суфии и Церковь считают это желанной целью.
- Вы правы, без самосознания человек мертв. Но если бы вам удалось испытать восторг, который ощущают суфии на каждом этапе самосовершенствования, вы отнеслись бы к этому иначе".
Далее Фригейт рассказывает о собственном опыте переживания мистических состояний. Таких эпизодов было три. Первый эпизод произошел, когда он работал на сталелитейном заводе, что явно соответствовало тому периоду жизни Фармера, когда будущий писатель трудился в черной металлургии. Кран подавал стальные болванки. Далее они поступали в чаны, повторно нагревались, а потом шли в прокат. Фригейт стоял у чанов и воображал, что болванки - это спасенные души, прошедшие через очистительное пламя чистилища. Затем его взгляд упал на немыслимо уродливый заводской двор, который явно не располагал к мистическим озарениям. Внезапно, в одно мгновение что-то изменилось - в его видении мира произошел некий ощутимый сдвиг. Все оставалось таким же серым и безобразным, и все же Фригейт вдруг ощутил, что мир устроен правильно и разумно. И все, что было и будет, - тоже разумно. Ранее ему представлялось, что мир является бесконечностью стеклянных кирпичиков. При этом он лишь смутно видел их грани. Он воспринимал эти кирпичики в виде искривленной стены, словно Бог, сложивший их, был под хмельком. Но сейчас он вдруг увидел, что кирпичики сдвинулись, и поверхность кладки стала ровной. Вселенная больше не виделась наспех построенным зданием, способным вызвать у зрителя лишь отвращение.
"Я был вне себя от счастья, - признавался Фригейт, - мне удалось, пусть на миг, заглянуть в основы мироздания, проникнуть сквозь внешний слой штукатурки, небрежно нанесенный на стены… Теперь я знал, что мир устроен стройно и разумно, что у меня есть в нем свое место… Да, я - живое существо, но я еще и один из кирпичиков, что лежит на уготованном мне месте… До этого мне казалось... что я выбиваюсь из стены Мироздания. Да и как могло быть иначе, если все кирпичики сложены в беспорядке? В этом заключалась моя ошибка. Все на свете имеет свое, уготованное ему место... Я был счастлив. Порядок и гармония мира внезапно открылись мне ".Однако, это озарение длилось совсем недолго - всего несколько минут, а потом мир вновь оказался созданием неумелого строителя.
Второй раз Фригейт испытал мистический опыт в результате курения марихуаны. Знакомые просто уговорили его попробовать "травку". На этот раз мир представился ему раствором, насыщенным мельчайшими кристалликами, а далее в его сознании опять произошел некий неожиданный сдвиг. Кристаллики вдруг зашевелились, заметались и начали мало-помалу выстраиваться в определенном порядке, будто ангелы на параде. Но этот порядок был бессмысленным, вернее, не столь разумным, как в первый раз.
Третий раз мистическое озарение посетило Фригейта во время полета на воздушном шаре. Он летел, созерцая величественную картину, открывающуюся ниже. Неожиданно он почувствовал, что превратился в пламя, и мир воспринимает его свет и тепло. При этом Фригейт вновь ощутил мир, как целиком разумный и упорядоченный Универсум. Он также отчетливо почувствовал, что все происходящее с ним или любым иным человеком является естественным и закономерным.
Нур задумчиво потер лоб, и сообщил, что пережитые Фригейтом эпизоды напоминают то, что суфии понимают под термином "таджали", что означает "мистическое озарение", но не являются ими, потому что возникли случайно, а не в результате постоянного и осознанного совершенствования души. Кроме того, этот мистический опыт не сделал его лучше, а это еще один довод в пользу оценки его как ложного.
Американский философ и психолог Уильям Джеймс в работе "Воля к вере" ("Will to Believe", 1896) утверждал, что человек по своей природе склонен верить во что-то. Однако, очень трудно понять, почему вера в это "что-то" возникает. Человек также склонен к сомнению, и если говорить не вообще о верованиях, а о верованиях чисто религиозных, то существует категория чрезмерно щепетильных в этом вопросе людей. Джеймс пишет, что их не устраивает религия, потому что они являются перфекционистами и постоянно ищут в религиях изъяны, даже не очень существенные. По-видимому, именно так относился к религии Фармер, именно в этом состоит причина его атеизма, или, вернее, агностицизма.
Было бы, однако, ошибкой полагать, что вера - это то, что неизменно поддерживает самое себя. Нерассуждающая вера вообще может дойти до самого безумного. На самом деле, совершая прыжок в веру, мы отталкиваемся от неких оснований. Одним из них является "религиозный опыт", о котором говорится в еще одной очень известной книге Уильяма Джеймса - "Многообразие религиозного опыта" ("Variety of Religious Experience", 1902).
Как уже говорилось выше, Фармер имел некоторый опыт переживания мистических состояний. Проблема только в том, что его "религиозный опыт" плохо вяжется с опытом христианской религиозной традиции. Да, Фармер мистически прозревал "правильность" и сверхъестественную разумность окружающего мира. Но такие состояния, скорее, ближе к опыту мистиков Востока, например Алана Уоттса - известного на Западе апологета дзен-буддизма. Мистическое озарение в дзен-буддизме - сатори - Уоттс описывает следующими словами:
"Самая удивительная черта этого переживания заключается в убеждении, что весь этот неописуемый мир является "правильным", настолько правильным, что наши обычные тревоги становятся смешными, их сменяет чувство дикой радости... Переживание делает совершенно ясным то, что вся Вселенная представляет собой проявление любви... Каким-то образом это включает в себя даже уничтожение в биологическом мире, где каждая тварь живет, пожирая других" (цит. по Балагушкин Е.Г. Критика современных нетрадиционных религий. М., 1994, с.190).Герман Гессе, другой известный апологет духовности Востока, писал о важности "прозревать божественное, судьбоносное и в зле, и в безобразии", "чтить и благословлять их" (Гессе Г. Письма по кругу. М., 1987, с. 105). Это похоже на мистические прозрения Фармера, который в ходе одного из них обнаружил гармонию даже в уродливом дворе сталелитейного завода.
Вообще говоря, мистические озарения по определению невыразимы. Тем не менее, некоторые их детали вполне доступны для вербализации. Существует множество попыток классификации переживаний мистического характера. Придуманы особые термины для их обозначения. Выражение "измененные состояния сознания" введено американским психологом Чарльзом Тартом. Он понимал под этим термином вообще любые необычные, неординарные состояния психики. Однако далеко не все "измененные состояния сознания" можно считать "религиозным опытом". Ведь "состояние сознания" легко "изменять" особыми веществами - психоделиками, однако считать такие имитации подлинным "религиозным опытом" очень трудно: к такому выводу приходят представители всех традиционных религиозных традиций.
Возможно, стоит разделять такие категории, как "мистический опыт" и "религиозный опыт". Думается, состоятельно предложение британского религиоведа Роберта Зэнера, который разделил "мистический опыт" на естественный и религиозный. Примером естественного "мистического опыта" является знакомое многим поэтам и мистикам ощущение растворения в Природе, и, думается, это ощущение стоит отделять от чисто "религиозного опыта". Существуют состояния психики, которые вообще трудно уложить в какую-либо классификацию. Это, например, "внетелесный опыт", когда человек переживает ощущение отделенности души от тела и выхода из него. Это ощущение само по себе еще не предполагает причастности к какой-либо религии. Но можно ли такое переживание считать религиозным опытом" или его имеет смысл рассматривать лишь как "измененное состояние сознания"? Этот вопрос лично для меня остается открытым. Проблема в том, что традиционные религии сложны, и это проявляется в культивируемом в них "религиозном опыте". Скажем, в индуизме целью некоторых медитативных практик является опыт отъединенности человека от мира и тела, опыт, для которого используется термин "мокша". Этот опыт неотделим от практики осознания тождественности атмана - индивидуальной души - и Брахмана - божественного, безличного Абсолюта.
Что же такое "религиозный опыт"? Говоря о нем, мы, по-видимому, подразумеваем контакт с некоей духовной реальностью. Очевидно, мы меняем один трудноопределимый термин - "религиозный опыт" - на другой - "духовную реальность". Все же, переключаясь с одного термина на другой, можно интуитивно понять, что понимается под "религиозным опытом". Здесь возникает множество нюансов. Человек может пережить ощущение контакта с Богом-Личностью, а может испытать чувство слияния с безличным духовным началом. Неоплатонизм, столь распространенный в период поздней античности, практиковал именно слияние с безличным Богом. Этот опыт обозначается термином "эносис". Такое понимание "религиозного опыта" некоторые авторы, например протестантский богослов Рудольф Отто, написавший книгу "Священное" ("Das Heilige", 1917), считают слишком широким. По мнению Отто "религиозный опыт" не может существовать вне переживания чувства священного, для которого теолог придумал термин "нуминозное чувство".
Нуминозное чувство представляет собой парадоксальный опыт, включающий в себя три компонента. Это переживание собственной тварности и ничтожества, а также две противоречащих друг другу эмоции - "mysterium tremendum" - страх перед трансцендентным, и "mysterium fascinans" - очарование и стремление приблизиться к cверхъестественному и поклониться Ему. Отто считал "нуминозное чувство" единственно возможным "религиозным опытом". Все остальные переживания, претендующие на статус такового, он исключал из этого понятия. Подозреваю, что это относится и к "эносису" неоплатоников. Затем Отто выпустил в свет работу "Восточный и западный мистицизм" ("West-Ostliche Mystik", 1926), где религиозный опыт подразделялся уже на два типа - "внутреннее видение", или "погружение в себя" и выход за пределы души - "видение единства". В последнем случае вещи становятся святящимися, призрачными, "визионерскими", а затем, насколько я понимаю, происходит слияние души человека с Высшей Реальностью. Близкую по смыслу классификацию форм "религиозного опыта" предложил позднее Уолтер Стейс, который в книге "Мистицизм и философия" ("Mysticism and Philosophy", 1960) разделил религиозный опыт на "интравертный" и "экстравертный" (Кимелев Ю.А. Философский теизм. М., 1993, с.74-75).
Как оценить в рамках предложенной выше классификации переживания Фригейта? В каком-то смысле эти озарения близки к "естественному мистическому опыту", то есть растворению в Природе. Однако, насколько я понимаю, сам Фригейт растворения в Природе не ощущал. Он видел лишь ее поразительную гармонию и красоту. Опыт, пережитый Фригейтом, во многом перекликается с содержанием термина "космическое сознание", введенного в научный обиход канадским психологом Ричардом Баком (Бекком) и ставшим заглавием к его известной книге, выпущенной еще в 1901 году. Его суть состояла в переживании ощущения неописуемой красоты, "правильности" и разумности Космоса. Отличительной чертой "космического сознания" было исчезновение ощущения собственного "я" человека. Правда, Фригейт, похоже, не испытывал чувства слияния с Космосом.
Фригейт в беседе с Нуром обсуждают вопрос о том, что в ходе некоторых мистических озарений происходит поглощение человеческого "я" Мировой душой. При этом Нур настаивает, что в суфизме происходит не уничтожение самосознания человека, а лишь его "поглощение". Уничтожение подразумевает деструкцию, а поглощение - нет. Но дело, на мой взгляд, в ином - "я" человека в ходе мистического озарения в суфизме все же исчезает, и, как справедливо замечает Фригейт, это по сути равносильно смерти человека. На самом деле духовные практики суфизма многообразны и свести их все лишь к достижению "поглощения" души человека Богом невозможно. Но такое "поглощение" в самом деле имеет место в духовном опыте ряда направлений суфизма.
Это явно отличается от христианской мистики. Мистическая встреча человека с Богом в христианстве неотделима от осознания собственной греховности. Иллюстрацией может служить известное переживание великого пророка Исайи. В состоянии мистического озарения он увидел прежде всего святость Бога, и ангелы-серафимы славили Его: "...Свят, свят, свят Господь Саваоф! Вся земля полна славы Его" (Ис.6:3). В следующее же мгновение он был вынужден воскликнуть: "...Горе мне! погиб я! Ибо я человек с нечистыми устами" (Ис.6:5). Важно также иметь в виду, что дальнейший рост единения с Богом, "обожение" человека приводит к освящению человеческой личности и к максимальному ее раскрытию, а не к "поглощению" человеческой души.
В конце этого комментария мне хотелось бы оправдать мистические озарения Фригейта. "Религиозный опыт" в христианстве подразумевает переживание не только святости Бога, но также красоты Природы, которую Он создал. Это чувство было знакомо многим христианским мистикам, и оно соответствовало аспекту Природы, неповрежденному грехопадением. Более того, в природе христианские мистики обнаруживали невидимое обычному взгляду поклонение своему Творцу. В связи с этим особо любопытны визионерские переживания некоторых героев романа "Братья Карамазовы" Федора Достоевского:
"Ночь светлая, тихая, теплая, июльская, река широкая, пар от нее поднимается, свежит нас, слегка всплеснет рыбка, птички замолкли, все тихо, благолепно, все Богу молится. И не спим только оба, я да юноша тот, и разговорились мы о красе мира сего Божьего и о великой тайне его. Всякая-то травка, всякая-то букашка, муравей, пчела золотая, все-то до изумления знают путь свой, не имея ума, тайну Божью свидетельствуют, беспрерывно совершают ее сами... Все совершенно, все кроме человека, безгрешно, и с ними Христос еще раньше нашего... Все создание и вся тварь, каждый листик устремляется к Слову, Богу славу поет, Христу плачет".
Этот невидимый миру мотив мольбы Богу со стороны Природы и ее существ присутствует у анонимного автора "Откровенных рассказов странника духовному своему отцу". Практикуя непрерывно Иисусову молитву, этот человек переживал следующее:
"Когда я начинал молиться сердцем, все окружающее меня представлялось мне в восхитительном виде: древа, травы, птицы, земля, воздух, свет, все как будто говорило мне, что существуют для человека, свидетельствуют любовь Божию к человеку и все молится, все воспевает славу Богу" (Откровенные рассказы странника духовному своему отцу. Париж, 1989, с.43).
Человеку в ходе "религиозного опыта" может открываться великая красота Природы и ее невидимая мольба к Богу, но этот опыт не должен стоять в центре религиозной жизни. Все же в христианстве главное не Природа, а Бог.
Сюжеты романов цикла "Мир Реки" дают повод обсудить космологию в изображении Фармера и проблему "дух/тело".
Река, на берегу которой "этики" воскресили всех когда-либо живших людей, брала начало в море на северном полюсе искусственной планеты и, извиваясь, текла к южному полюсу. Миновав его, она через другое полушарие возвращалась к исходной точке. Мир Реки был создан "этиками" - существами, принадлежащими к более продвинутой цивилизации, опередившей землян, как в науке, так и в морали. Но "этики" избегали контактов с воскрешенными людьми. Цель эксперимента, в сущности, непонятна. Здесь проявилась одна характерная особенность Фармера - часто ставятся вопросы, на которые он не хочет или не может дать удовлетворительного ответа. Правда, в одном месте романа "Тайные замыслы" ("The Dark Design", 1977) Фармер проговаривается и сообщает, что цель эксперимента "этиков" состояла в антропологических, лингвистических и исторических изысканиях. При этом эксперимент не будет длиться вечно - по его истечении люди вновь умрут за исключением очень немногих избранных, которые обретут бессмертие.
Выглядело это не очень красиво. В результате, один из "этиков" решает, что воскресить людей, поиграть ими, а затем вновь обречь их на смерть, является явно не этичным проектом. "Этик"-ренегат решил помочь людям спастись от смерти и разрушить неприглядные планы своих коллег. Он, Таинственный Незнакомец, мистер X и прочая, прочая, прочая, стал являться разным выдающимся и мужественным людям,- Сирано де Бержераку, Сэму Клеменсу (Марку Твену), Джеку Лондону, Ричарду Бертону, и многим другим, убеждая их совершить путешествие вверх по Реке и взять штурмом оплот "этиков" - Темную Башню, находящуюся в центре моря, из которого вытекала Река и куда она в конце концов возвращалась. Люди не знали, в чем состоит цель их воскрешения на берегу Реки. Они просто пытались устроиться в новом мире, создавая при этом множество квази-государств. Самые ищущие предпринимали попытки совершить путешествие к истокам Реки, путешествие к Святому Граалю, Великой Чаше, Темной Башне, Туманному Замку, Башне Санта Клауса и так далее, и так далее в зависимости от того, какие слухи об истоках Реки ходили среди них.
В числе решивших совершить путешествие к верховьям Реки, были самые различные люди, начиная от фараона Эхнатона и кончая баптистской проповедницей Агатой Крумс, чернокожей рабыней, которой гражданская война в Соединенных Штатах дала освобождение. Во сне ей было дано божественное откровение - Господь призвал ее в обитель на северном полюсе планеты, чтобы распахнуть перед ней и ее спутниками врата Царства Божия. Замечу, что проект путешествия вверх по Реке вообще символизирует искание Бога. Многие воскрешенные люди находили смысл жизни в учении Церкви Второго Шанса, которая возникла в результате активности "этика"- ренегата. Смысл воскрешения согласно вероучению этой Церкви был совершенно понятен и прост - Бог воскресил людей на новой планете для того, чтобы дать им второй шанс на спасение души.
В чем был подлинный смысл эксперимента "этиков", и какова структура Космоса, делающая эту затею возможной? Эти вопросы обсуждаются романе в "Магический лабиринт" ("The Magic Labyrinth", 1980). В нем фигурирует исправившийся Герман Геринг, который обратился к учению Церкви Второго Шанса и стал ее проповедником. В одной из своих проповедей Геринг нарисовал такую картину. Когда-то "этик"-ренегат явился к канадскому французу Жаку Жилло, мать которого была индианкой. "Этик" преподал ему основы новой религии, хранительницей которой должна была стать Церковь Второго Шанса. Жак Жилло обрел имена "Ла Виро" и "Ла Фондино", что на эсперанто означает, соответственно, "Человек" и "Основатель". Далее Таинственный Незнакомец изложил космологию новой религии.
Все в мире создал Бог, Создатель, Единый Дух. Называть Его можно как угодно. Первыми разумными и духовными существами были нечеловеческие создания, жившие на более древней, чем Земля, планете. Они ушли лишь после того, как смогли создать иную форму существ, опять же нечеловеческих, способных исполнить Долг. Новая раса называлась Старейшинами. Они, в свою очередь, передали свои знания гуманоидам-"этикам". Последние смогли осуществить масштабное воскрешение людей потому, что люди и другие разумные создания обладают тем, что они обозначали словом "душа". В человеческом языке этот термин оказался отягощенным множеством нежелательных коннотаций, поэтому Таинственный Незнакомец предложил заменить его словом "ка". Именно так древние египтяне называли некоторые аспекты души. "Ка" после смерти тела распадается на несколько фрагментов. Некоторые из них, принадлежавшие наиболее духовным существам, соединяются с Создателем, другие странствуют по Вселенной. И хотя "ка" и его фрагменты есть вроде бы нечто нематериальное, это не вполне так. Оказываются, можно сконструировать некий прибор, который в состоянии сосканировать "ка" людей и наделить эту сущность телом. Именно это "этики" и совершили со всеми людьми, когда-либо населявшими планету.
В том же "Магическом лабиринте" обнаруживается несколько иной вариант космологии и метафизики "этиков", где для обозначения души используется другой термин - "атман", которым в индуизме обозначается душа конкретного человека. Атман не включает в себя все аспекты души. По сути он является источником самосознания, а мозг в принципе может функционировать и без атмана. С другой стороны, атман, для того чтобы полноценно функционировать, все же нуждается в теле. Таким образом, отношения атмана и тела напоминают кентавра - одно без другого не может полноценно существовать. Однако, имея "атман", его возможно сосканировать и наделить телом, в котором он будет жить.
А вот как описывается эволюция Вселенной. Сначала возникла раса разумных существ - Основателей, лишенных атмана, то есть самосознания. У них была наука, но не было религии. В результате экспериментов одного ученого совершенно случайно был создан первый "атман". Раса гуманоидов, которой было передана технология производства "атманов", решила наделить ими другие разумные существа, распространив этот процесс на весь Космос. Можно предполагать, что этой расой были "этики". Однако, осталось непонятным, почему, дав людям бессмертие на берегу Реки, "этики" решили этот эксперимент со временем завершить?
Третья версия космологии Мира реки, а также метафизики души и тела излагается в романе "Боги Мира Реки" ("Gods of Riverworld", 1983). В ней утверждается, что "душу" изобрели "этики", называвшие ее "ватан" - словом, которым пользовались представители цивилизации, исчезнувшей миллионы лет назад. Если быть точным, "ватан" - это не душа в нашем понимании данного слова, а, скорее, самосознание, то есть лишь один из аспектов души. Каждый "ватан" являлся сущностью искусственного происхождения, которая притягивалась к своему физическому двойнику в момент зачатия, когда сперма и яйцеклетка объединялись и формировали зиготу человека. "Этики" построили специальные генераторы, производящие "ватаны", и благодаря этому смогли воскресить всех людей, но не для физического бессмертия, а для возвращения к Творцу, растворению в Нем. Смысл воскресения людей в этой версии заключается в самосовершенствовании или "продвижении" души. Лишь незначительная часть людей была способна к этому самому "продвижению". Именно это обстоятельство подтолкнуло "этика"-ренегата к бунту.
На нескольких страницах романа "Боги Мира Реки" обсуждается, обладает человек свободой воли или нет. Имеет смысл коснуться кратко этой темы, поскольку она связана с проблематикой "дух/тело". В самом деле, если душа - это лишь особая высокоорганизованная материя, тогда никакой свободы воли нет. О свободе воли говорили Питер Фригейт и Ричард Бертон. И похоже, что писатель излагает здесь свои мысли, поскольку Фригейт - это alter ego самого Фармера. Питер Фригейт утверждал, что свободная воля у человека в значительной мере является фикцией и зависит от биохимических реакций в мозге. Эту точку зрения поддерживали писатели Сэмюэль Клеменс (Марк Твен) и Курт Воннегут, что служило одной из причин их беспросветного пессимизма. Вместе с тем, Фригейт ясно видел, что такой подход снимает всякую ответственность со злодеев. Он замечает:
"Можно ли обвинять Ивана Грозного, и Жиля де Реца, и Сталина, и Гитлера, и Чан Кайши, и Мао Цзэдуна, и Менахема Бегина, и Ясира Арафата, и Чингисхана, и Симона Боливара, и террориста Ирландской революционной армии, бросающего бомбу в почтовый ящик и отрывающего детям ноги? Можно ли их всех винить?"
Ричард Бертон не то, чтобы спорит с Фригейтом и пытается доказать, что свобода воли есть, скорее, он просто пытается думать над проблемой, тем более, что при жизни Бертон посвятил ей поэму. Он говорит, что даже те, кто не верит в свободу воли, всегда поступают так, будто она у них есть. Фригейт обозначил личность человека термином "полуробот" и доказывал, что эта невероятно сложная структура вовсе не свободна от причинно-следственных связей: "Каждый из нас подчиняется требованиям биологического механизма, то бишь тела. Когда ты голоден, ты ешь или пытаешься раздобыть еду. Никому еще не удавалось возвыситься над собой настолько, чтобы обходиться без еды и не умереть с голоду. Повреждения черепно-мозговой и нервной системы, рак, химический дисбаланс - все это может повлиять на твои мыслительные способности, сделать тебя сумасшедшим, изменить твои побуждения и отношения. Невозможно силой воли подавить необратимые изменения, вызванные сифилисом, ядами, мозговыми травмами и так далее. И все мы рождаемся с набором генов, определяющих основное направление наших интересов и вкусов, даже в еде. Не всем нравятся бифштексы, помидоры или скотч. Опять-таки, некоторые рождаются с таким набором хромосом, который делает их эмоционально более косными по сравнению с другими людьми. То есть они не могут так же легко, как окружающие, приспособиться к новым явлениям и переменам. Они придерживаются старины и тех элементов культуры, что были заложены в них с юности. Другие же рождаются более податливыми и адаптируются с легкостью. Но иногда рассудок и логика могут повлиять на волю личности, и та преодолевает собственную косность, размягчает, так сказать, свою собственную натуру".
Бертон на это возразил, что Фригейт описывает не полуробота, а робота стопроцентного. Но собеседник с ним не согласился:
"Нет. У роботов нет разума. Они умеют пользоваться логикой, будучи соответственно запрограммированы. Но если вы представите роботу доказательство того, что его программа ошибочна, он не сможет отвергнуть инсталлированную программу. А люди могут. Иногда. К тому же роботам не приходится объяснять причины своих поступков. Они просто делают что-то так, а не иначе, между тем как люди должны объяснить, почему они делают то-то и то-то, и они создают логическую систему для оправдания своего поведения".Фригейт добавил, что согласно некоему исследованию около десяти процентов мужчин рождаются со склонностью к гомосексуализму, но это все же склонность, а не тупая детерминация генами. В принципе, человек может выбирать свою стратегию жизни. Замечу, правда, что сама способность человека действовать свободно имеет под собой генетическую базу. Есть люди, которые в принципе не в состоянии измениться. Разумеется, тема наличия/отсутствия свободы воли у человека необозрима.
К концепции Мира Реки примыкает сюжет романа "Шиворот-навыворот" ("Inside Outside", 1964). Действие в нем происходит в аду. По крайней мере сами его жители так именуют мир, в котором живут. Особых мучений в этом сомнительном аду нет, если не считать убогости существования и томящей скуки. Люди там питаются главным образом листьями каменного дерева и манной, которая сыпется с небес. В романе утверждается, что ранее ад представлял собой компактное местечко, созданное по модели Птолемея, но, когда победила система Коперника, ад перестроился. При этом люди почему-то живут там на внутренней поверхности гигантской сферы, которую, вообще говоря, невозможно увязать ни с геоцентричной моделью Птолемея, ни с гелиоцентрической моделью Коперника. Увы, такие логические неувязки у Фармера иногда встречаются.
Любопытно, что даже в таком месте люди зачем-то создали бюрократическую систему - Биржу. Кроме нее там есть подлинные хозяева этого мира - таинственные Власти, одна из функций которых - воскрешение случайно умерших в аду людей. В случае смерти кого-либо из жителей ада появлялась машина, из которой выходил человек "Х", которого многие почему-то считали Иисусом Христом. Он в самом деле внешне благообразен и похож на многие изображения Спасителя. Есть только одна раздражающая деталь - он почему-то всегда носит черные очки. "Христос" перед погружением тела умершего в машину всегда читал одну и ту же притчу, задевающую некоторые важные религиозные проблемы:
"Некий человек хорошо прожил свою жизнь. Точнее сам он думал, что хорошо прожил свою жизнь, но раз человек так думает, значит, так оно и есть, не правда ли? Пока плоды его хорошей жизни множились вокруг него, он поседел и покрылся морщинами. У него был хороший дом, верная и послушная жена, много друзей; его уважали, у него было много сыновей и дочерей, были внуки и даже правнуки. Но в конце концов он, как и все люди, подошел к концу своих дней и возлег на смертном одре. Он мог позволить себе лучших лекарей и лучшие лекарства, но это уже не могло ему помочь. Самое лучшее, что можно еще было сделать для него, это положить ему в руки распятье с изображением Бога, которому он поклонялся всю жизнь.
Человек этот умер, оказался в незнакомом месте и увидел перед собой незнакомца.
"Я на небесах?" - спросил умерший.
"Это зависит от тебя" - сказал незнакомец и протянул ему большой двуручный меч. - Чтобы попасть на небеса, в Рай, ты должен воспользоваться этим мечом. Если же откажешься, попадешь в Ад.
"И что я должен сделать с этим мечом?" - спросил старик.
"Пойдешь по этой тропе, - сказал незнакомец, - дойдешь до ручья. На берегу будет играть маленькая девочка, лет шести. Сейчас она кажется чистой, невинной и веселой, но повзрослев, она станет таким страшным злом, каким только может стать человек. Она станет причиной смерти сотен мужчин, женщин и даже детей. Она будет обрекать на пытки сотен людей и наслаждаться их криками. Более того, у нее родится сын, который вырастит таким же как и она.
Ты должен убить эту маленькую девочку".
Вот что сказал ему незнакомец."УБИТЬ ЕЕ! - воскликнул старик. - Ты, наверное, шутишь, а я не могу понять твой юмор! Или, может, это последнее испытание для меня?"
"Да, это испытание, - сказал незнакомец, - и поверь мне, я не шучу. Так не шутят. Ты не сможешь попасть в Рай, пока не убьешь этого ребенка! Посмотри вокруг себя! Ты узнаешь окрестности твоих родных мест? Ты все еще на Земле, на распутье между Адом и Небесами. Куда ты отправишься отсюда, зависит только от тебя. Или ты сейчас уничтожишь семя зла, пока оно беззащитно, и тем самым совершишь великое и доброе дело, или же ты поставишь светскую мораль выше любви к человеку и Богу".
"Но я же добродетельный человек! - воскликнул старик. - А ты хочешь, чтобы я совершил дурное дело для того, чтобы доказать свою добродетель?"
"Ты, конечно, слышал и читал, - возразил незнакомец, - что нет совершенно добродетельных людей. По-настоящему добродетелен только Бог. Это слова Христа, который утверждал, что сам до конца не добродетелен".
Сказав это, незнакомец удалился. Старик смотрел ему вслед, ожидая, что незнакомец раскроет крылья и улетит. А может они полагал, что у того вырастут рога, копыта, хвост и он нырнет в раскрывшуюся перед ним землю, ибо ему в голову пришла мысль, что незнакомец может быть и ангелом, но падшим. Как Небеса могли допустить, чтобы он столкнулся сейчас с демоном? И это после того, как он всю жизнь успешно сопротивлялся дьявольским соблазнам и твердо придерживался Божьего пути. Но отдать его дьяволу после смерти… Это было бы несправедливо! Неслыханно! О таком не упоминали священники, да и в книгах он не читал ничего такого.
Но как бы то ни было, он держал в руках острый меч, и ему было сказано, что с ним делать. Медленно он пошел по указанной тропе и вскоре дошел до ручья, у которого играла маленькая девочка. И он узнал в ней свою любимую правнучку, дочь своего любимого внука. Она была прекрасной ласковой девочкой и умницей к тому же. Могла ли она сделаться такой, как предсказывал незнакомец?
Предсказывал? Если будущее можно предсказывать, если оно заранее определено, то эта девочка не имела никакого выбора, и не имеет свободы в желаниях и поступках. Значит она кукла, которую Бог дергает за веревочки? Но можно ли ее убивать за зло, которое ее обрекли совершить?
Но тут он вспомнил, что будущее, хоть оно и скрыто от человека, оно явно открыто глазами Всевышнего. Он, Всевышний, видит все с начала до конца, времени в человеческом понимании для него не существует. Он сам есть альфа и омега, Он видит все разом. Человек сам имеет свободу выбора, хоть и не знает, что сделает завтра.
"Но этого не может быть,- думал старик. - Если я убью девчонку сейчас, то она не совершит всех этих злодеяний в будущем. Значит, она умрет невинным ребенком и будущее которое Бог видит сейчас свершится без нее. Так как же Он мог видеть ее и ее деяния в будущем? Будущее для нее ясно ибо Он сам предопределяет пути, которыми оно пойдет. Он предопределил, что этот ребенок умрет сейчас или же вырастет и превратиться в чудовище. Мы все предопределены Его знанием.
Если это так, - думал старик, - то почему же Он вообще сотворил человека? С того самого момента, как Он замесил глину для Адама, Он знал, что миллиарды людей попадут в Ад и только некоторые - в Рай. Неужели Он создавал все это потому, что даже небольшое добро перевесит огромное зло? Или, возможно, Он созидатель по натуре и не может жить, ничего не создавая, несмотря на любые последствия, к которым может привести Его творчество.
Старик ничего не мог понять. Чем больше он думал, тем сильнее запутывался. На каждый довод старик находил контрдовод. На каждый контрдовод находился свой контрдовод. Но все сводилось к одному: он должен был сотворить добро при помощи зла. Ему оставалось лишь прекратить раздумья и обратиться к слепой вере.
Итак, старик тихо подошел сзади к девочке - та - играла и занес меч. И тут ему в голову пришла другая мысль…"
На этом месте загадочный "Х" всегда заканчивал свою притчу, оставляя ее без всякого продолжения, чем совершенно сбивал с толку слушателей. О "притче" стоит сказать несколько слов.
Бог требует беспрекословного повиновения. При этом возникает жуткий и кощунственный вопрос - убивать ли ребенка по воле Божией или нет? Вспоминается одно высказывание Иоанна Златоуста, который заметил, что лучше убить человека по воле Божией, чем проявить ложный гуманизм. Но ребенок... И это далеко не абстрактная проблема. В Библии можно найти примеры того, когда Бог требовал убить ребенка. Это сюжет о жертвоприношении Исаака Авраамом, жертвоприношение дочери, которое осуществил судья Иеффай, а также геноцид жителей Ханаана, когда убивали даже младенцев. Такого рода сюжеты представляют очевидную теологическую проблему, атеисты пользуются ими для критики ветхозаветного Бога. Так, в книге воинствующего атеиста Ричарда Докинса "Бог как иллюзия" ("The God Delusion", 2006) присутствует ссылка на Книгу Второзаконие (20:15-18), где по поводу жителей Ханаана отдается повеление: "не оставляй в живых ни одной души, но предай их заклятию". В другом месте Докинс ссылается на Книгу Чисел: "Итак убейте всех детей мужеского пола, и всех женщин, познавших мужа на мужеском ложе, убейте" (Чис.31:17) (Докинз Р. Бог как иллюзия. М., 2009, с.344, 348). Проблема эта очень трудна; ее детальное обсуждение можно найти в книге отца Андрея Кураева "Дары и анафемы" (М., 2004).
Главный герой книги "Шиворот-навыворот", некий Джек Калл, в земной жизни был христианином. Однажды, засмотревшись на стройные ноги проходившей мимо брюнетки, он угодил под машину. Может быть, из-за этого он полагал, что попал в ад заслуженно. Однако религиозным человеком назвать его очень трудно. Калл не предавался особым терзаниям относительно греховности своей души, решив вместо этого как можно удобнее устроиться на новом месте. В аду у него было свое место на Бирже. Однажды к нему дозвонился человек, назвавший себя: "Федор, славянин, юродивый". (Речь, конечно, шла о Федоре Михайловиче Достоевском, которого Фармер любил и даже сделал его одним из героев своего раннего романа "Река Вечности" ("The River of Eternity"). Там он фигурирует под именем Федор Борбич. Этот образ дан Фармером в несколько ироничном контексте, но это добрая ирония. Федор там стал адептом Церкви Второго Шанса и был распят врагами государства, в котором жил. Вел он себя при этом весьма достойно.) Федор предложил Каллу завиральную и в чем-то даже кощунственную идею. Он предположил, что при нисхождении Ииуса Христа после крестной смерти в ад Власти смогли пленить Его, а обратно отправили двойника.
Тема сошествия в ад освещена в Новом Завете скупо. Тем не менее, есть тексты, которые говорят о том, что Христос после своей смерти на кресте действительно сошел в ад: Книга Деяний Апостолов (2:31), Первое Послание Апостола Петра (3:18-20) и Послание Апостола Павла к Ефесянам (4:9). Чтобы проверить гипотезу Федора, Джек Калла со своей бывшей возлюбленной Филлис совершили жуткое дантово путешествие в подземный мир канализации ада. Там они обнаружили очередного "Х"-а, которого многие жители ада принимали за Иисуса Христа. Федор метнулся к нему с возгласом: "Я иду, владыко!", но упал и потерял сознание.
В итоге оказалось, что ад, описываемый в романе, был создан некоей высокоразвитой цивилизацией, а "Х"-ы были ее представителями. Ученые этой цивилизации изобрели бессмертие, а вернее сказать душу, которую они называли "квантом". Эта сущность была ответственна за самосознание и обладала способностью соединяться с нервной системой и записывать все характеристики тела. Представители этой цивилизации понастроили в различных уголках Вселенной генераторы "квантов", благодаря чему смогли воскресить всех когда-либо живших существ. Они воскрешали их просто потому, что любили жизнь во всех ее проявлениях. И Калл лишь благодарил Судьбу за то, что она не позволила Федору услышать все это и понять, что не было никакого Иисуса Христа, Который умер за грехи людей и в конце времен воскресит всех, чтобы создать Царство Божие.
Зачем представители суперцивилизации создали такой тягостный мир, который живущие в нем люди воспринимали как ад? Это совершенно непонятно. У Фармера лучше получается ставить вопросы, нежели отвечать на них.
Фармер избегает говорить о том, что Вселенная создана Богом. В цикле "Многоярусный Мир" тоаны-Властелины обнаружили, что их Вселенная создана Кем-то. Но кто эти загадочные создатели, так и не уточняется. В романах цикла "Мир Реки" идея сотворенности Вселенной Богом излагается в учении Церкви Второго Шанса, сфабрикованной "этиком"-ренегатом. Но не факт, что это правда, а не его выдумка. И лишь в последнем романе сериала "Мир Реки" - "Боги Мира Реки" ("Gods of Riverworld", 1983) - в послесловии сообщается, что "ватаны-души" духовно продвинувшихся людей сливаются с "божественной сущностью", которая, надо полагать, и была Творцом Вселенной, хотя прямо об этом не говорится. Таким образом, некий рудимент Бога в романах Фармера сохраняется. При этом между Богом и людьми Фармер протянул целую иерархию различных цивилизаций, что вызывает явные ассоциации с оккультной теорией иерархии миров, протягивающихся от Абсолюта до мира косной материи. Описанное Фармером безбожное воскрешение людей с не до конца понятными целями некоторые критики противопоставляют фантазии-аллегории К.Льюиса "Расторжение брака" ("Great Divorce", 1945), в которой рассказывается о посмертном бытии людей: одних, определенных к пребыванию в аду, других - к вечной жизни в раю.
Строя сюжет о воскрешении всех людей "этиками", Фармер в некотором смысле додумывается до идеи русского философа XIX века Николая Федорова о воскрешении предков. Этот русский философ-космист полагал, что целью существования человечества является воскрешение всех ранее живших людей, собирание их по атомам при помощи силы науки и техники. Для этого процесса Федоров в своей книге "Философия общего дела"(1906-1913) придумал специальный термин - "патрофикация". Вообще говоря, Федоров верил в Бога-Творца, был воцерковленным православным христианином. Возникает законный вопрос: почему функцию воскрешения предков он возложил на людей, на их ограниченную в возможностях науку и технику, а не на всесильного Бога? Этот момент его философии остался для меня непонятным. Есть только одно предположение: Федоров трепетно относился к самому феномену науки и, может быть, именно поэтому решил, что науке будет под силу воскрешение отцов. Тут, однако, возникает много других недоумений и вопросов. В самом деле, допустим, что мы по атомам соберем тела отцов, но как при этом быть с их душами? Ведь созидание их душ есть уже явно непосильная для человека затея.
Фармер в цикле "Мир Реки" не всегда ясно описывает, что такое "душа". Он использует различные термины - "ка", "атман", "ватан", "квант". Из того, что он обо всем этом пишет, понятно, что здесь он имеет в виду не душу, включающую в себя разнообразные психические акты, а скорее сознание и даже более конкретно - самосознание. Как ни укладывай утверждения Фармера по поводу "души", возникает откровенная путаница. Она вытекает из странной идеи Фармера, что самосознание было изобретено некоей цивилизацией. В романе "Боги Мира Реки" ("Gods of Riverworld", 1983) Фармер говорит, что "ватаны" созданы "этиками". В книге "Магический лабиринт" ("The Magic Labyrinth", 1980) сообщается, что первый "атман" был случайно изобретен цивилизацией негуманоидных Основателей. В романе "Шиворот-навыворот" ("Inside Outside, 1964) утверждается, что "кванты", соответствующие понятиям "атман" и "ватан", были созданы некоей могущественной цивилизацией. Но если они были изобретены инопланетянами, как тогда "души" могут слиться с явно нематериальной "божественной сущностью"? Словом, Фармер сам запутался и основательно запутал своих читателей.
"Душа-ватан" несет информацию о теле. В ней остаются некие следы от контакта с ним, а потому, оказывается, что "душу" можно каким-то образом "сосканировать" и благодаря этому восстановить тело. Если продумать эту идею до конца, окажется, что "душа" у Фармера представляет собой особую, "тонкую" форму материи. Такого рода взгляды можно условно назвать "духовным материализмом". Сама по себе эта идея не нова. Ее нередко придерживались "примитивные" народы. Для таких случаев немецкий психолог Вильгельм Вундт ввел понятие "телесная душа". Она плохо отделима от тела и повторяет его контуры. Материалистический взгляд на душу высказывали некоторые античные философы-атомисты. В частности, Эпикур писал: "Душа есть тело из тонких частиц, рассеянное по всему нашему телу, оно схоже с ветром, к которому примешана теплота" (Эпикур. Письмо к Геродоту // Тит Лукреций Кар. О природе вещей. М., 1983, с.300). "Духовного материализма" придерживались некоторые физики. Скажем, советский физик Николай Иванович Кобозев полагал, что психические процессы являются результатом взаимодействия элементарных частиц, именуемых психонами, масса которых на несколько порядков меньше массы электронов (Лесков Л.В. На пути к новой картине мира // Сознание и физическая реальность. 1996, №1, с.44). "Духовный материализм" весьма заметен в теософском движении и в оккультизме вообще. Теософ Елена Блаватская выделяла в человеке помимо материального целую иерархию тел: астральное, ментальное и будхиальное. С каждым шагом "тело" становится все более "тонким", то есть лишенным материального качества. "Апофеозом" исследований в рамках "духовного материализма" стали эксперименты "ученого" Дункана Макдугалла, который взвешивал души, отмечая вес тела до и после смерти.
В более развитых в религиозном смысле системах душа - это некая нематериальная часть человека, обладающая психическими свойствами - разумом, чувствами и волей. Кажется правдоподобным, что помимо "вещество + поле + энергия" существует еще нечто "идеальное", проявляющее себя в Боге и в душе, созданной "по образу" и "подобию" Бога (Быт.1:26). Дуализм очевидно присутствует в библейском тексте о сотворении человека: "И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою" (Быт.2:7). С другой стороны, в Ветхом Завете присутствует и целостный взгляд на природу человека. Что касается Нового Завета, в нем, похоже, побеждает дихотомия или даже трихотомия в понимании природы человека. Иногда утверждают, что человек соcтоит из трех сущностей - тела, души и духа (1 Фес.5:23). Еще чаще говорят, что помимо тела в человеке живет нематериальная душа (Мф.6:25; 10:28). При этом дух рассматривается в качестве синонима души или ее части.
Дуализм в философии в свое время был выпукло сформулирован самым известным дуалистом всех времен и народов - Рене Декартом. Он исходил из представления о том, что материя (res extensia) и сознание (res cogitas) - это две кардинально отличающиеся друг от друга субстанции, находящиеся во взаимодействии. Декарт полагал, что материя и сознание таинственным образом взаимодействуют где-то в области эпифиза - эндокринной железы головного мозга. Но как две столь различные субстанции могут взаимодействовать друг с другом? В результате, некоторые философы-дуалисты сочли необходимым придерживаться философской позиции, именуемой "окказиоционализмом", согласно которой наши субстанции - ментальное и физическое - не взаимодействуют реально, однако Бог всякий раз приводит их в соответствие друг к другу. Такую точку зрения развивали в свое время Готфрид Лейбниц и Николя Мальбранш, Откровенно говоря, данное решение выглядит как очевидная "отмазка". Помимо проблемы невозможности ренального взаимодействия ментального и физического дуализм в ХХ веке был серьезно подорван нейрофизиологическими исследованиями, которые обнаружили, что ментальным феноменам соответствуют некие вполне определенные биохимические процессы в мозге. Кроме того, изучение повреждений мозга позволило обнаружить в нем центры, ответственные за различные психические функции.
Традиция дуализма имела свое продолжение в ХХ веке. Примером может служить книга Карла Поппера "Я и его мозг. Аргументы за интеракционизм" ("The Self and Its Brain. Arguments for Interactionism", 1977), написанная в соавторстве с австралийским нейрофизиологом Джоном Экклсом. Экклс, кроме того, написал предисловие к работе философа-дуалиста Э.Полтена "Критика теории психофизической идентичности" ("Critique of Psycho-Physical Identity Theory", 1973). Среди других известных нейрофизиологов, защищающих дуализм и самостоятельное существование ментальных феноменов,- Чарльз Шеррингтон и Уайлдер Пенфилд. Последний долгое время работал в Университете МакГилла в Монреале. Он полагал, что в пользу психофизиологического дуализма можно выдвинуть чисто научные аргументы. Занимаясь разработкой методики лечения эпилепсии, Пенфилд, стимулировал электрическими разрядами различные участки коры больших полушарий мозга, что позволяло более точно локализовать эпилептический очаг и оценить функции тех или иных структур мозга. Во время операции больные находились в сознании и могли описывать свои ощущения. Во время такого рода манипуляций с одним из пациентов Пенфилд возбудил участок мозга, ответственный за движение руки. При этом рука подернулась. Однако, пациент сообщил, что рукой двигал не он, более того, он мог придерживать движущуюся руку другой рукой. По мнению Пенфилда этот результат свидетельствовал о том, что помимо электрических импульсов в мозге существует особая субстанция - личность ("Я"), способная противостоять импульсам, идущим из мозга (Робинсон Б. Психологическая уникальность человека: Опровержение теории Дарвина // Идеология дарвинизма и ее воздействие на науку, образование и общество. Симферополь, 2010, с.239).
Некоторые авторы, защищая дуализм, ссылаются на феномен "внетелесного опыта", в ходе которого люди ощущали отделение души от тела (Там же, с.249). Причины возникновения таких состояний могут быть самыми различными - это прием психоделиков, сенсорная депривация, обезвоживание, клиническая смерть и многое другое. Иногда "внетелесный опыт" появляется спонтанно, как это было у Роберта Монро, автора книги "Путешествия вне тела" ("Journeys out of the Body", 1971). Книга поражает силой зримых деталей, и кажется малоправдоподобным, что автор все это просто выдумал. Есть методики по сознательному вызыванию "внетелесного опыта". Пример - книга Михаила Радуги "Фаза: Практический учебник по внетелесным переживаниям" (М., 2011). "Внетелесный опыт" можно вызвать путем стимуляции определенных сегментов мозга. При этом больные переживают чувство отделения души от тела и даже видят свое тело со стороны. Некоторые авторы рискуют утверждать, что люди в процессе "внетелесного опыта" способны видеть, что происходит за пределами комнаты, в которой они лежат. Широкую известность приобрел случай мисс Z, описанный американским психологом Чарльзом Тартом. Эта пациентка якобы смогла прочитать число, написанное на бумажке, которая лежала на полке выше ее кровати. Однако позднее этот эксперимент был подвергнут критике. К сожалению, литература, посвященная "внетелесному опыту", вообще часто содержит откровенные небылицы. Удовлетворительного натуралистического объяснения феномена "внетелесного опыта" до сих пор не построено.
В некоторых религиозных книжках истинность дуализма обосновывается пересказом случаев, когда душа человека сохраняет свои функции при почти полностью разрушенном мозге. Например, в статье биолога-креациониста Александра Хоменкова "Закат естественно-научного материализма и христианское мировоззрение", опубликованной в журнале "Континент" (1994, №2), со ссылкой на книгу Леонида Корочкина "Свет и тьма" (СПб., 1993) описывается случай, когда у больного рассеянным склерозом мозг разрушился за исключением центров дыхания, кровообращения и регуляции движения глаз. Этот больной общался с миром, открывая и закрывая глаза. Есть в этой книге ссылки также на другие, близкие по смыслу случаи, когда в результате болезни большую часть мозга занимала церебро-спинальная жидкость. Такого рода факты служат для Хоменкова основанием для утверждения, что субстанциональной основой мышления служат не материальные процессы в мозге, а некая идеальная субстанция. Хоменков избирает для ее обозначения лапидарный термин - "идеальное логосное основание тварного мира". Примеры того, как при разрушенном мозге человек продолжает мыслить, при всей своей неправдоподобности мигрируют из одной апологетической статьи в другую. В каждом из подобных фактов, возможно, имеет смысл детально разбираться, но верится в них с трудом. На самом деле, если у человека разрушить кору головного мозга, едва ли стоит рассчитывать, что он будет продолжать мыслить. Даже не очень значительные ее повреждения способны вызывать серьезные нарушения в ментальных функциях. Хотя, да, иногда человек оказывается способным функционировать даже при весьма существенных разрушениях мозга, но ведь это еще не означает, что он может мыслить вообще без мозга. Иначе зачем Бог вообще создал такую структуру?
Фармера, конечно, можно упрекать за "духовный материализм", но его построения в романах цикла "Мир Реки" находятся гораздо ближе к христианству, чем соображения нынешних философов и ученых относительно того, что никакого дуализма нет, а биохимические процессы в мозге тождественны ментальным состояниям. Такая точка зрения - "теория идентичности", к сожалению, очень распространена сегодня в сообществе нейрофизиологов и философов, занимающихся проблемами сознания. Они прямо называют свою концепцию "научным материализмом". Вообще-то, это достаточно странное название. Философы иногда, конечно, называют свое занятие наукой, особенно когда хотят поднять его имидж. И все же философия и наука - это различные типы размышления - дискурса. Тем не менее, есть определенные основания называть нынешнюю философию натурализма, занятую проблемами сознания, "научным материализмом". Дело в том, что философы этого типа активно опираются на факты, полученные наукой, в частности нейрофизиологией, и вербуют себе сторонников среди ученых.
"Научные материалисты" полагают, что исследования мозга, проведенные в последние десятилетия, дали философии, может быть, больше, чем все усилия философов прошлых столетий, а изучение того, как работает мозг, поможет разрешить многие чисто философские проблемы эпистемеологии - теории познания. Эту амбициозную программу обозначают сегодня термином "натуралистическая эпистемология". Разработка такого рода пограничной дисциплины началась во второй половине ХХ века. Этим занимались такие известные философы и биологи как Уиллард Куайн, Карл Поппер и Конрад Лоренц. Корни натуралистической эпистемологии уходят в работы самого Чарльза Дарвина. Нейрофизиолог Константин Анохин в одной из своих лекций приводит следующую выдержку из записной книжки Дарвина, обозначенной буквой "M" (имеется в виду метафизика) и расшифрованной в 80-е годы XX века: "Происхождение человека теперь доказано. - Метафизика должна процветать. - Тот, кто понимает бабуина, сделает больше для метафизики, чем Локк" (цит. по Анохин К.В. Разум и мозг).
Некоторые философы-"научные материалисты" тесно сотрудничают с научными работниками. Так, Дэниел Деннет разрабатывает для этологов - ученых, занимающихся изучением поведения животных, - схемы некоторых экспериментов (Гороховская Е.А. Натуралистическая эпистемеология и зоопсихология // Философия науки в историческом контексте. М., 2003, с.246). Деннет также входит в редколлегии некоторых чисто научных журналов и является личным другом ультрадарвиниста и воинствующего атеиста Ричарда Докинса. Его небольшой комментарий к обсуждению проблемы генетического детерминизма вошел в книгу Докинса "Расширенный фенотип" ("The Extended Phenotype", 1982). Деннет принимал участие в проектировании созданного в Массачусетском технологическом институте робота Кога, способного следить за движением кисти человека и имитировать эти движения (Юлина Н.С. Д.Деннет: самость как "центр нарративной гравитации", или почему возможны самостные компьютеры // Вопросы философии, 2003, №2, с.111).
Возникнув в лоне философии на руинах логического позитивизма, "научный материализм" затем распался на множество толков и направлений: "функциональный материализм", "теоретический материализм", "эмерджентный материализм", "элиминативный материализм" и кое-что еще. Несмотря на различия в деталях, отношение всех этих философов к дуализму является весьма негативным. Например, в старой статье аргентинского "эмерджентного материалиста" Марио Бунге, опубликованной у нас в свое время в журнале "Философские науки" (1976, № 2), приводятся десять аргументов за дуализм и десять против, причем критическая часть выглядит значительно сильнее. Бунге подобно многим другим "научным материалистам" видит причины распространенности дуализма в том, что он зашифрован в обыденном языке и укоренен в "здравом смысле". Поэтому "научные материалисты" нередко используют по отношению к обыденным представлениям человека о коренном отличии тела от души уничижительный термин "фолк-психология", то есть "народная психология", которая наивно принимает кажущееся за действительное. Примером может быть, скажем, нередко используемое высказывание "выбросить мысль из головы", которое вроде бы ясно свидетельствует, что "мысль" и "голова" - это разные вещи. Кроме того, стоит обратить внимание, что практически во всех языках для обозначения тела и души используются разные слова.
В одном Бунге и его единомышленники все же правы - дуализм действительно глубоко укоренен в обыденной психологии человека. В книге "Бог как иллюзия" ("God Dellusion", 2006) неодарвинист Ричард Докинc ссылается на работы психолога Пола Блума, который заметил, что дети являются природными дуалистами. Они интуитивно полагают, что между материей и сознанием существует коренное различие (Докинз Р. Бог как иллюзия. М., 2009, с. 256). Однако такой стихийный дуализм, проявляемый в обыденном языке, по мнению "научных материалистов", не является состоятельным - соображения "здравого смысла" о кардинальном различии метального и физиологического могут оказаться иллюзией. В самом деле, когда-то тезис о том, что Земля является круглой, а не плоской, тоже вызывал сомнения. Тем не менее, наука оказалась способной доказать, что Земля является круглой. Более того, наука доказала, что она крутится вокруг Солнца, а не наоборот. Очевидно, что к суждениям, продиктованным "здравым смыслом", в философии стоит относиться с осторожностью. В своей статье Бунге обращает внимание на то, что дуализм нарушает первый закон термодинамики - закон сохранения энергии, поскольку допускает вмешательство в физический мир со стороны сознания (Бунге М. Несостоятельность психофизического дуализма // Философские науки, 1979, №2, с.78-83). Кроме того, дуализм, возможно, противоречит второму закону термодинамики, согласно которому все в природе движется в направлении увеличения энтропии, увеличении хаоса. Между тем, "дух" человека способен вносить порядок в этот мир.
Может быть, дуализм и порождается наивным подходом к проблеме "дух/тело", однако это еще не означает того, что "научным материалистам" удалось добиться больших успехов в сведении ментального к миру нейрофизиологических феноменов. Общая проблема "научного материализма" в том, что ментальное и физическое - это реальности явно разного порядка. О ментальном нельзя говорить в том же смысле как об атомах, хотя бы потому, что ментальные состояния лишены пространственного измерения. Запах розы и соответствующие нейрофизиологические процессы в мозге очевидным образом отличаются друг от друга. При размышлении над проблемой "мозг/сознание" возникает ощущение, что проблем не избежать при любом раскладе. При этом мы всегда меняем шило на мыло. Вопрос состоит в том, какие проблемы предпочесть. Философ Колин Макгинн вообще полагает, что обсуждаемая проблема лежит за пределами когнитивных способностей человека. Мы в состоянии эту проблему поставить, но не в состоянии ее удовлетворительно разрешить.
Любопытно, что сегодня к дуализму относятся с сомнением некоторые христианские философы, например британский физик и теолог Джон Полкинхорн. Он обращает внимание, что совершенно непонятно, как могут взаимодействовать столь непохожие друг на друга субстанции как ментальное и физическое? В самом деле, как мысленный акт приводит к физическому действию поднятия руки? Или почему принятие некоторых медикаментов решительным образом меняет состояние сознания? Полкинхорн выдвигает собственное решение - "двухаспектный монизм". Его суть состоит в том, что существует лишь одна субстанция, а не две - материя и сознание. Но эта субстанция способна пребывать в двух состояниях (Полкинхорн Дж. Вера глазами физика. М., 2001, с.29).
Полкинхорн не был изобретателем монизма в отношении к природе человека. Так, в старой книге Джона Робинсона "Тело" ("The Body", 1952) утверждается, что монистический взгляд на человека вообще был характерен для древнееврейской ментальности, которая отличалась от воззрений древних греков, исповедовавших концепцию разделения души и тела. По этому вопросу среди христианских теологов продолжаются споры, которые нет смысла обсуждать в данной статье (Эриксон М. Христианское богословие. СПб., 2009, с.444-454). В принципе, идею Полкинхорна можно несколько видоизменить и предположить, что различие между ментальным и нейрофизиологическим может быть результатом того, что мы видим одну и ту же реальность под различными ракурсами. "Взгляду изнутри" соответствует ментальное, "взгляду снаружи" - нейрофизиологическое. При этом ментальное и физическое не взаимодействуют друг с другом, но дополняют друг друга. В этом смысле можно говорить о применимости к нашему случаю принципа дополнительности.
Здесь возникает трудная проблема того, как представить посмертное существование души. Классический дуализм предполагает, что после смерти души "спят", или пребывают в чистилище, или получают предварительное возмездие. Но если двухаспектный монизм верен, тогда человека после смерти и до Страшного Суда просто не существует. Писание говорит, что до пришествия Иисуса Христа души всех людей томились в шеоле. Было ли это чисто бестелесным состоянием? Ответить на этот вопрос очень трудно. Притча о богаче и нищем Лазаре (Лк.16:19-31) говорит скорее о том, что в преисподней существование было телесным. Правда, причиной этого могли быть издержки самого жанра притчи. Для иллюстрации своей точки зрения Полкинхорн использует корпускулярно-волновой дуализм. Имеется в виду, что один и тот же объект в квантовой механике может в одних ситуациях вести себя как частица, а в других - как волна (Полкинхорн Дж. Вера глазами физика. М., 2001, с.33).
В последние десятилетие стали появляться разнообразные спекуляции по поводу привлечения квантовых эффектов для объяснения работы сознания. Весьма известны соображения физика Роджера Пенроуза и анестезиолога Стюарта Хамерроффа, согласно которым мозг работает как квантовый компьютер. На эту тему Пенроуз написал книгу "Новый ум императора" ("The Emperor’s New Mind", 1999), уже переведенную на русский язык (М., 2011). Проблема в том, что в мозге не видно структур, ответственных за квантовые эффекты в процессе мышления. Хамеррофф предположил, что таковыми могут быть микротрубочки, входящие в цитоскелет клетки. Однако, такого рода микротрубочки обнаружены и у растений, которые сознанием явно не обладают. Существуют и другие спекуляции на тему квантовой природы сознания, например отечественная книга физика Михаила Менского "Человек и квантовый мир" (Фрязино, 2005). Что касается идеи Джона Полкинхорна о "двухаспектном монизме", то она вполне перспективна, поскольку решает проблему невозможности представить, как взаимодействуют физическое и ментальное, а кроме того, позволяет избегнуть сведения одного к другому.
"Научный материализм" казалось бы исключает жизнь за гробом, поскольку сводит душу к биохимическим процессам в мозге. Однако, как ни странно, в сообществе физиков находятся люди, которые будучи по своим взглядам материалистами, подобно Фармеру задумываются о возможности воскрешения тела и души. Яркий пример такого ученого - Франк Типлер, написавший книгу "Физика бессмертия" ("The Physics of Immortality", 1994), перевод которой можно найти в Рунете. Вообще-то книга Типлера является ученым трактатом, но читается она как научно-фантастический роман. По его мнению, компьютеры будущего окажутся способными полностью заполонить собой Вселенную и объединить ее в единый "вселенский разум", который воскресит всех когда-либо живших людей. Для этого вселенского компьютера Типлер использует термин Тейяра де Шардена "точка Омега". Насколько реален такой проект воскрешения людей? Типлер полагает, что вполне, рассуждая примерно так: когда мы видим человека, то на самом деле имеем дело с образом, создаваемым лучами света. Эти лучи света постепенно рассеиваются по Вселенной. "Точка Омега" - гигантский суперкомпьютер, в который превратится наша Вселенная, будет всесильным, а значит, способным собрать всю информацию о каждом когда-либо жившем человеке и создать его точную копию. Идея воскрешения людей "точкой Омега" вызывает целый ряд вопросов. Например, об идентичности созданной копии и человека, реально жившего на Земле. Эта проблема в свое время была сформулирована английским философом-скептиком Энтони Флю. Он обозначил ее термином "обвинение Реплике". Суть проблемы состоит в вопросе - будет ли воскрешенный действительно тем самым человеком, который жил когда-то на земле или просто его искусной имитацией?
Типлер пытается сражаться с этой проблемой и заявляет, что между исходной личностью и личностью, воскрешенной "точкой Омега", будет существовать достаточная непрерывность, чтобы отождествить их. Воскрешение людей будет реализовано в киберпространстве. В принципе, компьютер может создать симулякр того или иного человека. Но Типлер полагает, что это будет предельно точная симуляция, которую следует называть иным термином - "эмуляция". Не будучи сильно сведущим в компьютерных науках я все же не понимаю: разве нет принципиальной разницы между эмуляцией человека в суперкомпьютере и живым человеком из плоти и крови? Разве нет различия между сколь угодно точной картой местности и самой местностью?
Согласно Типлеру "точка Омега" существенно улучшит копию человека, лишив его болезней, дефектов и порочных наклонностей. И все получается примерно также, как с воскрешением людей в Мире Реки Фармера. Будущий рай у Типлера выглядит весьма гедонистическим, почти мусульманским. Человек там сможет наслаждаться всесторонним общением со сколь угодно прекрасными женщинами, чье существование логически возможно представить. При этом возникает очевидный вопрос: а в чем, собственно говоря, состоит смысл такого бытия - обсуждать все более сложные проблемы со все более прекрасными супермоделями? Но зачем? (Хорган Дж. Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки. СПб., 2001, с. 414). Словом, идеи Типлера по поводу воскрешения людей неистощимы и поражают воображение. Журналист "Scientific American" Джон Хорган, когда брал у Типлера интервью, даже поинтересовался, не принимал ли тот в юности LSD? Типлер ответил, что нет, более того, заверил, что является единственным в мире трезвенником Типлером (английский глагол "tip" означает "закладывать за воротник") (Там же, с.415).
Насколько реальны фантазмы Типлера? На самом деле, они сталкиваются с такими трудностями, которые до конца даже невозможно представить. Скорее всего, подлинное воскрешение может осуществить не суперкомпьютер будущего, а лишь всесильный Бог. Добавлю в заключение, что Типлер не угомонился и написал книгу "Физика христианства" ("The Physics of Christianity", 2007), в которой попытался рассмотреть христианство в качестве одного из разделов физики. Возникновение христианства он объясняет активностью "точки Омега", а непорочное зачатие Иисуса считает случаем партеногенеза, бесполого размножения. Носителями первородного греха, по Типлеру, являются особые гены, которых не было ни у Иисуса, ни у Марии. А еще Иисус ходил по воде, направляя себе под ноги пучок нейтрино. Такие же нейтринные пучки ответственны за Его вознесение в облака, а также за дематериализацию и повторную материализацию Его воскресшего тела. Комментировать эти измышления я не буду.
Состарившись и выйдя в отставку, Вольф решил перебраться в новый дом. При осмотре дома для покупки, подойдя к стенному шкафу, он внезапно услышал звуки рога, которые сложились в незамысловатую мелодию из семи нот. Он прекрасно понимал, что за дверями шкафа ничего не могло быть и, тем не менее, явственно слышал звуки. После некоторых колебаний Вольф все же открыл дверцы шкафа. То, что он увидел там, глубоко потрясло его. Перед ним было окно в совершенно иной мир с ярко зелеными небесами. Сквозь деревья он увидел валун, на котором стоял трубивший в рог человек в набедренной повязке. Вокруг человека стояло несколько кошмарных существ, пытавшихся схватить его. Человек увидел Вольфа и произнес: "Так, значит, ты явился, наконец! ". Затем он сказал: "Вот! Лови!" и бросил ему рог. На прощанье он также крикнул ему: "Желаю удачи! Надеюсь, мы вскоре встретимся! Я - Кикаха!".
Рог оказался в руках Вольфа. Между тем, в гостиной его ждали жена и агент по продаже недвижимости. Выйти к ним с рогом Вольф не мог, поэтому он спрятал его в стенном шкафу. Поздно вечером он, разбив окно, тайком пробрался в дом. Взяв рог в руки, Вольф попытался повторить услышанную мелодию. Этим он разбудил сторожа. Поняв, что отступать некуда, Вольф еще раз протрубил мелодию и… стенка шкафа вновь исчезла, а за ней вновь открылось окно в тот самый мир. У Вольфа не было выхода, и после некоторых колебаний он шагнул в неизвестность.
Вольф очутился в новом мире. Там были уже сумерки. Вокруг щебетали птицы. Полная Луна была огромной. Небо потеряло свой зеленый цвет и стало черным. Поблизости хрюкнуло что-то большое. Раздался шорох. Огромная туша оленя приблизилась к нему и ткнулась мордой в руку Вольфа. Рядом раздавался негромкий шум прибоя. Вольф приблизился к берегу. Почти у воды он увидел двух существ. При виде их у Вольфа перехватило дыхание. Выше талии это были мужчина и женщина, однако нижняя часть их тел постепенно переходила в хвосты с плавниками. На берегу моря были также люди.
Новый мир - Океанос - представлял собой самый настоящий Едем. Температура днем и ночью оставалась приятной. Там не было никаких проблем с пищей и не нужно было работать. Еды в виде разнообразных плодов и морепродуктов было даже в избытке. Нравы там были гедонистическими и весьма свободными, а поэтому сексуальное напряжение легко облегчалось. Смерть могла произойти только в результате несчастного случая. Люди говорили на одном из диалектов древнегреческого языка, так что Вольф мог их понять. Как оказалось, они вообще были переселены в Океанос из Древней Греции. С Вольфом тем временем происходили удивительные вещи - через некоторое время морщины его лица стали разглаживаться, мускулы налились силой, а во рту прорезались новые зубы.
Но что это был за мир? Оказалось, что Океанос представлял собой самый низкий уровень гигантского Многоярусного Мира - ступенчатой башни, напоминающей древневавилонский зиккурат, на уровнях которой располагались территории, населенные людьми, переселенными с Земли в различные периоды ее истории, а также искусственно созданными видами, в частности, кентаврами. Кто был создателем этого мира? Вольф спрашивал обитателей Океаноса об этом. Ему отвечали, что их мир был сотворен Господом, живущим на вершине Многоярусного Мира во дворце.
Вольф решает отправиться на вершину Многоярусного Мира, чтобы открыть его загадку. По пути он встретил Кикаху. Это был еще один землянин, который благодаря счастливому случаю также попал в Многоярусный Мир. Он тоже был американцем. Его настоящее имя было Пол Финнеган, что по инициалам совпадает с именем и фамилией самого Фармера. Прозвище "Кикаха" Финнеган получил у индейцев хровака, "медвежьего народа", живущего на одном из уровней Многоярусного Мира, с которым он сумел подружиться. Это слово означало "Обманщик", или "Плут".
Во время Второй мировой войны в возрасте двадцати трех лет Пол Финнеган обнаружил в развалинах музея одного германского городка необыкновенный предмет. Это был полумесяц из какого-то неизвестного серебристого металла, настолько твердого, что удары молотка совершенно не гнули его. С этим полумесяцем Финнеган вернулся в Америку. Он попытался заинтересовать этим предметом ученых, однако они большого внимания к нему не проявили. Наконец, друг Финнегана написал о загадочном полумесяце небольшую статью в местной газете.
Некоторое время спустя к Финнегану явился человек, который представился мистером Ваннаксом и предложил купить у него полумесяц. Они долго торговались относительно цены предмета. По мере роста ставки Финнеган решил рискнуть и потребовать за предмет сто тысяч долларов. Ваннакс побагровел от злости, но все же согласился и пообещал принести требуемую сумму в течение двадцати четырех часов. В результате Финнеган понял, что является обладателем действительно ценного предмета и решил с ним не расставаться, подняв ставку до трехсот тысяч долларов. Ваннакс сначала рассвирепел, но затем снова согласился. Тогда Финнеган предложил ему сначала объяснить, в чем состоит назначение полумесяца. Ваннакс наотрез отказался сделать это, они поссорились, и Финнеган выставил Ваннакса вон.
Ночью Финнеган никак не мог уснуть. Во время одного из своих пробуждений он услышал шум в передней. Это был Ваннакс. Под мышкой у него был серебристый полумесяц. На полу Финнеган увидел второй полумесяц, который принес с собой Ваннакс. Он пытался сложить их вместе. Финнеган пуганул его пистолетом и, отгоняя Ваннакса от получившегося круга, нечаянно ступил в него. К своему удивлению Финнеган оказался в совершенно в ином мире. Это был Многоярусный Мир. Он освоился в нем и стал Кикахой в Индейе - среди "медвежьего народа", индейцев племени хровака, Хорстом фон Хорстманом в Дракландии - стране, населенной средневековыми немцами-рыцарями, и еще много кем на других уровнях Многоярусного Мира.
Встретившись с Кикахой, Вольф совершает вместе с ним увлекательное путешествие на вершину Многоярусного Мира. В результате оказалось, что Вольф не был землянином. Он являлся представителем расы тоанов - Властелинов, которые обладали способностью к созданию приватных, "карманных" вселенных. Его на самом деле звали Джадавин. Более того, Многоярусный Мир был создан именно им и был его "карманной" вселенной. Земля тоже представляла собой вселенную Властелина, имя которого - Рыжий Орк. Однажды Джадавин отправился в гости к Рыжему Орку, но попал в ловушку, созданную Властелином, лишенным владений, - Ваннаксом. При этом он каким-то странным образом перенес на Землю Ваннакса, а, кроме того, потерял память и был, как уже говорилось выше, воспитан земными родителями. Тем временем Многоярусный Мир захватил третий Властелин - Арвур. Роман "Создатель вселенных" описывает, как Джадавину-Вольфу вместе с его возлюбленной Хрисеидой и Кикахой удалось вернуть Многоярусный Мир себе.
Другие романы серии "Многоярусный мир" представляет собой описания разнообразных приключений героев по "карманным" вселенным, созданным тоанами. При этом Фармер проявляет недюжинную фантазию, а потому читать их интересно, тем более, что эти книги свести только к описанию приключений нельзя - в них есть некие философские и теологические углубления. Здесь имеет смысл рассказать несколько слов о цивилизации тоанов-Властелинов и ее метаморфозах. Увы, могущество Властелинов странным образом диссонировало с явной духовной убогостью их существования. Себя они считали почти богами. Однако помимо сотворения вселенных они были заняты главным образом войной друг с другом и присвоением миров, созданных другими Властелинами. В том случае, когда им удавалось поймать в ловушку другого Властелина, они обычно подвергали его изощренным пыткам, проявляя при этом немалую креативность. Так, Властительница Вала, проникнув в мир собственного отца - Уризена, после победы над ним ввела ему в кровь особую, медленно действующую форму рака. Родственные узы, таким образом, не служили Властелинам препятствием для взаимного уничтожения. Сам Уризен, отец Джадавина и Валы, плакал от радости, когда поймал в ловушку одного из своих сыновей.
Для людей, которых тоаны создавали для "карманных" вселенных в своих биолабораториях, они придумали уничижительный термин "леблаббии". Однако, по своему моральному облику они были намного ниже многих из этих самых леблаббиев. Властитель Джадавин, когда потерял память на Земле и был воспитан земными родителями, стал вполне достойным человеком и по сути самым благородным представителем расы тоанов.
Благодаря достижениям науки Властелины жили очень долго - несколько тысячелетий и даже больше, но, увы, это не решало их проблемы до конца. В одном месте своей саги Фармер сообщает, что где-то глубоко, в самом укромном уголке души, за наслоениями тысячелетнего могущества и недостатка любви они желали себе смерти, и это делало их уязвимыми. И это весьма любопытный, заслуживающий осмысления момент.
Властелины деградировали не только в аспекте морали, но и интеллекта. Наука вообще перестала их интересовать. Они еще могли пользоваться техникой, созданной предыдущими поколениями тоанов, но уже не были способны ее создавать. Одним из таких удивительных технических орудий был рог, изобретенный физиком-тоаном Шамбарименом, тот самый рог, который бросил Кикаха Вольфу в самом начале романа "Создатель вселенных". Этот рог позволял при исполнении серии определенных нот открывать врата в другие вселенные. Все Властелины охотились за этим орудием, но при этом никто из них даже близко не мог подойти к его созданию.
Интересный рассказ о метаморфозах цивилизации тоанов присутствует в беседе между Кикахой и Властительницей Ананой из романа "За стенами Терры" ("Behind the Walls of Terra", 1970). И вот какая картина получилась. Когда-то существовала исходная Вселенная под названием Гардзринтрах, принадлежащая Властелинам, которые тогда себя так не называли. Их наука весьма успешно развивалась. Однако, в какой-то момент физики и космологи тоанов совершили поразительное и шокирующее открытие. Оказывается, их Вселенная была Кем-то создана, а видимые в телескоп огромные космические пространства оказалась лишь ширмой, скрывающей под собой факт молодости их Вселенной.
Но кто был Властелином тоанов? На этот вопрос они не смогли дать внятного ответа. В таком случае, может быть, их Вселенную сотворил Бог? Возможно, кто-то из тоанов рассматривал и такую версию, но большинство предпочло трусливо засунуть голову в песок и попытаться забыть о самом факте того, что они и их Вселенная были сотворены Кем-то. Осознание их сотворенности оказалось настолько сильным ударом по самомнению и гордости тоанов, что их цивилизация какое-то время вообще находилась в состоянии, близком к психозу.
Некоторые историки тоанов утверждали, что именно открытие факта сотворенности их Вселенной подстегнуло научную активность их цивилизации, в результате чего в качестве компенсации были открыты технологии создания искусственных, "карманных" вселенных. Этот процесс был подобен надуванию шара в пространстве. Первая "карманная" Вселенная была просто попыткой создать копию Вселенной исходной. В результате получилась наша Земля. "Но это означает, что наша Вселенная тоже молода и только кажется старой. Но как же тогда быть с датировкой геологических пород, скажем, при помощи метода калий-аргон?" - вопрошал Кикаха Анану. "И как быть с теорией эволюции, если все виды на самом деле были тоже созданы в биолабораториях Властелинов?"
Анана отвечала, что земные породы были копией пород исходной планеты Властелинов и только кажутся очень древними, на самом деле они молоды. Окаменелости, свидетельствующие о древности наших планет и об эволюции, также представляют собой "обманку", предназначенную для того, чтобы убедить людей в том, что наши вселенные возникли естественным путем и очень давно. Зачем это сделали Те, которые сотворили Вселенную тоанов, не совсем понятно, а вернее совсем непонятно.
"А как быть с "красным смещением", свидетельствующим о разбегании галактик и о Большом взрыве, произошедшем миллиарды лет назад?" - продолжал спрошивать Кикаха. На этот вопрос Анана сообщила, что удаленные от Земли звезды на самом деле представляли собой объекты, которые лишь имитировали далекое расстояния от них. Если же сконструировать и направить к звездам космический аппарат, то он достигнет Плутона, а затем через какое-то время упрется в некое силовое поле, которое его уничтожит. Три космических корабля, отправленных тоанами к звездам, просто исчезли. Четвертый корабль выжил лишь потому, что вовремя притормозил перед "стенкой" - силовым полем, окружающим Солнечную систему тоанов.
Такова краткая, эскизная история цивилизации тоанов-Властелинов, начиная с открытия ими своей сотворенности и до настоящего момента.
Одной из причин деградации цивилизации тоанов стала их утомительная борьба с Черными Колокольниками - искусственным разумом, который они создали и который восстал против своих создателей. Вместе с тем, прослеживается и другая, гораздо более интересная нить - причиной упадка тоанов могла быть их гордость и богоборчество. История Властелинов вообще поучительна, поскольку свидетельствует о том, что может произойти с простыми смертными, если наделить их почти неограниченной властью над материальными предметами.
Параллельно с моральной деградацией цивилизации тоанов шла деградация интеллектуальная. Их наука выродилась. Можно было бы подумать, что наука, мораль и религия - это "отсеки", которые вообще не слишком сильно зависят друг от друга. Однако на самом деле это не так. Занятия наукой требуют изрядной доли идеализма и следования моральным нормам. В связи с этим, напомню о состоянии, в котором находиласть римская цивилизация к моменту рождения христианства. Римляне были рациональными, скептичными и очень практичными людьми. Можно было бы подумать, что в таком благоприятном окружении наука должна была активно развиваться и процветать, однако на самом деле наука римлян не ушла далеко от уровня, достигнутого еще древними греками.
До XIX века научные открытия часто вообще не имели ощутимого практического применения. Можно, конечно, полагать, что теоретическое знание рано или поздно будет способно принести практическую пользу. Дело, однако, в том, что мы остаемся в неведении относительно того, какие именно теории окажутся способными такую пользу принести. Так, уже в начале ХХ века, то есть накануне изобретения атомной бомбы и атомного реактора, прославленный британский физик-ядерщик Эрнест Резерфорд высказывался в том смысле, что изучение атома едва ли сможет иметь какое-либо практическое применение в обозримом будущеем.
Наука в значительной мере является результатом идеалистического проекта, а именно интереса к науке как таковой. Без этого интереса она может деградировать и выродиться до решения чисто утилитарных проблем. Кроме того, можно говорить о том, что наука имеет религиозные корни. В связи с этим имеет смысл совершить очень краткий экскурс в историю рождения европейской науки Нового времени. Ее возникновение в значительной мере было связано с импульсами, идущими от христианской теологии. Элементы науки возникли еще в Древней Греции, но там развитие науки через некоторое время ощутимо затормозилось. Платонизм, а позднее неоплатонизм были весьма распространенными философскими доктринами античности. Согласно им идеи загрязнялись и искажались материей, а это означало, что материя не подчиняется внятным, математическим законам. Именно это было одной из причин того, почему физика древних греков в конечном счете уперлась в некий барьер.
Христианство не рассматривает материю в качестве зла. Поэтому не удивительно, что стимулом для возникновения науки Нового времени стало представление о Боге-Законодателе, наделившем природу определенными законами. Кроме того, догмат о том, что человек создан "по образу" и "подобию" Бога (Быт.1:26), давал ученым уверенность, что человек способен замысел Бога постигнуть. Мотивы религиозного порядка вдохновляли многих выдающихся ученых, стоявших у колыбели классической науки Нового времени, в частности, Исаака Ньютона, Роберта Бойля, Иоганна Кеплера и многих других.
Сегодня наука в значительной мере отделена от религиозных мотивов. Очень многие нынешние ученые являются атеистами или агностиками. При этом современная наука кажется вполне состоятельным и непрерывно развивающимся феноменом. Вместе с тем, ничего не мешает предположить, что атеизм современной науки может неожиданным образом сказаться на ее будущем. Философ науки Томас Кун, автор всемирно известной книги "Структура научных революций" ("The Structure of Scientific Revolutions", 1962) в интервью корреспонденту "Scientific American" Джону Хоргану заявил, что было множество обществ, в которых науки в нашем понимании этого слова просто не было. Кроме того, возможно, что наука в будущем исчезнет даже в нашей цивилизации, поскольку для ее поддержания нужны особые "социальные условия". Кун следующим образом резюмировал перспективы науки: "Конечно, она может закончиться" (Хорган Дж. Конец науки. Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки. М., 2001, с.77).
Наука вне моральных и религиозных импульсов в самом деле может деградировать. Тезис о богоподобии человека внушал ученым уверенность в том, что мы способны постигнуть законы природы. Но без этой предпосылки в сообществе ученых вполне может сложиться законный скепсис по отношению к познавательным возможностям науки. Он явно проявляется в модной сегодня философии постмодернизма, отрицающей наличие объективной истины и скептично оценивающей сам проект науки в том виде, который существовал до середины ХХ века.
Уже сегодня наблюдается снижение интереса к естественным наукам среди молодых людей. В этом смысле показательны результаты некоторых социологических опросов, опубликованные, в частности, в журнале "Physics Today" (1995, vol.48, №12, p.25-30). Они свидетельствуют о монотонном повышении среднего возраста ученых, работающих в физике (Жданов Г.Б. Падение престижа фундаментальных наук: Симптомы, причины и следствия // Проблема ценностного статуса науки на рубеже XXI века. СПб., 1999). Молодые люди, увы, все чаще предпочитают занятиям физикой предпринимательство или гуманитарные дисциплины.
Кроме того, все больше становится понятным, что наука имеет свои границы. На Западе сложилось целое направление исследований, которое можно условно обозначить термином "лимитология". Имеется в виду дисциплина, занятая вопросом о границах научного познания. Русскому читателю поп-вариант этой дисциплины известен по книге корреспондента "Scientific American" Джона Хоргана "Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки" (СПб., 2001).
Это далеко не единственный урок, который можно почерпнуть из романов Фармера серии "Многоярусный Мир". Их сюжеты вызывают очевидные аллюзии на известные споры Сотворение/эволюция.
Дело в том, что первые люди - Адам и Ева, по-видимому, имели по пупку, которые создавали иллюзию того, что они все же были кем-то рождены, и вообще в результате Сотворения они оказались взрослыми людьми, а не младенцами. Соответственно деревья и земля оказались такими, что при непредвзятом взгляде возникло бы ощущение их почтенного возраста. В текстах "младоземельных креационистов" можно набрать целый ряд примеров, когда они откровенно прибегают именно к аргументу "омафлос". При этом замечу, что он был сформулирован еще некоторыми Отцами Церкви до всяких споров об эволюции. Так, отец Олег Петренко, излагая аргумент "омафлос", ссылается на Св.Ефрема Сирина, который заметил, что растения, птицы и звери были сотворены взрослыми "по виду членов и составов их", и молоды - по времени своего сотворения (Ефрем Сирин. Творения. Т.6, М., 1995, с.266). Отец Олег Петренко использует еще одну современную иллюстрацию аргумента "омафлос". Он полагает, что звезды при Творении мгновенно выстроились в диаграмму Гершпрунга-Рессела, имитируя тем самым их эволюцию от красных гигантов до белых карликов (Петренко О. Верую, чтобы понять // Шестоднев против эволюции. М., 2000).
В статье Николая Попова и Евгения Лукьянова "Модель Вселенной с трехмерным временем и библейская космогония", опубликованной в альманахе "Человек и христианское мировоззрение" (Вып. 5, Симферополь, 2000, с. 378), утверждается, что Космос лишь кажется многомиллиардным по числу своих лет, на самом же деле он очень молод. В статье отца Константина Буфеева "Ересь эволюционизма", опубликованной в программном сборнике статей православных креационистов "Шестоднев против эволюции" (М., 2000), излагается притча о снежке, которая позволяет наглядно увидеть проблемность всяких реконструкций прошлого. "Представим себе, что некий мальчишка слепил снежок и кинул его в стенку. Траектория полета снежка может быть легко рассчитана для любого сколь угодно долгого времени. Но реально снежок будет лететь не бесконечно, как позволяет предположить уравнение его движения, а лишь до момента попадания в стенку. Аналогично рассуждая не трудно описать, как "мог бы" двигаться снежок до момента его бросания рукою мальчика (продлевая мысленно назад во времени параболическую траекторию движения тела, брошенного под углом к горизонту). Формула легко позволяет это сделать. Но физического смысла в такой экстраполяции также, очевидно, не будет ни какого, поскольку еще минуту назад до броска данного снежка не существовало: он попросту не был еще слеплен". Эту притчу можно спроецировать на наш мир - она может свидетельствовать о том, что все ретроспективные расчеты эволюционистов могут оказаться не верными.
Если упрямо следовать стратегии "омафлос", можно предположить, что все деревья были сотворены с уже имеющимися годичными кольцами, а льды Антарктиды с годовыми слоями, свидетельствующими о древности планеты. Стратегию "омафлос" при желании можно вообще довести до полного абсурда. Креационисты испытывают трудности при объяснении закономерностей залегания окаменелостей в геологической колонке. В таком случае можно присоединиться к точке зрения теолога XIX века Филлипа Госсе, который полагал, что окаменелости помещены в осадочные породы Богом, чтобы создать у нас впечатление древности Земли с целью испытания нашей веры (Давиташвили Л.Ш. Развитие идей и методов палеонтологии после Дарвина. М.-Л., 1940, с.11).
А еще можно думать, что Он скрывается от нас потому, что не хочет Своей очевидностью насиловать нашу свободу веры. В самом деле, религия требует веры, но эта вера становится совершенно не нужной, если мы способны научными методами доказать бытие Творца. Среди теологов сегодня существует распространенное мнение, что Бог не должен прибегать к физическому или интеллектуальному насилию в процессе диалога с человеком. Эта тема в последние десятилетия вообще активно обсуждается в сообществе христианских философов религии.
Обозначенную выше точку зрения высказывают, в частности, теолог Нэнси Мерфи и космолог Джордж Эллис в своей совместной книге "О нравственной природе Вселенной" (М., 2004, с. 239). Мерфи и Эллис имеют в виду именно то, что Бог не действует путем силового принуждения к вере. В связи с этим они сочувственно цитируют теолога Джона Хика, который утверждал, что для свободного выбора веры в Бога должна присутствовать "гносеологическая дистанция" между Ним и человеком. Бог, выражаясь словами Мерфи и Эллиса, должен быть "незаметен". Это не означает полной закрытости Бога. На самом деле в природе существует достаточно намеков на существование Творца, но эти намеки не могут быть слишком навязчивыми и связывать духовную свободу человека.
Среди теологов сегодня идут жаркие споры относительно природы чудес - можно ли их объяснить каким-нибудь естественными причинами, например, квантовыми эффектами? Но разве может христианин отрицать чудеса и признаки бытия Бога в мире? А если они есть, возникает вопрос о том, насколько сильными могут быть аргументы в пользу бытия Бога? Существуют различные формы отношений науки и теологии: "независимость", "вражда", "взаимодействие". В последней модели одним из случаев является то, что научные факты дают какие-то основания для того, чтобы выдвинуть гипотезу бытия Бога. Для "взаимодействия" философы также предложили различные модели. Иен Барбур, в частности, говорит о "диалоге" и "интеграции" (Барбур И. Религия и наука: История и современность. М., 2001, с.91-127). Под "диалогом" Барбур понимает достаточно слабое взаимодействие, сводящиеся к обсуждению пограничных вопросов. Что же касается "интеграции", то Барбур подразумевает под этим термином более тесные отношения науки и религии. Он приводит пример "естественной теологии", усматривающей в научных фактах основание для выдвижения идеи Бога. Библейским основанием для нее служит известное высказывание апостола Павла из Послания к Римлянам: "Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы, так что они безответны" (Рим.1:20).
Джон Полкинхорн в книге "Наука и богословие: Введение" (М., 2004, с.29-31) дает несколько иную, хотя и во многом пересекающуюся классификацию отношений между наукой и религией. Просто вместо "диалога" и "интеграции" Полкинхорн использует термины "гармония" и "ассимиляция". В случае "гармонии" речь идет о том, что наука и теология сохраняют свою автономность, но согласованы друг с другом в пограничных областях. Что же касается "ассимиляции", то она предполагает концептуальное слияние науки и религии. Добавлю к этому, что сегодня в философии науки особую популярность обрела мегамодель "взаимодействия" между наукой и религией, которую условно можно назвать "комплиментарной". Имеется в виду, что наука и религия совместимы друг с другом, но научные факты все же не становятся жесткими аргументами для принятия концепции Бога. При этом у скептиков всегда должна оставаться лазейка для того, чтобы определиться в своем скепсисе. Такая модель, по-видимому, соответствует "диалогу" Иена Барбура и "ассимиляции" Джона Полкинхорна.
Эту мегамодель можно проиллюстрировать на примере антропного принципа, сформулированного физиком Брэндоном Картером в 1973 году. Суть этого принципа, как известно, состоит в том, что мировые константы настроены таким образом, чтобы во Вселенной оказалась возможна жизнь, основанная на углероде, и, следовательно, человеческая цивилизация. Можно было бы подумать, что перед нами некое доказательство предопределенности Вселенной к появлению человека, являющейся элементом глобального Замысла со стороны Творца. Но на самом деле в антропном принципе отсутствует жесткая детерминация теистического решения. Оппоненты-материалисты, чтобы избежать теистических выводов, вполне могут сослаться на концепцию множественных вселенных Хью Эверетта и заявить, что в иной вселенной мы просто не смогли бы появиться как биологический вид.
Еще один часто обсуждаемый пример комплементарности космологии и христианства - это наличие у Вселенной начала. Как известно, первые главы Книги Бытия прямым текстом говорят о Сотворении Вселенной Богом. Однако, в космологии вплоть до начала XX века господствовала модель бесконечной во времени и в пространстве Вселенной. И когда в начале 20-х годов ХХ века Александр Фридман вывел из уравнений Общей Теории Относительности Альберта Эйнштейна нестационарные решения, предполагающие наличие у Вселенной начала, сам Эйнштейн этому обстоятельству обрадован не был. Одна из причин такого отношения великого физика к работе Фридмана - это очевидные теологические последствия, вытекающие из его работы. Тем не менее, сообщество физиков-атеистов справилось и с этим явным намеком на истинность Книги Бытия. Если прийти к выводу о том, что реален лишь квантовый вакуум, то причиной рождения нашей Вселенной может быть вовсе не творческий акт Разумного Создателя, а квантовая флуктуация. Наша Вселенная имеет начало, но квантовый вакуум вечен и вечно способен порождать изолированные друг от друга вселенные.
Итак, мысль о бытии Бога должна быть результатом личного, свободного выбора, а не интеллектуального принуждения к вере. Николай Бердяев в свое время выразился по этому поводу так: "Акт веры есть акт свободной любви, не ведающей научных гарантий и принуждений" (Бердяев Н.А. Философия свободы. М., 1989, с. 71). И это, думается, во многом верная мысль.
И все же либеральный тезис о том, что Бог вообще нигде и никогда не принуждает человека к вере, состоятелен лишь до определенных пределов. В свое время мне попалась книга Эриха Шпенеля "Иисус Христос - конец религии". Мысль этой книги такова - человек в течение всей своей истории пытался установить связь со Сверхъестественным. Результатом стали самые различные религии. Но познать Бога своими скромными силами человек не в состоянии, и тогда Бог Сам открыл Себя человеку. И это драматичное событие, которое подобно явлению Иисуса Христа Савлу Тарсянину на его пути в Дамаск. Нарушает ли подобная теофания свободу веры человека? Наверное, да, но это правильно.
Трудность обсуждаемой проблемы, таким образом, состоит в том, что Бог одновременно невидим для человека, и в то же время существуют вполне вменяемые признаки того, что Вселенная была создана Богом.
Отцом-основателем движения Дизайна обычно считают профессора права Университета Беркли Филлипа Джонсона, который опубликовал в 1991 году книгу "Дарвин под судом" ("Darwin on Trail"). Нельзя сказать того, что критика теории Дарвина в этой книге существенно отличается от ее критики в книгах креационистов. Новым оказалась иное - Джонсон предложил вообще вывести вопрос о происхождении Вселенной и человека из библейского контекста. Он предложил научно обосновать только один тезис, а именно то, что Вселенная, жизнь и человек возникли вовсе не в ходе безличных натуралистических процессов, а в результате Разумного Замысла. Ограниченность идеей Дизайна создает возможность для объединения на ее основе ученых и философов самых разных религиозных убеждений. Сам Филипп Джонсон - пресвитерианин, Майкл Бихи - католик, Дэвид Берлински - иудей, Джонатан Уэллс - вообще мунит (Wieland C. AIG’s views on the Intelligent Design Movement).
Более того, здесь можно вообще не иметь внятных религиозных взглядов и просто утверждать, что источником сложности Вселенной является Разумный Проект. К таким лицам, вероятно, можно сегодня отнести австралийского биохимика Майкла Дентона, автора известной антидарвинистской книги "Эволюция: Теория в кризисе"("Evolution: Theory in Crisis", 1985). В своей книге Дентон оставил открытым вопрос о возникновении биологической сложности, его целью было показать лишь несостоятельность господствующей неодарвинистской парадигмы. Сегодня он приблизился к теизму и участвует в движении Разумного Замысла (Wieland C. AIG’s views on the Intelligent Design Movement). В принципе для того, чтобы быть сторонником движения Дизайна, можно вообще не верить в Бога, а полагать, что наша Вселенная была создана некими космическими инженерами из иных измерений. Такая точка зрения получила название "натуралистический креационизм". Она может показаться событием из области научной фантастики, тем не менее, есть крупные физики, которые симпатизируют такой экзотичной точке зрения. Один из примеров - физик русского происхождения Андрей Линде, один из авторов инфляционной концепции расширения Вселенной. Он, однако, думаю, относится к движению Дизайна отрицательно. Линде - "научный материалист".
С одной стороны научные креационисты приветствуют деятельность движения Дизайна, с другой высказывают критические замечания в его адрес, проявляют некоторую ревность. В этом смысле симптомом является реакция на движение Дизайна ортодоксальной креационистской организации "Ответы в Книге Бытие" ("Answers in Genesis"). Кен Хэм, один из ее лидеров, применил к доктрине Дизайна уничижительный термин "секулярное творение". Его, как и многих других научных креационистов, сильно раздражает разношерстность всей этой команды, где в принципе может найти себе место даже ньюэйджер. По мнению Хэма, после обоснования идеи Разумного Замысла нужно идти дальше, увязывать его с идеей Бога и содержанием библейских текстов. Между тем, движение Дизайна намеренно ограничивает себя лишь обоснованием идеи Разумного Замысла (Ham K. Secular creation?).
Деятельность движения Дизайна стала особой стратегией апологетики. Это, в частности, выпуск апологетических, респектабельных сборников статей. Примером может служить книга с ненавязчивым названием - "Гипотеза Творения" ("Creation Hypothesis", 1994), уже переведенная на русский язык (Симферополь, 2000). Идея Творения в этом названии, таким образом, представляется для публики в качестве вероятной гипотезы, а не догмы. Читателя пытаются убедить при помощи интеллектуальных аргументов, а не догматичных ссылок на тексты Книги Бытия. Стоит особо отметить, что название другого сборника статей "дизайнеров" "Просто Творение" ("Mere Creation", 1998) является очевидным парафразом заглавия известной книги Клайва Льюиса "Просто христианство" ("Mere Christianity", 1952) и выдает желание авторов обосновать лишь сам тезис о сотворенности Вселенной и жизни, не вдаваясь в конкретный сценарий этого события. Хотя сторонники теории Разумного Замысла почти исключительно теисты, они иногда утверждают, что это на самом деле чисто научная система, и вообще предпочитают термину "Бог" термин "Разумный Создатель". Подзаголовок к сборнику "Гипотеза Творения" так и гласит - "Научные свидетельства в пользу Разумного Создателя". Анализируя структуру Космоса и структуру живых организмов, сторонники движения Дизайна делают вывод, что их сложность свидетельствует скорее о том, что у нашего мира был Разумный Создатель. В антропном принципе они видят явный намек на его сотворенность Разумным Создателем. Пример - статья Хью Росса "Астрономические доказательства существования личного трансцендентного Бога" из сборника статей "Гипотеза Творения" (Симферополь, 2000).
Если говорить о биологии, то здесь интерпретируются открытия в биохимии. В этом смысле особую роль в движении Разумного Замысла сыграла книга биохимика Майкла Бихи "Черный ящик Дарвина" ("Darwin’s Black Box", 1996). Понятие "неупрощаемой сложности", или "сложности, не поддающейся сокращению", было введено Майклом Кацем еще 1986 году. Однако именно благодаря Бихи этот термин получил широкое хождение и стал предметов оживленных дебатов, в том числе в прессе и в Интернете. Под "неупрощаемо сложной" системой Бихи понимает структуру, все элементы которой необходимы для ее нормального функционирования. При этом удаление любого элемента делает структуру неспособной выполнять свою роль. В частности, удаление любого белка, участвующего в процессе свертывания крови, приводит к тому, что кровь не свертывается вообще или наоборот свертывается во всем объеме.
В качестве бытового примера системы с "неупрощаемой сложностью" можно использовать обыкновенную мышеловку: "Вы не можете начать с деревянной основы мышеловки, поймать несколько мышей, добавить ударник, поймать еще больше мышей и так далее. Система в целом должна быть собрана сразу или мышь уйдет" (цит. по Галимов Э.М. Феномен жизни. Между равновесием нелинейностью. Происхождение и принципы эволюции. М., 2001, с.22). Проблематичность эволюционного возникновения таких систем можно проиллюстрировать также при помощи стереотипного технического примера. Допустим, мы имеем компьютер. В принципе, он сможет функционировать без каких-то элементов, однако подобная избыточность будет быстро исчерпана, и в результате обнаружится система с "неупрощаемой сложностью". И хотя ранее существовали более простые компьютеры, невозможно представить себе того, чтобы в данном случае имела место некая эволюция в дарвиновском смысле - путем отбора случайных поломок. Необходим был мастер, изобретавший все более совершенные конструкции.
Итак, в природе нередко можно обнаружить, скажем, более простой по устройству глаз, однако трудно вообразить дарвиновскую эволюцию глаза, поскольку в каждой конструкции все элементы подогнаны друг к другу. Любое серьезное нарушение в системе сказывается на ее работе и приводит к снижению приспособленности организма. Если же рассчитать вероятность случайного образования системы с "неупрощаемой сложностью", то она окажется исчезающе малой. Именно в наличии биохимических систем с "неупрощаемой сложностью" Майкл Бихи и другие "дизайнеры" видят признаки сотворенности жизни Разумрным Создателем. Однако, натуралисты продолжают полагать, что возникновение таких систем произошло эволюционным путем. И это поле для ожесточенных споров. У нас в этом смысле особый резонанс имела дискуссия "дизайнера" Константина Виолована и агностика Марка Пераха (Перах М. Разумный замысел или слепая случайность? Схватка двух мировоззрений; Виолован К. Анти-Перах: Слепая случайность или… слепая случайность). Эта полемика является частью более обширной дискуссии между креационистами и сторонниками теории эволюции, которая на Западе часто именуется "дарвиновскими войнами".
Еще один пример проблемной дискуссии - это споры вокруг "доказательств Воскресения", предложенных Джошем Макдауэллом. Его книга "Доказательства Воскресения" (М., 1993) хорошо известна в протестантской России. На самом деле это, конечно, не доказательства в собственном смысле этого слова, но аргументы Макдауэлла являются убедительным обоснованием правдоподобности Воскресения Иисуса Христа - главного чуда Евангелия, сделанным на основе анализа евангельских сюжетов. С Макдауэллом рискнул поспорить агностик и эволюционист Кирилл Еськов, издавший книгу "Евангелие от Афрания" (М., 2001), в которой попытался опровергнуть аргументы Макдауэлла. Есть, однако, более очевидные случаи, когда скептики просто игнорируют трудности своего мировоззрения и доводы сторонников религии. Одним из таких примеров может служить история обращения апостола Павла. Павел тогда носил имя Савл и был гонителем христиан. В Деянии апостолов сообщается, что он, "дыша угрозами и убийством", явился к первосвященнику и выпросил у него письмо к синагогам, разрешающее арестовать и привести христиан в Иерусалим. Однако, по пути в Дамаск, "внезапно осиял его свет с неба" (Деян.9:3). Савл упал на землю и услышал голос: "Савл! Савл! Что ты гонишь Меня?" На вопрос Савла: "Кто Ты, Господи?" голос сказал: "Я Иисус, Которого ты гонишь; трудно тебе идти против рожна" (Деян.9:4-5).
Подвергать сомнению эту историю, описанную в Деяниях апостолов, совершенно бессмысленно. Известно, что Савл был гонителем христиан, но по пути в Дамаск с ним явно произошло что-то экстраординарное, а именно явление Иисуса Христа, в результате чего из гонителя христиан Савл превратился в апостола Христа и даже пожертвовал жизнью за свою проповедь. Скептики, на мой взгляд, не могут правдоподобно объяснить эту историю. Сошлюсь на дискуссию, имевшую место на форуме отца Андрея Кураева. В ходе обсуждения один из скептиков попытался объяснить историю с обращением апостола Павла механизмом "тепловой удар + галлюцинация". Но тогда это должен был быть "коллективный тепловой удар + коллективная галлюцинация", поскольку голос слышали также спутники Павла (Деян.9:7). Можно полагать, что это была поздняя добавка к тексту, но, в любом случае, "тепловой удар" оказался странным, поскольку Павел на три дня ослеп (Деян.9:9). Он прозрел только по молитве Анании, которого Бог направил к Павлу (Деян.9:10-11,17).
Увы, доводы скептиков в данном случае весьма сомнительны. Здесь я хотел бы сделать лирическое отступление в мир творчества Фармера. У него есть ироничная повесть "Богохульники" ("The Blasphemers", 1964). Речь там идет о цивилизации неких кентавроидных существ джорума, у которых есть четыре пола. Они вполне продвинуты в смысле науки и совершают космические путешествия. Однако, несмотря на технические и научные успехи цивилизация джорума охвачена примитивой религией, подразумевающей культ бога Туу, пророка Мако и духов предков-героев, включая Джома, которому за его подвиги бог Туу позволил размножаться при помощи партеногенеза, то есть бесполым путем.
При этом молодежь цивилизации джорума часто вольнодумна и склонна к агностицизму. И вот, выпускники Военно-Космической Академии во главе с главным героем - пилотом Джагу решают после сдачи экзаменов заняться "понятным" и "простительным" делом - попьянствовать и предаться разврату. В ходе вечеринки они как обычно высказывали вольнодумные мысли, иными словами, - богохульствовали. Причем делали они это подле мемориала героев, то есть предков, которым поклонялись джорума.
Но с ребятами случилась беда - их накрыла полиция, и основная претензия к ним состояла даже не пьянстве, а в богохульстве. Между тем, за это преступление в кодексе джорума полагалась мучительная казнь - богохульников бросали в раскаленную печь. Здесь, однако, следует сделать небольшое отступление-экскурс в религию джорума. Их пророк Мако сообщил перед смертью, что его дух пройдет через Вселенную и оставит метки - каменные статуи священного для религии джорума героя - Джома, обозначив этим самым планеты, которые предназначены для цивилизации джорума. Более того, такие статуи обнаруживали астронавты джорума на других планетах. Но как эти статуи могли попасть туда?
Джагу в ответ на этот вопрос полицейского Ариги сообщил, что статуи мог создать дух Мако или... сами астронавты, чтобы оправдать захват новой планеты. Далее беседа полицейского и пилота представляет для нас существенный интерес. Ариги сообщил, что Джагу проявляет скепсис по отношению к фактам обнаружения астронавтами джорума статуи Джома на других планетах тем, что он по природе является скептиком. Приведу фрагмент любопытного диалога между героями:
"- Даже если бы все факты были за то, что дух Мако реален, если бы тебя завалили доказательствами, ты бы все равно не поверил. Ты нашел бы для своего неверия рациональную основу. Сказал бы, что нам недоступно правильное объяснение или истолкование этих фактов. И продолжал бы отвергать мысль о призраках.А далее последовала странная беседа вполне в духе Великого Инквизитора. Как известно, Великий Инквизитор не верил в Бога, однако насаждал религию сверху при помощи мечей и костров, чтобы спасти заблудшее человечество от невыносимой для него истины о смертности человека, а также для того, чтобы дать людям некие духовные ориентиры. Оказывается, полицейский Ариги и его сообщники тоже не очень-то верят в религию джорума и просто насаждают ее из соображений целесообразности. В результате, Ариги предложил Джагу и его друзьям сделку - избежать мучительной смерти и отправиться в Космос для того, чтобы фабриковать статуи Джома на планетах, которые не достигли уровня цивилизации джорума или не заселены никем. Речь, таким образом, идет о масштабном подлоге с религиозным душком. И ребята согласились сделать это потому, что очень не хотели гореть в огненной печи.- Почему? - удивился Джагу. - Я же разумный человек; я мыслю рационально. Научными категориями.
- Да, конечно, - сказал Ариги. - Но от природы ты агностик, скептик. Ты был неверующим уже в утробе матери. Тебя можно обратить в веру, только насильственно изменив твою природу. Большинство людей рождаются верующими; некоторые - наоборот. Все просто.
- Вы хотите сказать, - промолвил Джагу, - что вера не имеет никакого отношения к действительности? Что я думаю так, как я думаю, потому что таков мой характер, а не потому, что мой разум преодолел темные закоулки религии?
- Совершенно верно.
- Да, но то, - сказал Джагу, - что вы сказали, означает, что Истины нет! Что невежественный крестьянин, истово верующий в духов, имеет не меньше оснований, чем я сам, претендовать на знание того, что есть правда.
- Истины? Есть истина и Истина. Вот ты падаешь с высокого обрыва, и пока не упадешь на землю, летишь сначала с одной скоростью, потом с другой. Вода, если на ее пути, нет препятствий, стекает вниз. Есть истины, о которых не спорят. Если речь идет о физическом мире, твой характер не имеет значения. Но в области метафизики истина для тебя - то, к чему ты предрасположен с рождения. И только".
Дело, однако, в том, что прибыв на одну из планет, они обнаруживают на ней... статую Джома. Между тем, там ее в принципе не могло быть, поскольку этот сектор еще вообще не был охвачен "миссией", которую курировал Ариги и его сообщники. И эта статуя стала подлинным шоком для наших астронавтов-скептиков. В результате, ребята призадумались - а не является ли религия джорума в самом деле истинной? А далее у них оставалось в сущности две возможности - или просто доложить все начальству и оставить решение проблем за ним, или сбежать на какую-нибудь отдаленную планету и при этом забыть об увиденном. И, похоже, побеждает второй план - избавиться от осознания того, что статуя Джома - это реальность, закрыть на это глаза и продолжать быть скептиками. Заканчивается повесть на следующей сентенции, которая относится к главному герою повести Джагу:
"Он знал: то, что произошло, будет давить на них до самой смерти. И он поклялся самому себе, что их дети ничего об этом не узнают. Они будут свободны от прошлого с его страхами и сомнениями. Они будут свободны".Мораль сей повести такова - если, конечно, понимать ее прямолинейно - в лоб - есть ложные свидетельства о Разумном Замысле, но есть также свидетельства вполне состоятельные, однако скептики обладают неистощимой способностью вообще не думать о таковых.
В заключение замечу, что Фармер в серии романов "Многоярусный Мир" оставляет без обсуждения вопрос о Том или Тех, Кто создал Вселенную тоанов. Может быть, он имел в виду Бога, однако по тому, что Он/Они сфабриковали ощущение древности Вселенной тоанаов, причем сделали это топорно и грубо, речь скорее идет о цивилизации, которая намного опередила тоанов в своем развитии. И это стереотипный ход, к которому Фармер не раз прибегает в других своих романах за пределами цикла "Многоярусный Мир". Боги для него - это, скорее, представители вымышленной суперцивилизации, и от этого становится грустно.
3. Трилогия о лорде Грандрите и роман "Владыка тигр": Тарзан как религиозный тип
Д.Смушкович в своей статье так охарактеризовал персонажей Филипа Фармера: "Герои его - как правило, люди неуравновешенные психически, неуверенные в себе, и оттого склоны к насилию и агрессии. Им не хватает опоры, некоего внутреннего стержня. Не случайно тема богоискательства доминирует во многих произведениях Фармера" (Смушкович Д. Эпатаж, или немного о Фармере). Честно говоря, такого рода героев у Фармера я не нашел. Зато обнаружил немало откровенно брутальных сверхчеловеков. Можно было бы подумать, что мы имеем дело с откровенно атеистическим проектом, но на самом деле статус сверхчеловека имеет религиозный подтекст. Необходимо пояснить: по сути религиозной может быть жизнь, совершенно лишенная какого-либо представления о Боге. Имеется в виду некий ответ вызовам жизни, переходящий через границы обыденного, "мещанского" существования. Религиозным такой ответ становится тогда, когда для героя-сверхчеловека богом становится он сам.
Сверхчеловек в духе Фридриха Ницше - существо не очень приятное. Тем не менее многие сверхчеловеки Фармера - интересные и симпатичные персонажи. Один из них - герой цикла "Многоярусный Мир" Кикаха (подробнее о нем см. раздел "Серия романов "Многоярусный мир": метаморфозы догмата о творении"). Он, конечно, плут, но это очень изобретательный и обаятельный обманщик вполне в духе Остапа Бендера. Оказавшись в Многоярусном Мире, созданном Властелином Джадавином-Вольфом, Кикаха совершает бесконечные, захватывающие путешествия с одного яруса на другой. Он авантюрист по своей природе и рассматривает авантюризм как способ жизни, как своего рода религию. Подчеркну, что вблизи смерти он чувствует себя бессмертным существом - чуть ли не Самим Богом, что свидетельствует о религиозной подкладке его авантюризма.
Еще один симпатичный сверхчеловек - герой серии романов "Мир Реки" Ричард Бертон, английский авантюрист, писатель и дипломат (о нем уже шла речь в разделе "Серия романов "Мир реки": догмат о вечных адских муках"). Как положительный сверхчеловек он не освободился до конца от пут морали и не топтал тех, кто слабее его. Вполне позитивен Хэдон - персонаж дилогии "Древняя Африка" ("Ancient Africa"), могучий воин из доисторических времен. В дилогию, написанную в жанре героического фэнтези, входят книги "Хэдон из древнего Опара" ("Hadon of Ancient Opar", 1974) и "Бегство в Опар" ("Flight to Opar", 1976). Название "Опар" было позаимствовано Фармером из романов американского поп-фантаста Эдгара Берроуза о Тарзане, причем Фармер согласовывал использование этого названия с потомками Берроуза. Речь о Тарзане еще пойдет ниже.
Образы позитивных сверхлюдей часто получаются одномерными манекенами, сделанными из папье-маше. Например, Бэтмен - Человек-Летучая Мышь, герой комиксов, созданных художником Бобом Кейном, персонаж известных фильмов. Бэтмен и другие супермены масс-культа - это своего рода "добро с кулаками". Гораздо интереснее другие герои-сверхчеловеки, перед которыми стоит интересная дилемма - следовать моральным нормам или во имя своей сверхчеловеческой сущности переступить через них? В творчестве Фармера крайним случаем в этом смысле оказываются Властелины-тоаны из цикла "Многоярусный Мир". Эти создатели "карманных" вселенных вполне себе сверхчеловеки в духе Фридриха Ницше. Они напрочь лишены представления о какой-либо морали, презирают других людей и способны к неограниченному самоутверждению, доходящему в крайних ситуациях до каннибализма.
Вместе с тем, у Фармера есть более проблемные и более интересные герои-сверхлюди. Они вполне брутальны, во многом преодолели в себе человеческую мораль и, тем не менее, окружены писателем аурой сочувствия. Таким является герой трилогии о лорде Грандрите, состоящей из романов "Пир потаенный" ("A Feast Unknown", 1969), "Повелитель деревьев" ("Lord of the Trees", 1970) и "Безумный гоблин" ("Mad Goblin", 1970). Эти тексты во многом являются пародией, ироничной литературной перелицовкой романов Э.Берроуза о лорде Грейстоке, который был воспитан в Африке обезьянами-антропоидами и более известен нам как Тарзан. Здесь уместно вспомнить, что в детстве Фармер был увлеченным читателем приключенческой литературы - Эдгара Берроуза, Конан Дойля, Марка Твена, Фенимора Купера и других авторов. Другой его страстью был спорт. За умение лазать по деревьям друзья даже прозвали его Тарзаном. Однажды, попытавшись на спор перепрыгнуть с одного дерева на другое, он сорвался и получил травму. "Как Люцифер, я пал из-за гордыни, порвал мышцы и на полчаса был парализован сильной болью",- признался позднее в одном из интервью писатель (Бесстужев И., Кононов А. Падший ангел) .
Возвращаясь к образу Тарзана, стоит заметить, что Фармер вообще имел склонность к литературно-пародийным играм. Один из впечатляющих примеров - роман "Летающие киты Исмаэля" ("The Wind Whales of Ishmael ", 1971) - литературная игра по поводу классического произведения американского писателя Германа Мелвилла "Моби Дик, или Белый кит" ("Moby-Dick, or The Whale", 1851). Кроме того, перу Фармера принадлежит перелицовка сюжетов американского сказочника Фрэнка Баума "Лицедей в стране Оз" ("A Barnstormer in Oz", 1982). Однако, наиболее изощренной литературной пародией возможно стоит признать роман "Венера на створке раковины" ("Venus on the Half-Shell", 1975), выпущеннный Фармером под псевдонимом Килгор Траут, то есть под именем неудачливого фантаста из двух книг Курта Воннегута - "Дай вам Бог здоровья, мистер Розуотер, или Не мечите бисера перед свиньями" ("God Bless You, Mr. Rosewater, or Pearls Before Swine", 1965) и "Времетрясение" ("Timequake", 1997). Правда, сам Воннегут этой литературной игрой остался недоволен, и больше экспериментов под данным псевдонимом у Фармера не было.
В трилогии Фармера, посвященной Тарзану, обыгрываются сюжеты американского фантаста Лестера Дента о супермене Доке Сэвидже, который присутствует у Фармера под именем Дока Калибана. Собственно говоря, третья книга из этой серии - "Безумный гоблин" ("The Mad Goblin", 1970) - посвящена именно ему. Ключевое место в трилогии занимает роман "Пир потаенный": он сильнее остальных и очевидным образом несет в себе своеобразную религиозность сверхчеловека. Тарзан Берроуза был лордом Грейстоком, воспитанным обезьянами-антропоидами. В "Пире потаенном" Фармер лишь чуть-чуть видоизменил эту фамилию, назвав своего главного героя лордом Грандритом. Последний откровенно называет себя суперменом и, говоря о себе, употребляет словосочетание "надчеловеческая суть". "Пир потаенный" - хороший в стилистическом смысле роман. Фармер как всегда проявляет в нем немалую изобретательность при описании приключений главного героя, хотя, повторюсь, роман написан не совсем всерьез. В нем присутствует немалая доля иронии и литературной игры, о чем говорит, к примеру, обилие трупов, которые оставляет после себя главный герой.
В сюжете произведения присутствует союз Девяти - тайное общество, получившее доступ к секрету неограниченного продления молодости. Этим снадобьем они соблазняют других людей, обременяя их различными заданиями. Одним из таких людей стал лорд Грандрит, Тарзан, человек, который был воспитан обезьянами, а затем оказался вождем африканского племени бандили. В конечном счете, лорд Грандрит и Док Калибан отказываются подчиняться диктату сообщества Девяти и бросают ему вызов. В ходе повествования лорд Грандрит непрерывно убивает своих врагов. Иногда он вырезает у своих жертв печень и пожирает ее. Этот Тарзан невероятно приспособлен к жизни в условиях африканских джунглей и саванн. Он способен сожрать все что угодно, включая помет диких коз, антилоп и слонов. Убивая своих врагов, лорд Грандрит испытывает эрекцию и эякуляцию - семяизвержение. В аннотации к книге "Пир потаенный" был аттестован как "блестящее исследование садомазохистских фантазий". В нем присутствуют шокирующие сексуальные сцены, в том числе содомии и зоофилии, и я не рекомендовал бы эту книгу для прочтения. Сам я прочитал ее от начала и до конца только потому, что собирался писать статью о Фармере.
Тарзан Фармера - это герой, лишенный всяких "обывательских" моральных норм. Свое кредо лорд Грандрит формулирует в следующем признании: "Человеческие понятия "хорошо" или "плохо" обычно не несут в себе для меня никакого смысла". Единственным компасом в жизни для этого Тарзана является его ничем не ограниченная воля, хотя все же ради справедливости замечу - он убивает исключительно тех, кто сам покушается на его собственную жизнь, если, конечно, исключить спецзадания со стороны союза Девяти. Некоторые поступки фармеровского Тарзана симпатичны - иногда он проявляет великодушие и щадит своих врагов, не приканчивая их. Еще он не обижает слабых, но не по причине особой любви к ним, а просто потому, что он их не замечает.
Дальнейшие приключения лорда Грандрита описываются в романах "Повелитель деревьев" ("Lord of the Trees", 1970) и "Безумный гоблин" ("The Mad Goblin", 1970). Они, однако, не представляют большого интереса. В "Повелителе деревьев" после похождений лорда Грандрита снова остаются целые горы трупов, что говорит о некоей пародийности. Как обычно, эта книга хорошо написана, хотя вникать в содержание бесконечных подвигов Тарзана бывает порой достаточно скучно. Стоит обратить внимание на некоторые метафизические вкрапления, присутствующие в тексте книги. Например, лорд Грандрит, видя в себе сверхчеловека, так оценивает образ Тарзана у Берроуза:
"Мой портрет, данный им в своей книге, точно соответствует истине. Будет правильнее сказать, что он достаточно точно описал мои поступки, хотя для того, чтобы позволить читателю легче понять и принять меня, он решил смягчить некоторые черты моего характера, не решаясь углубить при этом анализ моей подсознательной надчеловеческой сущности".Также Тарзан сообщает, что он живет сам по себе и никогда в своей жизни не переживал единства с человечеством. В какой-то момент лорд Грандрит вступил в контакт с союзом Девяти бессмертных, обладавших эликсиром молодости. Кандидаты на вкушение этого эликсира должны были пройти крайне трудные и мучительные испытания и добраться до места в Африке, где осуществлялся ритуал вкушения эликсира. Тарзан это испытание смог пройти.
Тема Тарзана продолжается Фармером в романе "Владыка Тигр" ("Lord Tyger", 1970), который Д.Смушкович справедливо назвал одним из самых безупречных в стилистическом смысле произведений Фармера (Смушкович Д. Эпатаж, или немного о Фармере). В нем рассказывается, как некий полубезумный миллионер, помешанный на романах Берроуза о Тарзане, решил вырастить настоящего Тарзана в африканских джунглях. Сделано это было по следующему рецепту: похищается малолетний отпрыск английских аристократов, затем за невозможностью воспитать его среди обезьян-антропоидов берутся два карлика-негра из абиссинского цирка. При этом "родителей" нового Тарзана зовут Марьям и Юсуфу, что является религиозно-непристойным намеком на Святое Семейство - Марию и Иосифа. "Родители" Тарзана считают его сыном Бога, а сам Тарзан стал богом для обитающего вблизи африканского племени вонсу. Владыка Тигр - могучий и прекрасный человек, силой и ловкостью подобный леопарду. Но реальная жизнь такого человека в условиях карикатурного эксперимента, придуманного чокнутым миллионером, невозможна. В результате, новоявленный Тарзан - Владыка Тигр рвет в клочья мирок, созданный миллионером, и вырывается наружу, в мир цивилизации, оставляя после себя множество трупов. Сама же цивилизация вполне очарована новым Мессией, его брутальностью и сексуальной мощью.
Тема Тарзана не исчезает из творчества Фармера и снова появляется в цикле, посвященном Ньютоновой Пустоши, - Уолд-Ньютону - местечку в Англии, где в XVIII веке якобы упал радиоактивный метеорит, вызвавший появление семейства супер-мутантов. Эта серия в значительной мере является литературной игрой, в которую Фармер явно заигрался. Он описывает приключения мутантов, ставших различными литературными суперменами. Это Шерлок Холмс, профессор Мориарти, капитан Блад, профессор Челленджер, Джеймс Бонд, Док Сэвидж, снова Тарзан и еще много кто. В этом цикле следует отметить две книги - "Второй дневник Филеаса Фогга" ("The Other Log of Phileas Fogg", 1973) и "Приключения несравненного современника" ("The Adventures of the Peerless Peer", 1974). Вторая из них издана под псевдонимом "Джон Ватсон, дипломированный врач", в ней описываются встречи Тарзана с Шерлоком Холмсом.
Тема Ньютоновой Пустыши оказалась плодотворной. В нее внесли вклад многие писатели-фантасты. Был выпущен сборник "Легенды нашего века: Вселенная Ньютоновой Пустоши Филипа Хосе Фармера" (2005), изданный под редакцией В.С.Эккерта, куда вошли фантазии разных авторов на заявленную тему. В результате сегодня Ньютонова Пустышь объединяет самых разношерстных персонажей: от короля Артура до героев телесериала "Star Trek". В текстах, посвященных Ньютоновой Пустыши, тема Тарзана присутствует в пяти текстах, объединенных общим названием "Тарзан жив: Точная биография лорда Грейстока" ("Tarzan Alive: A Definitive Biography of Lord Greystoke", 1972). К этим текстам примыкает "Эксклюзивное интервью с лордом Грейстоком" (" An Exclusive Interview with lord Greystoke", 1972). Еще можно упомянуть книгу "Последний дар времени" ("Time's Last Gift", 1972), написанную вне повествований о Ньютоной Пустыши, где тема Тарзана совмещается с путешествием во времени. Аббревиатура названия романа - TLG - совпадает с кодом "Tarzan, Lord Greystoke". Правда, тема Тарзана оказалась в этом романе далеко на периферии. Перу Фармера в серии Ньютоновой Пустыши принадлежат две книги, посвященные другому герою-супермену, - Доку Сэвиджу, придуманному фантастом Л.Дентом: "Док Сэвидж: Его апокалиптическая жизнь" ( "Doc Savage: His Apocalyptic Life", 1973) и "Док Сэвидж: Бегство из Локи" ( "Doc Savage: Escape from Loki: Doc Savage's First Adventure", 1991). В них снова обыгрывается религиозная по своей сути тема сверхчеловека.
Заканчивая разговор об образе Тарзана в творчестве Фармера, укажем на сделанный им впервые перевод на английский старой книги Жозефа Рони-старшего (его называли французским Эдгаром Берроузом) "Удивительное путешествие Гертона Айронкасла" ("L'Étonnant Voyage d'Hareton Ironcastle", 1922). Он был опубликован в 1976 г. под названием "Айронкасл" ("Ironcastle"). Наконец, нельзя не упомянуть реализованную Фармером мечту жизни - переложение оригинальной книги Берроуза о Тарзане, которое вышло в свет под названием "Темное сердце времени" ("The Dark Heart of Time", 1999).
Высшей инстанцией во Вселенной согласно Ницше является "воля к власти". При этом он был далек от узкого понимания этого термина. Для него это не столько подчинение себе других людей, сколько само по себе утверждение себя, в том числе в творчестве. Правильнее было бы назвать этот тренд "волей к жизни", но Ницше счел уместным использовать именно термин "воля к власти". Для него сверхчеловек - это человек, в полной мере реализующий "волю к власти", радикальный эгоцентрик и творец. Примеры таких "творцов" Ницше находил в человеческой истории среди тех, кого он называл "виртуозами жизни" . Это, в частности, Александр Македонский, Гай Юлий Цезарь, Чезаре Борджиа и Наполеон Бонапарт. Среди данного списка людей, претендующих на роль сверхчеловека, особое место принадлежит, конечно, Наполеону. Ницше посвящает ему ряд мест своей книги "Сумерки кумиров" ("Götzen-Dämmerung", 1888), называя Наполеона человеком, возродившим ренессансный дух.
Это влечение к образу откровенного преступника многих не глупых и не злых людей вообще может показаться достаточно странным, загадочным феноменом. Например, в известном из школьной программы стихотворении Александра Пушкина "К морю" негодяй уважительно назван "властителем наших дум". Наполеона, положившего в бессмысленных войнах множество людей, вообще говоря, надо было судить трибуналом, аналогичным Нюрнбергскому процессу, и повесить. Вместо этого европейские монархи отправили его в почетную ссылку на остров Эльба, откуда он вскоре сбежал, снова захватил власть во Франции и натворил еще множество бед. При этом второй захват власти в стране произошел до смешного легко. Солдаты просто отказались стрелять в своего бывшего императора. Владимир Ильич Ленин, как известно, назвал "попутчиков"-интеллигентов, способствующих успеху революции, "полезными идиотами". Этим же термином Наполеон вполне мог бы назвать своих солдат, которые снова возвели его на вершину власти, и это при том, что сам он рассматривал их исключительно в качестве пушечного мяса. Монархи Европы также испытывали по отношению к этому человеку какое-то плохо понятное чувство невольного уважения. Они простили его вновь, заточив на более удаленный от континента остров Святой Елены, где он и скончался от рака желудка.
Но, может быть, Наполеон был просто удачливым, храбрым воином и великим полководцем, действительно заслуживающим уважения? То, что он был храбрым и явно не глупым человеком никаких сомнений не вызывает. Вместе с тем биография Наполеона не дает оснований считать его образцом особого благородства. Он дважды бросал свою армию на произвол судьбы. Первый раз это произошло в Египте. Наполеон просто сбежал оттуда, поскольку, в сущности, потерпел поражение в войне. Между тем, во Франции в очередной раз зашаталась власть, и наш герой поспешил к процессу ее раздачи, рискуя при этом быть отправленным на гильотину за неисполнение воинского приказа. Второй раз Наполеон бросил свою армию во время катастрофы в России. Через некоторое время после смерти Наполеона его прах был почетно перезахоронен в Доме Инвалидов в Париже, причем красный гранит для саркофага диктатора был подарен Франции российским императором Николаем I, государем страны, которая страшно пострадала от вторжения Великой Армии. Причем при отступлении из Москвы Наполеон намеревался взорвать Кремль, и только случайность помешала этому замыслу.
Тем не менее, для некоторых Наполеон был и остается неким образцом для подражания. Симптоматична в этом смысле история Родиона Раскольникова, для которого Наполеон - вообще свет в окошке. Размышляя после беседы со следователем Порфирием Петровичем о "необыкновенных людях", которые могут преступить через закон и моральные нормы, Раскольников говорит себе следующее:
"Нет, те люди не так сделаны; настоящий властелин, кому все разрешается, громит Тулон, делает резню в Париже, забывает армию в Египте, тратит полмиллиона людей в московском походе и отделывается каламбуром в Вильне: и ему же, по смерти, ставят кумиры, а стало быть, и все разрешается. Нет, на этаких людях, видно, не тело, а бронза!.. Велит Аллах, и повинуйся "дрожащая" тварь! Прав, прав "пророк", когда ставит где-нибудь поперек улицы хор-р-р-рошую батарею и дует в правого и этим виноватого, не удостаивая даже и объясниться! Повинуйся дрожащая тварь, и - не желай, потому не твое это дело!"
Образы суперменов, попирающих моральные нормы, начиная с некоторого времени, получили широкое распространение как в высокой, так и в современной масс-культуре. В связи с этим упомяну песню свердловской рок-группы "Урфин Джюс" из альбома "15" (1982) под названием "Homo Super, Homo Superior!". Ее текст был написан поэтом Ильей Кормильцевым, который вообще писал тексты для этой рок-группы. Это во многом ироничная песня, но лишь до некоторых переделов. Она появилась в период метафизических исканий в русской рок-музыке, поэтому я приведу ниже ее текст, рисующий некий ряд образов, которым окружена фигура сверхчеловека:
"В черной коже, спокойной походкой,
Не глядя по сторонам,
Ступая уверенно через Вселенную.
Он приближается к нам.Как колодец с водою холодной
Стальной взгляд его глаз,
Словно урчание преисподней,
Голос его ледяной.Homo Super, Homo Superior!
Homo Super, Homo Superior!Ты не можешь промолвить ни слова,
И голос как будто бы сел,
Сегодня, к стыду своему, ты увидел
Ничтожество собственных дел.Как деревья с корой вековою
Твои пальцы могучих рук,
Жилы тугие под пепельной кожей
Словно натянутый лук.Homo Super, Homo Superior!"
Homo Super, Homo Superior!
Возможно, моя оценка является примитивной и тенденциозной, но весь этот ряд образов устойчиво ассоциируется у меня с приходом антихриста. Мне не известно, что конкретно имел в виду Илья Кормильцев, когда создавал этот текст. Может быть, вообще ничего значительного. Но в качестве иллюстрации я могу привести еще один пример из русской рок-музыки. Это опус "Sonnenmensch" из альбома "Солночь" (2001) группы "Вантит". Сама эта группа известна своей симпатией к "традиционализму" Рене Генона и Юлиуса Эволы, текстам Фридриха Ницше и тому подобным вещам, популярным среди русских правых радикалов. "Sonnenmensch", или "солнечный человек", по сути один из синонимов сверхчеловека, который использовал Ницше в своих текстах. Лично для меня сверхчеловек Ницше есть прообраз антихриста. Название книги Фридриха Ницше "Der Antichrist" (1888) в сборнике "Сумерки богов" (М., 1989) было переведено как "Антихристианин". Однако, на мой взгляд, более адекватным ее переводом, если следовать логике заголовка, является "Антихрист", и именно так эта книга была переведена в дореволюционной России в Санкт-Петербурге в 1907 году.
Почему же образ сверхчеловека так завораживает и привлекает внимание немалого количества людей, даже если это образ откровенно аморальный? Думается, дело здесь в наполовину осознанном желании приобщиться к силе. Слабость вам никогда не простят и будут относиться к вам с презрением или с брезгливой жалостью, сила же будет невольно уважаться, даже если она при этом привела к куда более масштабным бедам, чем слабость, а именно к мучительной смерти многих ни в чем не повинных людей. Но культ силы - это культ чисто языческий, враждебный христианству.
Фридрих Ницше ненавидел и презирал христианство. Теме разоблачения христианства посвящены многие страницы его книги "Антихрист", у которой есть подзаголовок - "Проклятие христианству". В этой книге наша религия осуждается прежде всего как религия слабых. Христианство согласно Ницше взяло сторону униженных и неудачников, предав тем самым жизнь. Христианский Бог по мнению философа - это бог, объявляющий войну природе и воле к жизни. В лице христианства люди совершенно заблудились, а потому человек сегодня - это "больное животное", уклонившееся от своих инстинктов самым опасным для себя образом. Саму же религию, сделавшую все это возможным, - христианство - Ницше обозначил уничижительным термином "decadence", то есть "упадок". Подход Ницше к существованию слабых людей был чисто социал-дарвинистским. При этом он имел смелость говорить о любви к человеку. В "Антихристе" он писал:
"Пусть погибнут слабые и уродливые - первая заповедь нашего человеколюбия. Надо еще помогать им гибнуть. Что вреднее любого порока? - Сострадать слабым и калекам - христианство..." (Ницше Ф. Антихристианин / Сумерки богов. М., 1989, с.19).
В "Антихристе" Ницше пишет, что сострадание является опасным для жизни эмоциональным ходом, который ослабляет в человеке волю к жизни и заражает его слабостью, ссылаясь на Аристотеля, который якобы учил тому, что сострадание есть опасное для психического здоровья чувство (Там же, с.22). Известно его одиозное утверждение из книги "Так говорил Заратустра" ("Also sprach Zarathustra", 1883-1887): "О братья мои, разве жесток я? Но я говорю так: падающее подтолкни" (Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М., 1990, с.186 ). Ординарному человеку Ницше противопоставляет сверхчеловека:
"Я учу вас о Сверхчеловеке... Человек есть нечто, что должно преодолеть… Что такое обезьяна по сравнению с человеком? Посмешище либо мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для Сверхчеловека - посмешищем либо мучительным позором... Сверхчеловек - смысл земли. Пусть же и воля ваша скажет: Да будет Сверхчеловек смыслом земли!.. Человек - это канат, протянутый между животным и Сверхчеловеком, это канат над пропастью" (Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М., 1990, с.186).
Проект под названием "сверхчеловек" кажется чисто атеистическим, и об этом, казалось бы, говорит известный тезис Ницше о том, что "Бог умер" из его книги "Веселая наука" ("Die fröhliche Wissenschaft", 1882):
"Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили! Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое святое и могущественное существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами - кто смоет с нас эту кровь?" (Ницше Ф. Веселая наука / Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. Минск, 1997, с.447).Казалось бы, Ницше здесь в каком-то смысле кается, но это совсем не так, в другом месте он пишет: "Бог мертв: но такова природа людей, что еще тысячелетиями, возможно, будут существовать пещеры, в которых показывают его тень. И мы, мы должны победить еще и его тень" (Там же, c.527). Но, если Бог умер, это еще не означает, что нет никого, кто мог бы занять Его место. На самом деле, если Бог умер, то тогда сверхчеловек - это бог. В своей глубине этот образ явно притязает на божественность. Религиозность сверхчеловека редуцирована, скрыта, но по своей сути именно он является богом. Для Ницше сверхчеловек - это единственный абсолют, а Абсолют - это уже религиозное понятие.
Книги Ницше всегда интересно читать. Вот названия некоторых глав из его книги "Ecce Homo" - "Почему я так умен", "Почему я так мудр", "Почему я пишу такие хорошие книги". Основания для подобной мегаломании явно есть, но от того, что он так умен, его мысли относительно того, что падающего нужно еще и подтолкнуть, не перестают быть менее подлыми. При оценке декламаций Ницше стоит, однако, иметь в виду, что он был глубоко больным человеком. Он страдал от множества болезней, есть версия, что он болел сифилисом.
Культ сверхчеловека, созданный Ницше, производил и производит на некоторых впечатление, но он глубоко ошибочен и порочен. Его можно подвергнуть критике в ряде пунктов. Прежде всего, этот культ вносит в социум вражду и войну. Гераклит когда-то заметил, что "вражда - царь всего", а Томас Гоббс рассматривал "войну всех против всех" ординарным состоянием человечества. Мир и так наполнен враждой, а культ сверхчеловека лишь усугубляет это состояние. Для Ницше последней инстанцией является "воля к власти", но субъектов в мире великое множество, а потому они постоянно борются друг с другом. Неизбежным результатом такой установки является война. В книге "Человеческое, слишком человеческое" ("Menschliches, Allzumenschliches", 1878) Ницше открытым текстом одобряет войну: "Война необходима. Только мечтательность и прекраснодушие могут ожидать от человечества еще многого (или даже особенно многого), когда оно разучится вести войны" (Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. М., 1997, с.273). Война является постоянным спутником человека, начиная с момента его появления на земле, а милитаризм глубоко сидит в природе человека. В этом смысле совершенно справедливо утверждение философа А.Секацкого, который видит в войне признак, отличающих нас от животных: "война есть чисто человеческое достояние" (Секацкий А. О Духе Воиственности / Секацкий А. Сила взрывной волны. СПб.-М., 2005, с.161).
Здесь можно сослаться на основателей этологии - науки о поведении животных Конрада Лоренца и Нико Тинбергена, которые исследовали феномен агрессивности человека и пришли к выводу, что это весьма воинственное животное, агрессивность которого недостаточно сдерживается этологическими механизмами. В этом смысле классикой является книга Лоренца "Агрессия (так называемое зло)" ("Das sogenannte Böse", 1963), много раз изданная у нас. И все же война - это ужас, а апологетам войны я бы посоветовал посмотреть жестокий фильм Александра Невзорова "Чистилище", посвященный боям в Грозном в январе 1995 года. "Помазанники Божии" требуют от нас мужества, развязывая очередную бессмысленную войну. Но для них люди представляют собой всего лишь игрушечных солдатиков. Фридрих Великий однажды заметил, что, если бы люди знали, по каким ничтожным поводам "помазанники Божии" развязывают войны, они не дали бы им организовать ни одну приличную войну.
Мучительная смерть, ампутированные конечности, разорванные и вывалившиеся кишки - все это результат войны. Фридрих Ницше войну прославлял, и это при том, что он был вполне знаком с ее теневыми сторонами. Ницше служил начальником санитарного отряда во время франко-прусской войны 1871 года. Этот момент излагается в книге Викентия Вересаева "Живая жизнь" (1910). Однажды один друг Ницше попросил его рассказать о своем опыте пребывания на войне в качестве санитара, и тот с ужасом и мукой произнес: "Об этом не надо говорить, это невозможно; нужно гнать от себя эти воспоминания!" Он видел кавалерийские полки, сверкающие как тучи, проносящиеся мимо него в атаку. Он видел молодых, здоровых, опьяненных войной мужчин, которые вскоре найдут там свою смерть. Еще менее завидна судьба других воинов, которые попадут в перевязочные пункты с раскроенными головами, раздробленными суставами и распоротыми животами (Вересаев В. Живая жизнь. М., 1991, с.264). И все же Ницше прославил войну, а среди немецких интеллигентных солдат Первой мировой было модно носить в ранцах его книгу "Так говорил Заратустра".
Милитаризм глубоко укоренен в природе человека. Для меня неожиданностью оказалась статья Ф.Достоевского "Парадоксалист" из Дневника Писателя (апрель 1876 г.). В ней откровенно прославляется война, рассказывается о том, какая это замечательная штука, как она способствует процветанию наук и искусств. Это особенно странно, учитывая рассуждения писателя о цене единой слезинки ребенка. Копаясь в свое время в картотеке Ленинки, я с удивлением наткнулся брошюру "Оправдание войны", выпущенную в Москве в 1915 году, то есть в самый разгар Первой мировой войны. В брошюру вошла статья Достоевского "Парадоксалист" и рассказ Владимира Соловьева "Генерал". Так что статья Достоевского еще аукнулась. Подозреваю, что ее раздавали офицерам на передовой.
Что касается философии, то сегодня война реабилитируется в эссе философа-неформала, "петербургского фундаменталиста" Александра Секацкого "О Духе Воинственности". Для него война является неустранимым и естественным элементом жизни человека на земле, а Дух Воинственности нужно пестовать (Секацкий А. О Духе Воинственности / Секацкий А. Сила взрывной волны. СПб.-М., 2005, с.161). Понятно, что жизнь человека в этом мире требует изрядной доли мужества. В этом смысле симптоматично другое эссе Секацкого - "Феномен праздничной драки", посвященное роли этого явления в жизни русской деревни Севера. Секацкий пишет, что даже кратковременный опыт бесстрашия весьма важен для человека. Он может в дальнейшем трансформироваться в очень важные формы деятельности, например, в предпринимательство (Секацкий А. Феномен праздничной драки / Секацкий А. Сила взрывной волны. СПб.-М., 2005, с.195). И все же следует отделять мужественность и войну.
Слабость идеи сверхчеловека Ницше состоит не только в том, что она сеет раздор и войну, но и в том, что без Бога очень трудно стать сверхчеловеком, поскольку человек тотально слаб и зависим от намного превосходящих его природных и социальных сил. Многие свои грехи человек делает именно по слабости. Вполне можно согласиться со следующим утверждением Ницше: "стыд, стыд, стыд - вот история человека" (Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М., 1990, с.62). Лишь в ординарных условиях человек способен вести себя более-менее прилично, а в условиях "испытаний" он ломается до смешного легко. В этом смысле ярким свидетельством являются "Колымские рассказы" Варлама Шаламова, сидевшего в самых страшных колымских лагерях. Солженицын полагал, что рассказам Шаламова не хватает художественности. В стилистическом смысле они в самом деле проигрывают текстам Солженицына, но там описаны такие страшные вещи, такая правда о человеке, которая вообще заставляет всерьез сомневаться в состоятельности проекта под названием "человек". По наблюдениям Шаламова, лучше всего в лагерях держались женщины и "религиозники".
Помимо слабости у концепции сверхчеловека есть и другие уязвимые места. В статье "Идея сверхчеловека" Владимир Соловьев справедливо замечает, что эта идея никак не решает проблему смерти. Есть лишь один "сверхчеловек", Который с этой проблемой справился - "первенец из мертвых" - Иисус Христос (Соловьев В. Идея сверхчеловека). Ницше, похоже, полагал, что интенсивность жизни сверхчеловека будет такова, что сама мысль о неизбежной смерти вытеснится из сознания. Но можно ли считать состоятельным такое решение проблемы смерти и смысла жизни?
Современный психолог-ницшеанец Николай Козлов подобно Ницше полагает, что христианство предало Жизнь, проявив внимание к униженным и оскорбленным. В своих много раз изданных "Философских сказках" в главе, посвященной поискам смысла жизни, Козлов пишет буквально следующее: "От понимания того, что жизнь бессмысленна, человека спасает только то, что он об этом не думает" (Козлов Н. Философские сказки. М., 2006, с.85). Человек, чтобы не задумываться над грустной проблемой отсутствия в жизни смысла, может попытаться убежать в Работу или в Развлечения, но это не будет согласно Козлову решением проблемы. Можно встать на Путь Служения, и это вроде бы вопрос о смысле жизни решает. Козлов признается, что он сам долгое время брел именно этим путем, пока не выздоровел - ему просто надоело быть Слугой и рабом Божиим. Возможность жить, не имея ясно сформулированного смысла жизни при перспективе смерти, по мнению Козлова, является лишь вопросом энергетики. Если "Я" человека благополучно, а голова хорошая, у него все хорошо, и смысл жизни вообще не нужен. Полюби Жизнь, излей на нее свою Любовь, и все в этой самой Жизни автоматически обретет этот самый загадочный Смысл. "... Я учусь быть счастливым, живя и без Смысла, и без Служения. И все чаще мне кажется, что Жизнь - просто Жизнь прекрасна и так", - пишет Козлов (Там же, с.91).
Фармера, судя по всему, тоже тяготили экзистенциальные проблемы, вытекающие из перспективы смерти. Один из его героев - вымышленный писатель-фантаст Фригейт тоже встречал людей, которые утверждали, что смысл жизни состоит в самой жизни, но ему подобные мысли казались "идиотским самообманом" ("Темные замыслы"). И это совершенно адекватная оценка. Кроме того, есть проблема старости, которая вообще плохо вяжется с имиджем сверхчеловека. Старый, с трясущимися руками и подогнутыми коленям, плохо соображающий "сверхчеловек" - зрелище предельно грустное. Что же в таком случае делать? "Умри вовремя - так учит Заратустра", - это слова Ницше из книги "Так говорил Заратустра (параграф "О свободной смерти"). Далее философ продолжает:
"Истинно свободную смерть хвалю я, ту, что приходит ко мне, ибо я хочу ее… Слишком много живущих, и чересчур долго держатся они на ветвях жизни своей. Пусть же придет буря и стряхнет с дерева всех этих гниющих и червивых!" (Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М., 1990, с.62-63).Императив - умереть, когда невозможно жить достойно, можно обнаружить также в книге Ницше "По ту сторону добра и зла" ("Jenseits von Gut und Böse", 1886): "Мысль о самоубийстве является источником сильного утешения: она помогает хорошо перенести несколько скверных ночей" (Ницше Ф. По ту сторону добра и зла / Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Генеалогия морали. Минск, 1992, с.87).
Есть еще одна проблема, с которой плохо справляется идея сверхчеловека. Ницше наделил сверхчеловека свободой от нравственных норм. Вообще, аморальность свойственна очень многим людям. Парадокс в том, что для многих тотальная свобода от моральных норм просто непосильна. Даже преступные люди не могут окончательно освободиться от пут морали. Более того, как замечает философ Юрий Давыдов, преступник "ищет и создает свою "мораль", а обретя ее, цепко за нее держится" (Давыдов Ю.Н. Этика любви и метафизика своеволия. М., 1982, с.14). Даже преступные сообщества вырабатывают свой кодекс поведения и живут по неким "понятиям". В психоаналитической концепции Зигмунда Фрейда мораль - Сверх-Я представляет собой заурядный и мощный элемент человеческой психики. Переступить через совесть и стыд не так уж просто. Разумеется, всегда можно набрать достаточное количество мутантов, в принципе лишенных совести, но это мутанты, а ординарный человек все же невозможен без минимальной морали. И дело здесь не только в муках совести, которые доходят до человека. У морали человека есть глубокие бессознательные корни.
Об этом свидетельствует история Родиона Раскольникова из романа Ф.Достоевского "Преступление и наказание". В соответствии с шаблонным восприятием Раскольникова, совершившего убийство старухи-процентщицы, замучила совесть, но это неверная интерпретация, все гораздо глубже. Раскольников мечтал стать сверхчеловеком, но, совершив преступление, вдруг обнаружил, что не в состоянии этого вынести. На самом деле Раскольников не испытывал раскаяния в обычном понимании этого слова. На эту деталь в свое время обратил внимание еще Дмитрий Мережковский. Вот Раскольников беседует со своей сестрой Дуней прежде чем пойти донести на себя в полицию. При этом он вообще отрицает, что совершил преступление: "Какое преступление?" - вскричал он в приступе внезапного бешенства, а далее заявил, что решил донести на себя из-за "низости" и "бездарности" своей. По пути в суд он непрерывно спрашивает себя - зачем я иду? И, тем не менее, он идет. А вот, что думал Раскольников о своем преступлении уже на каторге:
"...Он строго судил себя, и ожесточенная совесть его не нашла никакой особенно ужасной вины в его прошедшем, кроме разве простого промаху, который со всяким мог случиться... И хотя бы судьба послала ему раскаяние - жгучее раскаяние, разбивающее сердце, отгоняющее сон, такое раскаяние, от ужасных мук которого мерещится петля и омут! О, он бы обрадовался ему! Муки и слезы - ведь это тоже жизнь. Но он не раскаивался в своем преступлении... Вот в чем одном признавал он свое преступление: только в том, что не вынес его и сделал явку с повинной".Можно вспомнить другие произведения Достоевского, в частности, "Бесы". Там Николай Ставрогин явно не раскаивается в своем преступлении в обычном понимании этого слова (см. главу "У Тихона"). Тем не менее, его преступление - совращение малолетней - становится причиной его тотальной слабости. Все это свидетельствует о том, что в человеческой природе есть какие-то элементы, которые после преступления делают жизнь человека невыносимой, даже в том случае, если формально мук совести он не испытывает. Совесть на самом деле имеет глубокие корни в структуре бессознательного, а освобождение от морали - это верный путь к пропасти, в которой человека ожидает полная и окончательная гибель.
Первый раз человек совершил попытку стать сверхчеловеком в Едеме, когда вкусил плода с древа познания добра и зла, захотев стать "как боги, знающие добро и зло" (Быт.3:5). И теперь задача человека в том, чтобы преодолеть богоборчество. Выход - в пути, который дал нам Иисус Христос. Философ и поэт-символист Вячеслав Иванов подобно Владимиру Соловьеву также считал, что подлинным сверхчеловеком является лишь Иисус Христос. В отличие от В.Соловьева Иванов не противопоставлял резко Христа и сверхчеловека Ницше. По мнению Иванова, Ницше приблизил образ сверхчеловека ко Христу. О запутанных смысловых связях между Христом и сверхчеловеком Ницше в творчестве Вячеслава Иванова можно прочитать, например, в книге Юлии Синеокой "Три образа Ницше в русской культуре" (М., 2008). Еще один хороший источник - книга Эдит Клюи "Ницше в России. Революция морального сознания" (СПб., 1999).
Христос, конечно, является Сверхчеловеком, но в совершенно особом смысле. В Евангелии присутствует иная, парадоксальная концепция силы, а именно силы через слабость, силы через смирение. Апостол Павел говорил, что апостолы явились для мира позорищем, что они были для него как "прах, всеми попираемый" (1 Кор. 4:13). И еще: "Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничтоженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее" (1 Кор. 1:27-28). Павел также пишет, что дано было ему жало в плоть. Трижды он просил Бога избавить его от этого жала: "Но Господь сказал мне: "довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи". И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова. Посему я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа, ибо, когда я немощен, тогда силен" (2 Кор. 12:9-10). Симптоматично высказывание апостола относительно духовного тела: "Сеется в уничижении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе" (1 Кор. 15:43). Наша надежда состоит в том, что Бог обладает абсолютной силой над Вселенной, и Он способен поделиться с нами этой силой, когда мы откровенно признаем собственную немощь.
Архиепископ Лука (Войно-Ясеницкий) в одной из своих проповедей писал:
"Как, как это может быть, чтобы немощный был силен? Неужели может быть, чтобы старик, страдающий тяжелой одышкой, едва ходящий на разбитых ногах, с руками дрожащими, чтобы он был силен, ибо он немощен? Так скажет с удивлением и даже с насмешкой человек душевный, не духовный, который совершенно не понимает того, что у Бога все совершенно иначе, чем у нас, людей; что пути Его - это особенные, святые, часто непонятные нам пути. Он этого не понимает, не понимает, что Священное Писание совсем не то, что книги, хотя бы и самые мудрые, написанные людьми".Исходя из мерок привычной земной логики, апостолы, конечно, пребывали в немощи, поругании и бесчестии. Однако в этой немощи действовала великая сила Божия, и потому они одержали победу. По слову Спасителя, христиане подобны горчичному зерну, которое из всех семян самое малое. Вместе с тем, когда оно вырастет, то становится большим деревом, где могут жить небесные птицы. Пока мы в этом мире, мы - малые горчичные зерна. Достоевский говорил, что смирение - это огромная сила, и она весомей всех попыток стать сверхчеловеком. От империи "сверхчеловека" Александра Великого в конечном счете ничего не осталось, от Иисуса Христа остался целый мир.
По-видимому, не случайно, что сам Ницше не выдержал собственных декламаций на тему сверхчеловека. Он, похоже, вовсе не был злым человеком, убившим в себе всякое сострадание, несмотря на то, что в "Антихристе" Ницше это самое сострадание проклинает. Где-то у Ницше, чуть ли не в "Заратустре" я прочитал признание философа в том, что больше всего он, может быть, хотел бы не подтолкнуть падающего, а, напротив, поддержать его. 3 января 1889 года в Турине Ницше стал свидетелем избиения лошади извозчиком. А далее произошла сцена вполне в духе Достоевского, которого Ницше любил, - он бросился к лошади, обнял ее за шею и потерял сознание. После этого он попал в психиатрическую больницу, где провел последние одиннадцать лет своей жизни. Таким образом, Ницше сам не смог вместить в себя собственную теорию о сверхчеловеке, и по отношению к нему справедливы были бы слова Иисуса Христа, сказанные когда-то Савлу из Тарса, будущему апостолу Павлу на его пути в Дамаск: "Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна" (Деян.9:5). Последние свои тексты Ницше подписывал ником "Распятый Дионис".
4. Повесть "Ночь света": религия и секс
Из других произведений Фармера, в которых так или иначе обыгрываются проблемы религии, я хотел бы остановиться на сборнике рассказов "Отче звездный" ("Father to the Stars", 1981), связанном с религиозной проблематикой и представляющем существенный интерес. Герой этого сборника - бывший прожженный преступник Джон Кэрмоди, который покаялся в убийстве своей жены и стал монахом ордена Святого Джейруса. Рассказы об отце Джоне Кэрмоди описывают его странствия по Вселенной, в ходе которых он разгадывает разнообразные религиозные загадки. Судя по всему, Фармер задумал целый цикл таких рассказов, однако реально было написано только четыре - "Отношения" ("Attitudes", 1953), "Отец" ("Father", 1955), "Несколько миль"("A Few Miles", 1960) и "Прометей" ("Prometheus", 1961), причем "Несколько миль" по сути является лишь введением к рассказу "Прометей". Начать анализ этой серии рассказов логично с предваряющей их в плане сюжета повести "Ночь Света" ("Night of Light", 1957), в которой описывается покаяние и религиозное обращение отца Джона Кэрмоди (она была написана позже двух рассказов из упомянутых выше).
Действие повести разворачивается на планете Радость Данте, или Кэриен, как называют ее сами аборигены. Раз в семь лет благодаря таинственному излучению Солнца Кэриена происходит Ночь Света, в ходе которой материализуются скрытые образы и подсознательные комплексы жителей планеты. Сила подсознательных образов настолько велика, что их материализация может быть опасной для жизни самих аборигенов и жизни их близких. Поэтому подавляющее большинство жителей предпочитает принять снотворное и крепко заснуть. Однако наиболее подготовленные лица, уверенные в чистоте своих помыслов и связанные с религиозным культом, господствующим на планете, переживают Ночь Света.
Повествование начинается с жуткого эпизода - уже проявляющее себя излучение Солнца планеты Радость Данте материализует лицо убиенной землянином Джоном Кэрмоди его жены Мэри. Материализация происходит прямо в воздухе, и Кэрмоди безуспешно пытается поймать скальп своей бывшей жены. Эта материализация свидетельствует о том, что Кэрмоди где-то подсознательно, глубоко в душе испытывает раскаяние за убийство жены. И все же Кэрмоди далеко не простак, он является глубоко преступной личностью. Он прибыл на планету Радость Данте не только для того, чтобы скрыться от Интерпола на периферии Сообщества Цивилизаций. Его манит другая, куда более масштабная цель - стать богоубийцей, а именно убить воплощенного в живом теле доброго бога Иесса, служащего субъектом религиозного почитания для обитателей Радости Данте. (Поэтому первый перевод повести "Ночь Света" на русский язык в сборнике Клуба Любителей Фантастики имел название "Убить Бога".)
На планете Радость Данте помимо Кэрмоди находятся еще два землянина - монахи отец Скелдер и отец Раллукс. Отношения между ними были прохладными - отец Раллукс представлял либеральное крыло Церкви, а отец Скелдер был ярым консерватором. Кэрмоди по каким-то причинам, может быть, из-за денег, а, может быть, просто из хулиганских побуждений, завербовался быть стукачем, доставляющим отцу Скелдеру нужную информацию о религиозных нравах жителей Радости Данте. Именно с ним Кэрмоди связался сразу после того, как ему не удалось поймать материализовавшийся в воздухе скальп своей жены. Кэрмоди проинформировал отца Скелдера, что принял участие в довольно скучных религиозных ритуалах, а затем радостно сообщил, что они были затем оживлены впечатляющей сексуальной оргией, имеющей религиозный подтекст.
"- И ты принял участие?Затем отец Скедлер все же признался, что в некотором смысле секс отвратителен, и человеку после полового акта лучше принять очистительный горячий душ. Далее Кэрмоди сообщил, что в своих сексуальных ритуалах аборигены планеты Радость Данте выражают любовь и признательность богине-создательнице Бунт, даровавшей им радость жизни. Затем Кэрмоди повесил трубку и усмехнулся, представив гримасу отвращения на лице монаха: "Теперь, он, наверное, стоит и, закрыв глаза, беззвучно читает молитву о спасении его души, оскверненной грехом, имя которому разврат".- Разумеется. С самой высшей жрицей. Эти люди не разделяют твоего отношения к сексу, Скелдер. Они не считают его грязным и постыдным грехом. Напротив, он для них - благословение и дар божества. То, что ты считаешь оскорблением и развратом, для них - чистота и благородство. Правда, я думаю, что ошибаетесь и вы и они: секс - это то, что дает тебе преимущество и власть над другим. Все же их отношение к этому вопросу приятней, чем твое.
Отец Скелдер сразу разозлился.
- Ты не понимаешь наши догматы. Секс сам по себе не грех и не грязь. Он создан Господом для того, чтобы живые существа смогли продолжить свой род. Секс у животных так же невинен и безгрешен, как утоление жажды. Мужья и жены с помощью этой данной Богом силы могут слиться в одном сладостном и священном объятии, могут достичь божественного откровения".
Хотя трое землян, в сущности, ненавидели друг друга, судьба соединила их вместе для выполнения общей миссии. "- Послушай, Скелдер, - сказал однажды Кэрмоди, - ты и Раллукс посланы антропологической Федерацией и Церковью для изучения так называемой Ночи Света на планете Радость Данте и, если получится, побеседовать с живым богом Иессом, доказав при этом его лживость. Но вы хотите сделать нечто большее: схватить его, сделать ему инъекцию наркотика и заставить публично покаяться, признать, что религия аборигенов - обман. И вы думаете, что здесь нет состава преступления?"
В ответ на это Скелдер заявил, что готов нести любое наказание, лишь бы не упустить возможности уничтожить фальшивую религию. Культ Иесса уже распространился на другие миры. Эта религия стала пародией на обряды Церкви, а кроме того, эти жуткие сексуальные оргии... Многие планеты уже отказались от Христа, например мир звезды Комеони, где сам епископ и его сорокатысячная паства стали ренегатами и предпочли поклоняться не Иисусу Христу, а богу Иессу.
Помимо Иесса аборигены Радости Данте поклонялись аналогу Богоматери - богине Бунт. Она представляла собой типичное языческое дуалистическое божество. На иконах правая половина ее лица была воплощением добра - полуприкрытым глазом она с материнской любовью нежно смотрела на доброго бога Иесса, прильнувшего к ее правой груди. Вторая половина лица богини была искажена злой гримасой и соответствующим образом смотрела на злого бога Алгули, кусавшего сосок ее левой груди.
В реальности Ночи Света Джон Кэрмоди убедился не только на собственном опыте, когда в ее преддверии на его глазах материализовался скальп его жены, но и из рассказов миссис Кри, аборигенки, у которой он снимал комнату. Ее муж в период своей жизни предпочитал сидеть, смотреть на птиц и читать философские сочинения. Он был молчалив, избегал шумного общества и презирал труд. В Ночь Света муж миссис Кри превратился в дерево, которое теперь росло в дворике рядом с ее домом. Ствол его снизу был раздвоен и срастался на уровне пояса. Два толстых сука напоминали руки, расставленные как бы в жесте удивления. Под микроскопом клеточная структура "дерева" выглядела довольно любопытно. В ней переплелись признаки клеточного строения человека и растения.
Миссис Кри предложила землянам трапезу, а отец Скелдер в процессе беседы снова рассказал присутствующим о религии планеты Кэриен:
"В начале богиня Бунт путем непорочного зачатия родила сыновей-близнецов. Когда они выросли, один из них, злой, убил другого, разрезал на семь частей и закопал в разных местах, чтобы мать не смогла собрать части и воскресить сына. Злой сын, Алгули, как вы называете его, правил миром, и только материнское вмешательство не позволило ему уничтожить род людской. Но везде было зло. Люди погрязли в грехе. Но были также праведники, которые молили богиню вернуть к жизни Иесса. При этом им открылось, что если найдется на планете одновременно семь праведников, Иесс воскреснет. Многие ушли на поиски, но целых семь веков их не могли найти, а зла в мире становилось больше и больше.Потом отец Скелдер поспорил с миссис Кри о том, кому стоит поклоняться - Иессу или Иисусу Христу, и хозяйка чуть не придушила монаха за непочтительное отношение к своей религии, что было одним из проявлений возрастающего излучения Солнца планеты.Но вот однажды собрались вместе семь человек, семь праведных. Бог зла Алгули, чтобы уничтожить их, погрузил в сон всех, кроме самых закоренелых грешников. Но семеро праведников успешно преодолели сон и вошли в духовную и физическую близость с богиней, - лицо Скелдера при этих словах исказила брезгливая гримаса. - Каждый из них стал ее любовником, и все семь частей Иесса соединились, Алгули погиб, а семеро праведников превратились в малых богов и стали консортами Матери-Богини. Иесс вернул мир в лоно добра. С Алгули поступили так же, как до этого он поступил с Иессом: семь кусков его бренной плоти были зарыты в разных местах планеты. С тех пор добро царит над злом, но зла осталось еще много, и легенды утверждают, что если одновременно соберутся семь великих грешников, они могут во время сна вернуть к жизни Алгули".
Земляне решили пережить Ночь Света, воспользовавшись шлемами, гасящими излучения Солнца планеты Кэриен. Но вот пришла Ночь Света, и оказалось, что шлемы не смогли защитить землян, и их подзнательные и подавленные мысли стали вылезать наружу. Оказалось, что Скелдер, несмотря на обет безбрачия, не смог до конца подавить свою сексуальность. В результате, он превратился в гнусного сатира. Его бритый череп покрылся нежным пушком, который даже во мраке ночи казался золотистым. Ноги его совершенно деформировались и являли собой нечто среднее между ногами человека и быка. Колени прогнулись назад, а ступни изогнулись так, что он мог передвигаться только на носочках, как балерина на пуантах. На месте пальцев ступней появились желтые роговые наросты-копыта.
Отца Раллукса мучили совсем иные проблемы. Он страдал от того, что согласно его религии после смерти большая часть людей отправится в ад на вечные муки.
"Кэрмоди! - крикнул Раллукс, очевидно, стараясь громкостью голоса заглушить непереносимую боль. - Кэрмоди, ты должен понять, что не Пламя преследует меня, а я преследую Пламя, я хочу гореть в Аду! Но не думай, что я отрекся от веры, от своей религии и буду вечно там, где горит адский огонь. Нет, я верую еще тверже, чем раньше! Я не могу не верить! Но... я охотно отдаю себя пламени, так как не верю, что справедливо обрекать на страшные муки девяносто девять процентов Богом сотворенных душ. О, если это справедливо, тогда мое место - среди них!"Покинув обоих монахов, Джон Кэрмоди отправился в храм, где должен был находиться живой бог Иесс, чтобы совершить самое грандиозное преступление во Вселенной - убить Бога. Иесс оказался старым и весьма ироничным субъектом. Увидев Кэрмоди, он сказал: "Ты несчастный страдающий маленький дьявол. Ты погиб в тот самый момент, когда похвастался, что живешь так, как не смеет жить никто". Иесс совершенно не испугался, когда Кэрмоди наставил на него свой пистолет. Кэрмоди выстрелил и стрелял до тех пор, пока не закончилась обойма. Затем он бросился бежать и очутился возле пьедестала. На нем возвышался кэриянин, который из-за излучения Солнца планеты, похоже, постепенно превращался в статую. Кэрмоди зачем-то сунул ему палец в рот, и кэриянин немедленно сжал его челюстями.
Тем временем рядом с Кэрмоди оказались шесть человек. Они откровенно расхохотались над щекотливым положением, в котором оказался землянин. Среди этих шести был знакомый ему кэриянин Тэнди, поклонник бога Иесса, который иронично сказал: "И этот шут хотел убить Бога!". Именно в этот момент вся гордость и самомнение покинули Кэрмоди навсегда. Тэнди продолжил:
"Ты убил старого Иесса, приятель. Он знал, что так случится и сам предупредил меня об этом, еще до того, как наступила Ночь. И теперь мы ищем Седьмого, чтобы возлюбить Мать-богиню и стать отцами маленького Иесса".Тут к Кэрмоди, укушенному статуей, приблизились еще шесть человек, которые тоже искали седьмого участника, но с противоположной целью - для того, чтобы на свет родился злой бог Алгули. Обе группы старались заполучить Кэрмоди, поскольку включение в состав Семи Отцов землянина дало бы им прекрасную возможность распространить влияние своей религии на другие планеты Сообщества Цивилизаций. Кэрмоди испытал крайне мучительные, чудовищные колебания между добром и злом, колебания относительно того, к какой из двух групп ему примкнуть. Но в этот момент перед ним вновь материализовалась лицо убитой им жены. Это стало последней каплей. В результате, Кэрмоди решил присоединиться к почитателям доброго бога Иесса.
Отрезать зажатый челюстями статуи палец при помощи ножа оказалось не так больно и трудно как думалось. Вслед за этим поклонники злого бога Алгули зашатались и мертвыми упали навзничь. Уже после того, когда все свершилось, Кэрмоди внезапно увидел двух людей, которых уже не надеялся увидеть. Это были отец Скелдер и отец Раллукс. Исчезло страдание с лица отца Раллукса, его сменило спокойствие и умиротворенность. Исчезла жесткость и резкость лица отца Скелдера. На его губах играла мягкая улыбка.
"- Значит, вы удачно прошли через все, - хрипло прошептал Кэрмоди.Так Джон Кэрмоди возродился к добру. Вернувшись на Землю, он стал христианином и вступил в монашеский орден Святого Джейруса. На этом заканчивается первая часть повести "Ночь Света". Вторая часть производит впечатление незавершенного и не слишком интересного произведения.- Да, - ответил Скелдер, - Мы оба прошли сквозь огонь. Ты ведь знаешь, что каждый на этой планете получит то, чего по-настоящему хочет.
Белое светило замерло в зените. И тогда тишину разорвал первый детский крик..."
Речь в ней идет о том, что отца Джона Кэрмоди через двадцать семь лет после пережитой им Ночи Света направляют на планету Радость Данте. Дело в том, что на планете Кэриен произошли некоторые изменения. Царствующий там бог Иесс приступил к широкому и агрессивному миссионерству. Более того, он решил заставить пройти через Ночь Света всех жителей планеты, хотя существовала опасность того, что три четверти населения планеты при этом просто погибнет. Однако Иесс, похоже, хотел таким образом избавиться от всех почитателей злого бога Алгули. Основания для реализации этого проекта он обнаружил в священных книгах Кэриена. "Разруливать" эту ситуацию отправили отца Джона Кэрмоди, поскольку он был одним из Семи Отцов нынешнего бога Иесса.
Приземлившись в промежуточном космопорте, отец Джон понял, что противостояние христиан и иесситов зашло слишком далеко. Он оказался свидетелем безобразной сцены, когда толпа сторонников консервативной организации "Христианское Спасение" бурно выражала свое негодование из-за присутствия в космопорте небольшой группы инаковерующих, носящих перстень с кругом и двумя перекрещивающимися копьями - отличительным знаком поклонников бога Иесса. В конце концов, между двумя группами возникла драка, и в нее оказался вовлечен сам Кэрмоди.
После этого инцидента в беседе с епископом Замзой на его прямой вопрос о том, считает ли он богиню Бунт и бога Иесса истинными божествами, отец Джон Кэрмоди предпочел уклониться от прямого ответа. Он сказал по этому поводу лишь то, что если бы остался на Кэриене, то стал бы иесситом, но он вернулся на Землю и примкнул к Церкви. Позднее ему устроят встречу с богом Иессом, и там на вопрос живого бога о том, как он может не верить в абсолютную истинность религии богини Бунт, будучи одним из Семи Отцов, отец Джон снова уклонился от прямого ответа. Похоже, он думал, что к каждой цивилизации Господь обращается на понятном ей языке.
В Церкви многие по понятным причинам не разделяли такую точку зрения. Помимо организации "Христианское Спасение" была еще одна суперконсервативная организация - "Каменный Фундамент Церкви". В космическом корабле, направляющемся на планету Радость Данте, отец Джон опознал одного из адептов этой организации - Аль Лефтина, которого помнил еще по своему преступному земному прошлому. Потеряв его из виду в суматохе прилета, отец Джон вновь увидел Аль Лефтина, когда тот курил, что было немыслимо для фундаменталиста. Кэрмоди стал подозревать, что Аль Лефтин был нанят и подослан фундаменталистами для убийства бога Иесса. Далее в повести возобладал детективный сюжет, и вопросы религии уже никак не затрагивались.
Комментарий
В повести "Ночь света" Фармер затрагивает целый ряд интересных религиозных тем, в том числе тему покаяния. Оказалось, что даже такой законченный и прожженный мерзавец как Джон Кэрмоди, который отправляется на далекую планету, чтобы убить живого Бога, может покаяться в своих грехах и обратиться к добру. В повести поднимается тема вечности/не вечности адских мук. Я имею в виду терзания отца Раллукса, который во время Ночи Света мучился по поводу догмата о вечности адских мук. Он был готов последовать в Пламя, если огонь ада является вечным, и туда попадет большинство людей. Присутствует и тема конфликта между религиями - христианством и культом доброго бога Иесса с планеты Кэриен. Фармер минимально обсуждает вопрос о том, мог ли Бог открыть Себя в иных религиях и как нужно относиться к ним.
Но в этом комментарии я хотел обсудить другую тему - соотношения религии и секса. Культ бога Иесса предполагал одну провокационную деталь - ритуальное соитие Семи Отцов со жрицей культа, в результате которого, собственно говоря, и появлялся на свет новый бог Иесс. Кроме того, религиозные ритуалы этой религии предполагали сексуальные оргии. У отца Скелдера этот элемент по понятным причинам вызывал глубокое отвращение.
Схожие мотивы присутствуют и в других книгах Фармера. Так, в романе "Плоть" ("Flesh", 1960), созданном под влиянием реконструкций древних европейских матриархальных культов, предпринятых Р.Грейвсом в работе "Белая богиня" ("The White Goddess", 1948), описана языческая религия Великой Седой Матери. Более того, роман Фармера первоначально назывался "Белая богиня". В нем описывается возвращение звездолета на Землю после долгого отсутствия. В полном соответствии с теорией относительности Эйнштейна на Земле прошло несколько сотен лет. За это время много чего произошло, Соединенные Штаты Америки распались на несколько враждующих государств. Тот сегмент страны, столицей которого остался Вашингтон, был охвачен языческим культом Великой Седой Матери - Колумбии.
Предыстория такого положения дел следующая: когда-то земная цивилизация подошла к самому краю экологической катастрофы. Озоновый экран на некоторое время вышел из строя, и на Землю обрушилось опасное излучение Солнца. Наступило время Опустошения. Но Великая Седая Мать смилостивилась, и озоновый экран через какое-то время восстановился. Тогда жители планеты обратили все свои мысли и упования к Ней. Они поняли, к чему привело их господство науки, а потому отвергли ее. В итоге, люди стали поклоняться Великой Седой Матери, культ которой подразумевал ритуальный секс. Основным ритуалом нового языческого культа было периодическое и триумфальное шествие по стране Рогатого Короля, или Героя-Солнце. Рогатый Король появлялся в результате того, что одному из добровольцев пришивали панты оленя, которые являлись одновременно секреторным органом. Рога резко стимулировали производство спермы и делали потенцию Героя-Солнца практически неограниченной. Благодаря этому Герой-Солнце передвигался по всей стране и осуществлял ритуальное совокупление со множеством девственниц. Конечным пунктом Великого Пути Героя-Солнце была самая северная часть страны, где жила Богиня-Свинья, Богиня Смерти - одна из земных инкарнаций Великой Седой Матери. В конечном счете, Богиня-Свинья в своих объятьях убивала Героя-Солнце.
Так получилось, что рога после прибытия космического корабля на Землю пришили их капитану. Только чудо спасло его от некрасивой, ритуальной смерти в объятиях безобразной Богини-Свиньи. Астронавты не захотели быть пленниками нового языческого культа. Подумав, они решили захватить свой звездолет и бежать с Земли на какую-нибудь другую планету. Роман "Плоть" написан очень хорошо, а реконструкция языческого культа Великой Седой Матери эстетична и весьма впечатляет благодаря силе зримых, убедительных деталей. Столь масштабно скрестить секс с религией Фармер, кажется, больше не пытался, однако, замечу, что многие его произведения чрезмерно "телесны". Женщины в них неизменно длинноногие, пышногрудые, с тонкой талией и любвеобильные. Занятия сексом - это распространенный элемент романов Фармера. Вообще, особое внимание писателя к биологической стороне человеческого бытия бросается в глаза.
Так, в раннем рассказе "Отвори мне, моя сестра" ("Open To Me, My Sister", 1960) описываются злоключения землянина-христианина, обнаружившего на Марсе представительницу внеземной цивилизации. Контакт приводит к печальным последствиям - землянин убивает ребенка инопланетянки из-за неспособности смириться с тошнотворными физиологическими особенностями размножения чуждого ему вида. В другом раннем рассказе - "Мать" ("Mother", 1953) - великовозрастный оперный тенор, целиком зависимый от своей матери, путешествует с ней по другим планетам и после крушения космического корабля легко находит общий язык с гигантской инопланетной самкой, которая помещает его в свою матку.
Фармер вообще был пионером жанра эротической, если не сказать порнографической, фантастики. С конца 40-х до начала 70-х годов писатель плодотворно сотрудничал с журналом "Плейбой". По заказу издательства "Essex House", специализировавшегося на эротической/порнографической литературе, Фармер взялся за написание эротико-фантастической трилогии, успев написать лишь два романа. Первый - это "Облик зверя" ("The Image of the Beast", 1968), сомнительный текст, в котором присутствуют шокирующие порнографические сцены. Второй - "Взорванный, или наброски посреди руин моего рассудка" ("Blown, or Sketches Among the Ruins of My Mind", 1969), получивший на русском языке название "Апофеоз", оказался значительно слабее. Тем не менее, публика проглотила и его. Книги эти многими осуждались, лишь отдельные критики заметили, что в них Фармер жестоко и смешно спародировал "крутой" детектив, триллер, роман ужасов и фантастическую литературу низшего пошиба. Возможно, писатель и продолжил бы сотрудничество с издательством "Essex House", но в 1969 г. оно прекратило свое существование. Несмотря на это Фармер развил тему эротики в книгах "Любовная песня" ("Love Song", 1970) и "Предатель всего сущего" ("Traitor of the Living", 1973) . Последняя являлась завершающей в трилогии "Экзорцизм", заказанной когда-то у Фармера издательством "Essex House". На русском языке она был опубликована под названием "Там, по ту сторону".
Все же "откровенные" произведения Фармера не сводятся лишь к порнографии, детективу, а также к пародии на них. В них встречаются заслуживающие внимания идеи. Скажем, в романе "Облик зверя" излагается любопытная гипотеза "психического импринтинга". Ее пересказывает главному герою романа детективу Геральду Чайлду человек, которого обоснованно подозревают в вампиризме. Согласно этой гипотезе помимо нашего мира существует множество параллельных миров, связанных с нашим некими скважинами, местами контакта. Обитатели иных параллельных миров могут проникать в наш мир, но при этом они почему-то вынуждены принимать форму существ, присутствующих в суевериях, мифах или религиях землян. В результате, пришельцы становятся вампирами, демонами и прочими инфернальными существами. Близкую по смыслу теорию излагает герой книги "Предатель всего сущего" детектив Гордон Карфакс. Он тоже считает, что существуют некие параллельные миры. При этом его жители в процессе спиритических сеансов землян проникают к нам и становятся "духами" умерших людей. Этот роман вообще пародирует увлечение спиритизмом и весьма непочтителен к самим спиритам.
Стоит сказать несколько слов о веселой эротической утопии "Божье дело" ("The God Business", 1954), весьма характерной для мироощущения Фармера. Это искусно построенное повествование, в котором фантастика и реальность изящно переплетены и гармонично дополняют друг друга. История начинается в провинциальном университетском городке. Преподаватель античной литературы профессор Бэсуэлл Дурхэм то ли изобрел, то ли волшебным образом получил Священную Бутылку, которая производила чудесный Отвар, дающий людям счастье и превращающий некоторых из них в мифологические персонажи. Сам профессор стал Быком и на своей спине перевез прелестную студентку Пегги на другой берег реки Иллинойс, где они основали нудистскую коммуну, участники которой пьют Отвар, бьющий ключом из Священной Бутылки. В результате, Быку удалось создать на берегу реки рай земной.
Одно из присущих Отвару свойств - разрушение общественных и психологических условных рефлексов, в том числе логического мышления, религиозных догм, норм морали или страха перед грехом. Отвар оказался способным ликвидировать многие необходимые, но тягостные институты общества, такие как заводы, магазины, больницы, школы, полицию и деньги. Профессору удалось покончить с бюрократией, автомобилями, Церковью, кино, рекламой, армией, проституцией, телевидением и еще многим другим. Ученые так и не смогли обнаружить, какое вещество в Отваре способствовало всему этому. Коммуна оказалась сильнее морских пехотинцев и армии в целом, пытавшихся ликвидировать коммуну как очаг беспорядка. Повесть Фармера рассказывает, что счастливое, свободное и чудесное состояние человека находится совсем близко от нас и достичь его просто. Нужно только захотеть стать свободным, и вы обретете эту долгожданную свободу. Замечу, что Фармер в этой утопии и во многих других текстах формулирует вполне определенное отношение к христианству в аспекте его отношения к сексу.
В романе "Любовники" ("The Lovers", 1952) Фармер описывает авторитарный культ будущего, сфабрикованный неким Айзеком Сигменом, культ, который крайне репрессивно относится к сексу. Можно упомянуть здесь также религию Ремо из книги "Чуждое принуждение" ("Strange Compulsion", 1953). В ее основе лежала индуистская идея переселения душ, и для того чтобы не переродиться в существа низшего порядка, от людей требовалось следование жесткому кодексу поведения, в том числе в области сексуальной морали. Но эти тексты являются не более чем саркастическим описанием вымышленных религий. Между тем, на страницах произведений Фармера появляются христиане, и они иногда высказывают вполне определенное отношение к сексу.
Отец Скелдер из романа "Ночь Света" относится к сексу по сути репрессивно. То же касается Нефи Сарванта, одного из героев романа "Плоть", члена консервативной организации "Последние Хранители Ортодоксального Ядра Христианства". Кроме того, стоит привести слова вымышленного Иисуса Христа - героя романа "Иисус на Марсе" ("Jesus on Mars", 1979). В нем Иисус - духовный глава поселения на Марсе крешийцев - гуманоидов, прибывших из другой галактики, и иудеев, которых они вывезли с Земли во времена Иисуса Христа. Иисус с Марса женат, а уничижительное отношение к сексу Он приписывает апостолу Павлу: "Все это потому, что вы, христиане, считаете меня божественно зачатым Духом Святым сыном, а потому - Им самим. Еще у вас есть идея, что я осквернил бы себя сношением с женщиной. Это, как мне говорили, исходит в основном от человека, которого вы называете святым Павлом. Это его идея, что человек не должен жениться, если может "вместить", пользуясь его странным выражением. Он считал, что второе пришествие будет при его жизни, а потому нет смысла жениться и заводить детей. Я не могу поставить ему это в вину, поскольку сам в этом несколько виноват. Я тоже думал - ошибочно, - что близок день всевышнего гнева, и обещал своим ученикам, что некоторые из них еще будут живы, когда он настанет. Что до моего целомудрия на Земле - я тогда считал, что жена свяжет меня, а сама будет несчастна и подвергнется великой опасности".
Подобного рода литературные инвективы Фармера в адрес христианства могут служить поводом к обсуждению темы христианского отношения к обнаженному телу женщины, к эротике и к сексу. В целом, наша религия склонна ограничивать силу сексуальной любви, заключая ее в рамки моногамного брака. Более того, вполне понятным является стремление монахов вообще освободиться от всепроникающего и во многом порабощающего человека феномена секса. Культивирование сексуального воздержания не является чисто христианским феноменом. Оно практикуется в исламе, буддизме и индуизме. Вместе с тем, в различных религиозных традициях присутствует загадочное явление проникновения сексуального "низа" в духовный "верх". Этот феномен был особенно характерен для языческих культов.
Почему секс проникает в область духовного "верха"? Возможно потому, что сексуальность вообще является мощной силой, довлеющей над человеком. Кроме того, секс является источником жизни, и религиозное отношение к этому феномену вполне объяснимо. Не случайно, что многие верования "примитивных" народов "замешаны" на культе фаллоса и вагины, в зависимости от того, какие божества - женские или мужские - побеждали в той или иной мифологии. Обожествление секса присутствовало и в более развитых языческих культах. Человечество, похоже, прошло когда-то стадию поклонения Великой Богине-Матери, сохранившейся и в более поздних культах различных женских божеств. Примером может служить аккадская богиня Иштар, которая ассоциировалась с плотской любовью, звездным небом, плодородием и войной. Ее часто изображали сидящей на льве. Она благоволила проституткам и оргиям, в ходе которых девственницы отдавали себя Великой Богине-Матери. В аккадском обществе для жен-аристократок вообще считалось достойным делом в определенные дни отдавать себя Великой Богине-Матери и совокупляться с мужчинами в храмах. Это не означало их особого распутства, напротив, в ординаром состоянии эти женщины вели себя вполне пристойно. Более того, нарушение супружеской верности считалось тяжким грехом. Такое амбивалентное отношение к сексу было свойственно многим другим языческим культам, о чем забывают сегодняшние апологеты язычества, прославляющие его за сексуальную свободу. Сексуальное поведение в языческих религиях достаточно строго регламентировалось, а нарушения кодекса жестко каралось. Супружеская измена со стороны женщин часто наказывалась смертью.
В дни религиозных праздников сдержанное отношение к сексу временно отменялось. Люди предавались пьянству и разврату, а центром всего этого становились языческие храмы. Ко времени праздника верующие подтягивались к храму, где уже вовсю громко играла возбуждающая музыка. Музыканты извлекали из своих инструментов резкие, жесткие и ритмичные звуки. В такт им непристойно извивались тела жриц храма. Напряжение возрастало, и в какой-то момент "дискотека" перерастала в оргию, люди на время становились безумцами, выплескивающими из себя дикую, животную сексуальность. При этом разрушались все социальные перегородки - нищие совокуплялись с аристократками, вельможи - с обычными крестьянками. Во время ритуальных оргий, посвященных Великой Богине-Матери, имело место и самооскопление мужчин. В этом смысле особо "прославилось" экстатическое поклонение фригийской богине Кибеле.
Поклонение Великой Богине-Матери справедливо связывают с культами плодородия. Есть устойчивое мнение, что когда-то культ Богини-Матери был всеобщим. Отец Александр Мень в книге "Магизм и единобожие" даже использовал термин "феми-монотеизм". По-видимому, это был период матриархата, экономическим базисом которого было мотыжное земледелие, в значительной мере зависимое от труда женщин. Однако, поклонение Великой Богине-Матери пережило матриархат. При этом некоторые признаки того, что жрецами когда-то были женщины, сохранились. Так, фрески с острова Крит свидетельствуют о том, что в особо священные моменты мужчина-жрец должен был облачаться в женский костюм (Мень А. Магизм и единобожие / Мень А. История религии: В поисках пути, истины и жизни в 7 томах. Т.2. М., 1991, с.102).
Культ Великой Богини-Матери был амбивалентен. Один ее аспект представлен богинями света и процветания, такими как древнеегипетская Исида или индуистские богини Шакти и Лакшми. Такие богини несли людям дар жизни, мудрости, любви и материнства. Другой аспект культа Великой Богини открывал темные, инфернальные, демонические стороны, приносящие страдание, смерть, ненависть, порок и разрушение. Яркий пример в этом смысле - индуистская богиня Кали. Вообще-то она являлась богиней-матерью, но одновременно оказывалась богиней разрушения и смерти. Амбивалентной была и аккадская богиня Иштар. Она была богиней любви, но в то же время "заведовала" и войной, хотя в аккадской мифологии уже был чисто отрицательный бог войны Нергал. Богиня Бунт из "Ночи Света" Фармера также являлась амбивалентным божеством: с одной стороны она - мать доброго бога Иесса, с другой - мать злого бога Алгули.
Р.Грейвс считал, что оргиастические культы, связанные с культом Великой Богини-Матери и широко распространенные в Европе, были уничтожены предками древних греков, выходцами из Малой Азии, которые поклонялись мужским божествам ("White Godness", 1948). Святилища Великой Богини-Матери были разрушены, часть жриц - изнасилована или убита. Близкие по смыслу процессы происходили в других частях ойкумены. Арии, тоже поклонявшиеся мужским богам, вторгшись в Иран и Индию, победили аборигенов, поклонявшихся Великой Богине-Матери, а древние евреи одолели жителей Ханаана. В чем были причины такого сдвига, не совсем понятно. Это запутанный, требующий особой рассмотрения вопрос. В популярной литературе на эту тему можно порекомендовать известную книгу А.Меня "Магизм и единобожие". Там приводятся некоторые соображения, но здесь, возможно, сыграли свою роль биологические или духовные причины.
Некоторые философствующие о природе человека биологи, например, социобиолог и энтомолог Эдвард Уилсон, полагают, что патриархат и доминирование самцов заложен в самой биологической матрице приматов, в том числе и человека. Тогда матриархат и поклонение Великой Богине-Матери могли быть временным изгибом истории, вызванным специфической социальной и экономической структурой человеческих сообществ того времени. Есть чисто религиозный взгляд, согласно которому оргиастические культы древности, связанные с поклонением Великой Богине-Матери, были особо мерзки Богу и потому уступили место культам патриархальным. В связи с этим можно вспомнить некоторые места Ветхого Завета, в том числе тексты пророков, осуждающие поклонение иным божествам и ритуальный блуд.
Победа предков эллинов оказалась неполной: они завоевали лишь часть Европы, а позднее в их культуру проник оргиастический фракийский культ Диониса-Вакха, сына Зевса и Семелы. В его рамках в процессе радений - вакханалий практиковались ритуальное пьянство и культовый секс. Спутницы и жрицы Диониса - вакханки в момент экстаза были готовы растерзать первого встречного, а мужчины в исступлении, бывало, оскопляли сами себя. Оргиастические культы, связанные с поклонением женским божествам, в редуцированном виде сохранились и в классический период Древней Греции. В частности, в храмах Афродиты практиковалась храмовая проституция.
Оргиастические ритуалы вызывали у светских властей смешанные чувства. Власти Вавилона в какой-то момент пытались ограничить культ богини Иштар. Древние римляне запрещали вакханалии, видя в них угрозу для существования государства. Однако они оказались сильнее притязаний политиков (Оргиастические культы древности). Оргиастические культы, в которых присутствовал неконтролируемый, экстатический секс, можно рассматривать как своеобразный клапан, ослабляющий на время сексуальное напряжение. Правда, далеко не во всех культурах этот клапан использовался. Более того, есть понятные сомнения в том, что он вообще необходим. Что касается религиозного смысла этих оргий, то он состоял в том, что люди доводили себя до состояния экстаза, который оценивался ими именно как экстаз религиозный.
В некоторых восточных культах секс без всяких оргий рассматривался как один из способов достижения просветления. Речь идет о тантрическом сексе в индуизме и буддизме, а также о некоторых практиках китайских даосов. Вообще говоря, тантра в широком смысле этого слова - "тантра правой руки" - не предполагает обращения к сексу. Другая - "тантра левой руки" - прибегает к использованию полового акта в качестве медитации для освобождения от низменных животных рефлексов. Радость, получаемая от такой формы "богослужения", приводит к ментальному освобождению человека от привязанности к сексу как к страсти. Таким образом, человек учится наслаждаться, но не впадать в зависимость. Тантристы предлагают отличать радость от удовольствия. Согласно тантризму каждый человек рождается через йони - женский половой орган, и каждый мужчина стремится вернуться назад посредством ритуального совокупления. Секс в индуизме вообще рассматривается в качестве законного и даже божественного акта между мужчиной и женщиной. Совсем не случайно, что "Кама-сутра" появилась именно в индуистской культуре. Этот трактат обычно воспринимается лишь в качестве пособия по технике сексуального единения. Но такая оценка не вполне справедлива. В "Каме-сутре" утверждается, что любовь является возвышенным священным чувством, а сексуальная техника сама по себе бесполезна и бессмысленна без любви между мужчиной и женщиной.
Тантризм рассматривает Вселенную как результат божественного слияния бога Шивы и богини любви Шакти. Согласно этому учению, человек имеет сознание, энергию и тело. Энергия циркулирует и хранится в его особых энергетических структурах - чакрах и каналах нади. В самой нижней чакре, соответствующей сексуальному влечению, находится "змеиная сила" - энергия кундалини. Пробужденная энергия кундалини поднимается по позвоночному энерегетическому каналу вверх по чакрам. В результате достигается "цветение" тысячелепесткового лотоса - сахасрара-чакры, которая находится в темени человека. Кроме того, в процессе поднятия энергии кундалини приходят в состояние гармонии все чакры, достигается полное просветление и приближение к Богу. Однако, энергией кундалини очень трудно управлять. В мифах ее часто отождествляют с разрушительной богиней смерти Кали. В ее поведении сочетались любовь и ненависть, желание доставлять наслаждение и мучить, рождать и нести смерть. Тантризм утверждает, что искусство управления сексуальной энергией дает мощный толчок во внутреннем развитии человека. Совокупление мужчины и женщины согласно тантризму есть путь соединения тела и души, возвращение к первоначальному единству, существовавшему до начала мира.
Замечу также, что сексуальный акт в тантре не должен сопровождаться семяизвержением. Умение задерживать семя - необходимая часть обучения тантриста, поскольку считается, что излитие семени отнимает психическую энергию йога. Я не сексолог, но, вообще говоря, это как-то странно и нефизиологично - сексуальное напряжение должно разряжаться в семяизвержении, а практика прерванного полового акта, боюсь, быстро приводит к сексуальным нарушениям.
Религиозные практики, предполагающие ритуальное соитие, не были маргинальным явлением в индуизме. Так, храмовые танцовщицы - баядерки - были не просто танцовщицами, но и ритуальными жрицами любви, вступившими на этот путь во имя служения определенному божеству. О влиянии тантризма в индуизме свидетельствуют эротические скульптурные композиции в древних индуистских храмах. Эти скульптуры представляют все мыслимые формы сексуальной активности: различные позы половых сношений, оральный секс, мастурбацию, изнасилование и скотоложство (Сексуальные религии Древней Индии).
Что же касается авраамических религий - иудаизма, христианства и ислама, то здесь духовный "верх" жестко отделялся от физиологического "низа". В этом состоит одно из кардинальных отличий нашей религии от язычества. Писание содержит в себе прямые запреты на поклонение женским божествам, на ритуальный секс и храмовую проституцию (Втор.23:18-19). Ритуальный блуд был одной из причин, почему Господь прогнал народы Ханаана во время его завоевания древними евреями (3 Цар.14:24).
Помимо чисто религиозных запретов, присутствующих в Писании, можно выдвинуть некоторые интеллектуальные аргументы против эксплуатации сексуальной энергии в духовных целях. В самом деле, необходимо разделять духовный "верх" и физиологический "низ". Все должно быть на своем месте, а сексуальную энергию нельзя допускать в духовную сферу. Склонность авраамических религий ограничивать сферу секса не раз становилось поводом для обвинения христиан в ханжестве. В связи с этим хорошо известен афоризм Фридриха Ницше из книги "По ту сторону добра и зла" ("Jenseits von Gut und Böse", 1886): "Христианство дало Эроту выпить яду: он, положим, не умер от этого, но выродился в порок". Справедливо ли обвинение философа? Ниже я попытаюсь ответить на этот вопрос.
Секс является делом глубоко интимным, поэтому человек инстинктивно стыдится обсуждать эту тему. Даже в период античности - весьма раскрепощенном в сексуальном смысле - в этой сфере присутствовали некие ограничения. Этот стыд перед сексом достаточно странен, ведь сексуальность является законным, естественным аспектом человеческой природы. Человек вообще является видом приматов, который в наибольшей степени охвачен мотивом секса. Николай Бердяев в связи с этим писал о том, что секс пронизывает всего человека от ступней до макушки его головы (Бердяев Н.А. Смысл творчества / Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989, с.399).
Ритуал ухаживания присутствует у многих животных. Стереотипный пример - токование у тетеревов. Дело, однако, в том, что у приматов сколько-нибудь продолжительный период ухаживания почему-то отсутствует. Предкопуляционная стадия может ограничиваться лишь несколькими звуковыми сигналами. Сам сексуальный акт тоже непродолжителен. При наблюдении за обезьянами вообще складывается впечатление того, что партнеры в процессе полового акта не испытывают особого удовольствия (Моррис Д. Основной инстинкт. М., 2009, с.125). Кроме того, период сексуальной восприимчивости у самок обезьян очень ограничен. У многих приматов он составляет не более одной недели в год. Между тем, женщина овулирует в течение всего года. В связи с этим, этолог Десмонд Моррис, как и Бердяев, справедливо заметил: "Совершенно очевидно, что голая обезьяна - самый сексуальный из всех ныне живущих приматов" (Моррис Д. Голая обезьяна. СПб., 2004, с.66-67). Человек не просто совокупляется, он занимается любовью, и это выражение уже само говорит за себя (Моррис Д. Основной инстинкт. М., 2009, с.131). Такое поведение, по мнению Морриса, не есть порождение порочной цивилизации, а, напротив, является очевидным элементом самой природы человека (Там же, с.70).
В человеческих социумах отношение к сексу существенно менялось в процессе исторического развития. В античности нравы вообще были весьма свободными - бесстыдные изображения присутствовали даже на предметах домашней утвари (Шмидт А. Как христианство изменило мир. Новосибирск, 2013, с.71). Все это закончилось с приходом христианства. Отец Андрей Кураев в книге "Дары и анафемы" (М., 2004) называет этот процесс "христианской сексуальной революцией". Впрочем, здесь не обошлось без перегибов. Мы, протестанты, признаем, что в процессе развития Церкви в ее багаже утвердились в том числе ложные традиции и учения. Это имеет место и в отношении Церкви к сексу.
Первые английские пуритане пытались сделать грудь женщин полностью плоской при помощи тесного корсажа. Католики в Испании XVII века прибегали к еще более суровым мерам - к груди молодых девушек с той же целью привязывали свинцовые пластины (Там же, с.65). Обнаженное тело в Европе долгое время было одним из табу. Лишь начиная с эпохи Возрождения, обнаженное тело женщины стало вновь появляться в европейском искусстве. На бытовом уровне это табу продлилось до сексуальной революции 60-х годов ХХ века. Лет триста назад в Европе для гинеколога осмотр женщины был тяжкой процедурой. В будуар беременной женщины он вползал на четвереньках, чтобы она не видела обладателя пальцев, которые будут ее исследовать. Акушерам приходилось принимать роды под одеялом на ощупь. На одной гравюре XVII века гинеколог изображен сидящим у постели с простыней, заправленной ему за воротник, чтобы он не мог наблюдать за действиями своих пальцев. Двести с небольшим лет назад в Англии был опубликован чисто медицинский учебник по теории и практике акушерства. При этом его провозгласили "самой непристойной и постыдной книгой, когда-либо видевшей свет". Часто квалифицированные мужчины-акушеры вообще не допускались к постели роженицы, и роды принимали бабки-повитухи. Неудивительно, что в результате наблюдался высокий уровень смертности рожениц и новорожденных (Там же, с.209). Добавлю, что в Англии в викторианскую эпоху некоторые "ортодоксальные жены" стремились максимально ограничить телесный контакт с мужьями и надевали ночные рубахи лишь с маленькой прорезью впереди для введения пениса (Там же, с.136). Все это сформировало вполне определенное отношение к христианству. Так, в "Энциклопедии сексуальной жизни" ("Encyclopedia of Sexual Life", 1976) христианство было названо "религией импотентов", ему в пример ставились нравы "примитивных" народов Африки и Индонезии, их многообразие форм сексуальной жизни.
Ее Соловьев усматривал в конфликте между человеком и дурной бесконечностью рода, настойчиво требующего воспроизводства. Человеку унизительно быть безличной функцией продления рода, поскольку он хочет индивидуального бессмертия, и именно отсюда вытекает стыд перед сексом: "В генитальном акте воплощается бесконечность природного процесса, и, стыдясь этого акта, человек отвергает саму эту бесконечность как не достойную себя. Недостойно человека быть только средством, или орудием, природного процесса, в котором слепая сила жизни увековечивает себя за счет рождающихся и гибнущих особей, поочередно вымещающих друг друга" (Соловьев В.С. Оправдание добра / Собр. соч. в 2-х томах. Т.1. М., 1988, с.226). Соловьев оговаривается: мы стыдимся не вообще подчинения природе, но подчинения ей в "дурном деле", а именно подчинения, связанного с размножением, которое подразумевает под собой неизбежное вытеснение других особей с лица земли (Там же, с.227). В таком стыде проявляется особый статус человека как существа надприродного. Поэтому Соловьев называет человека "стыдящимся животным" (Там же, с.225-226).
Соловьев уверяет, что деторождение является добром, а зло секса может быть упразднено деторождением. Он обращает внимание на особую прелесть детей и полагает, что, рождая детей, мы как бы надеемся на то, что они достигнут чего-то большего, чем мы, например, станут святыми. Причем, противоречие между тем, что секс есть зло, а деторождение - нет, здесь явно сохраняется. Об этом свидетельствуют вопросы, задаваемые самим философом: на чем, собственно говоря, основана наша уверенность в собственном бессилии и неспособности достичь добродетели? И есть ли хоть какое-нибудь "ручательство" за нравственную силу тех, кому мы передаем дальше жизнь?
До "Оправдания добра" (1897) Соловьев написал другую работу - "Смысл любви" (1894). В ней размножению противопоставлялась половая любовь, которая у человека является глубоко интимным, индивидуалистичным феноменом. Философ приводит в пример Овидия и Гоголя, которые оставили без потомства соответственно Филемона и Бавкиду, а также Афанасия Ивановича и Пульхерию Ивановну. Соловьев вообще полагает, что чем выше организация вида, тем очевиднее превосходство индивидуальной половой любви над функцией размножения. Смысл любви согласно Соловьеву состоит в преодолении эгоизма. При этом он много внимания уделяет обсуждению функции деторождения, но старательно обходит вопрос оценки плотской любви, которая на самом деле к деторождению не сводится. Он рассуждает вокруг да около, однако прямой и внятной оценки порочности/непророчности полового акта в книге "Смысл любви" нет. Чувствуется, однако, что плотская любовь, которая является неизбежным элементом брака, симпатии у него не вызывает. Не случайно, что Соловьев одобрительно отзывается о чисто романтичном культе Прекрасной Дамы среди рыцарей Средневековья, а затем разрабатывает свое учение о Вечной Женственности.
Вместе с тем, в рассуждениях Соловьева присутствует ход, хотя бы отчасти оправдывающий "генитальный акт". Философ осуждает "ложный спиритуализм и импотентный морализм", а также пишет, что к чисто духовной любви способны лишь ангелы. Мы же всего лишь человеки, а потому перед нами стоит задача обожения плоти: "Ложная духовность есть отрицание плоти, истинная духовность есть ее перерождение, спасение, воскресение" (Соловьев В. Смысл любви. М., 1991, с.167). Философ не один раз пытался жениться, его безбрачие было вынужденным. Но как можно вступать в брак, имея подобные мысли по поводу секса? Интересно, что в России конца XIX начала XX века в среде интеллигенции появилась мода на т.н. "духовные браки", то есть браки без секса. Такого рода отношения предложил своей жене, Любови Менделеевой, Александр Блок. По-видимому, из-за этого образовался любовный треугольник, где третьим был Андрей Белый, который стал настойчиво ухаживать за Менделеевой.
Теория происхождения стыда Соловьева кажется мне надуманной и несостоятельной. В самом деле, человек испытывает острый стыд перед обнажением всего связанного с сексом, но как вывести этот стыд из неприятия вытеснения старших поколений с арены жизни? Ведь очевидно, что человек испытывает стыд не по этой причине. В данном случае объяснение просто притянуто за уши. Скорее, мы стыдимся вообще всего, связанного с нашей физиологией, стыдимся того низшего, что есть в нас, и именно в этом обнаруживается наш внеприродный статус. Гавриил Державин в одной из своих од писал о человеке: "Я Бог, я червь". Человек стыдится "червя" в себе, и это относится не только к сексу. Лев Толстой писал, что заниматься сексом стыдно, а вот есть - не стыдно. Но это как сказать. Жадное поглощение пищи тоже вызывает отвращение, а плевок слюной считается одним из самых тяжелых оскорблений. Еще человек стыдится процесса пищеварения, в частности, урчания в животе. Это считается неприличным, так же как и акты выделения. Любопытно, что у Фармера ("The Lovers", 1952) создатель тоталитарного религиозного культа Сигмен заставлял своих адептов во время еды надевать широкополые шляпы с вуалью, чтобы процесс поглощения пищи был незаметным.
Тему греховности секса разрабатывал и Николай Бердяев. Ряд мест в его книгах "Смысл творчества" (1916), "О рабстве и свободе человека" (1939) и "Самопознание" (1940) посвящен уничижению сексуальной жизни человека. Вот характерные цитаты: "В сексуальном акте неизбежно есть элемент разврата... Сексуальный акт противоречив и противен смыслу мира" (Бердяев Н.А. Смысл творчества / Бердяев Н. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989, с. 401, 402). "Сексуальный акт всегда есть частичная гибель личности и ее упований" (Там же, с.410.). Бердяев утверждает, что Новый Завет в своей мистической глубине отрицает семью и половой акт (Там же, с.425), и связывает наличие сексуальной жизни с актом грехопадения: "тление и смертоносный распад вошли в мир через точку пола" (Там же, с.410). Все это говорится, несмотря на то, что согласно библейскому тексту причиной грехопадения стал вовсе не секс, а бунт и желание Адама и Евы стать "как боги, знающие добро и зло" (Быт.3:5). "Пол был скрытой стороной человеческой жизни, в нем всегда было что-то стыдное, его не решались обнажать. Человек стыдится своего рабства у пола. Тут мы стоим перед поражающим парадоксом: то, что является источником жизни и самым большим напряжением жизни, считается стыдным и подлежит сокрытию" (Бердяев Н.А. О рабстве и свободе человека / Бердяев Н.А. Царство духа и царство кесаря. М., 1995, с.134). "На половом соединении явно лежит печать падшести человека" (Там же, с.142).
Проблему стыда Бердяев решает в духе В.Соловьева, полагая, что в половом влечении человек перестает быть личностью и подчиняется стихии рода: "Пол в своих проявлениях посягает на достоинство личности, он делает ее игралищем безличных сил и унижает человека. Отсюда стыд, связанный с полом" (Там же, с.140). В своей поздней книге "Самопознание" (1940), которую можно считать интеллектуальной автобиографией философа, Бердяев повторяет мысль о порочности секса:
"Пол свидетельствует о падшести человека. В поле человек чувствует что-то стыдное и унижающее человеческое достоинство... В самом сексуальном акте есть что-то уродливое. Леонардо да Винчи говорит, что половые органы так уродливы, что род человеческий прекратился бы, если бы люди не впадали в состояние одержимости... Эрос есть сфера беззаконная... Отталкивание во мне всегда вызывали беременные женщины. Это меня огорчает и кажется дурным. У меня было странное чувство страха и еще более странное чувство вины. Не могу сказать, чтобы я не любил детей, я скорее любил, но деторождение мне всегда представлялось враждебным личности, распадением личности. Подобно Кирхегардту я чувствовал грех и зло рождения" (Бердяев Н. Самопознание. М., 1990, с.69, 71, 74).У Бердяева брезгливое отношение вызывал не только секс, но и вся физиология человека в целом: "Но что казалось мне всегда очень мучительным и дурным, так это моя страшная брезгливость к жизни... Она меня всю жизнь мучила, например, в отношении к еде. Брезгливость вызывает во мне физиологическая сторона жизни. Я прошел через жизнь с полузакрытыми глазами и носом вследствие отвращения" (Там же, с.28).
Суровое отношение к половой любви обосновывается Бердяевым в статье "Метафизика пола и любви" (1907) - путанном и многословном произведении. Вначале он справедливо замечает, что по поводу секса в обществе существует "заговор молчания", хотя вопрос о поле - один из самых важных для человека, с ним связана оценка его жизни и смерти. Более того, это "проклятый, мировой вопрос". Дальше философ пишет о негативном влиянии христианства на представления о сексе:
"Христианство не преобразило пола, не одухотворило половой плоти, наоборот, оно окончательно сделало пол хаотичным, отравило его. Демонизм пола есть только обратная сторона христианского проклятия пола. Могущественная половая любовь была загнана внутрь, так как ей отказали в благословении, превратилась в болезненное томление, не покидающее нас и до сих пор. Аскетическое христианское учение допускает половую любовь лишь как слабость греховной человеческой природы. Так и осталась половая любовь слабостью, стыдом, почти грязью".Кажется, мы имеем дело с поклепом на христианство, которое сделало возможными такие "ужасные" вещи. В другом месте Бердяев пишет даже о "христианской отраве пола". Однако, как это ни странно, Бердяев в конечном счете соглашается с уничижением и осуждением секса, которое, как он полагает, присутствует в христианстве, а затем противопоставляет род, воплощением которого является пол, и индивидуальность, которую прославило христианство. Рождение новых людей философ рассматривает как проявление стихии рода, которая по определению враждебна личности и тесно связана со смертью: "Рождение и смерть - одной природы, имеют один источник". И: "Рождение по самому существу своему есть дробление индивидуальности, распадение ее на части, есть знак того, что индивидуальность не может достигнуть совершенства и вечности и как бы предлагает своей части продолжить за нее дело совершенствования". Еще цитата: "Пол - это то, что должно быть преодолено, пол - это разрыв. Пока остается этот разрыв - нет индивидуальности, нет цельного человека".
Христианство противопоставило божественный Эрос - Эросу земному. И это весьма радикальное противопоставление, которое доходит, по мнению Бердяева, до отрицания родовой жизни и даже семьи:
"Христос осудил род и родовую любовь, семью и родовой строй жизни, осудил Афродиту простонародную, безличную, природную. Люди не должны соединяться природной необходимостью, связью безлично-родовой, ибо тот брат, и сестра, и мать, кто исполняет волю Отца Небесного. Не в лоне безличной, бессмысленной и насильственной природы должно произойти любовное слияние людей, а в лоне Отца Небесного, где все осмысленно, и индивидуально, и свободно... Семья калечит личность не только женщины, но и мужчины, так как представляет интересы рода и родовой собственности. Родовая семья - могила личности и личной любви, в среде этой чахнет Эрос".Нет смысла комментировать явно несостоятельные рассуждения о том, что Христос "осудил" семью. Христианское отношение к браку будет рассмотрено ниже. Далее Бердяев вроде бы рассуждает о сладострастии, то есть об оргазме, но оказывается, что под этим чувством он подразумевает не столько плотское наслаждение, сколько мистическую любовь:
"Cладострастие может быть разное, может быть дурное и уродливое, но может быть хорошее и прекрасное. Может быть сладострастие, как рабство у природной стихии, как потеря личности, но может быть и сладострастие, как освобождение от природных оков, как утверждение личности".По мнению Бердяева, только сверхприродная любовь, небесный Эрос объединяет людей. Он пишет, что самый трудный вопрос - как утвердить не только духовную, но и плотскую любовь, а также о необходимости "одухотворения" и "преображения плоти", и здесь, неожиданно, вопреки тому, что говорил ранее, находит добрые слова в адрес брака: "Брак есть великое таинство, соединяющее с Богом". К сожалению, эта линия оказалась в тексте Бердяева явно недовоплощенной (Бердяев Н.
Сегодня соображения В.Соловьева и Бердяева кажутся по меньшей мере странными, даже патологичными. Но ведь они высказывались незаурядными христианскими философами, и, самое главное, нельзя сказать, что они целиком заблуждались.
Сфера секса - не просто сфера интимного. В человеческом сознании она воспринимается как что-то неприличное и даже порочное. В самом деле, ребенку, узнающему о том, откуда берутся дети, это знание обычно кажется омерзительным. Русский писатель Викентий Вересаев писал, что эта тайна в свое время показалась ему нелепой и откровенно смешной, как и движения, сопровождающие сексуальный акт. Узнав в подворотне, как он появился на свет, ребенок открывает для себя сферу непристойного и часто охотно начинает изъясняться матом. Через некоторое время подросток вступает в мутный, отягощенный неприятными физиологическими симптомами пубертатный период - период полового созревания. Первая менструация девочек обычно просто пугает; лицо и тело созревающих подростков покрывается прыщами, которые явно свидетельствуют, что с организмом происходит что-то не совсем нормальное. Сексуальная похоть и борьба с ней почти всегда являются мучительной проблемой для созревающего подростка. Вересаев в своих "Воспоминаниях" пишет о "буйно набухающих на душе болезненных наростах, темно бушующих, унижающих тело страстях". Он признается: "чувственность, самая грубая, самая похотливая, мутным ключом бурлила во мне". В непристойных анекдотах и обычных циничных разговорах подростков, сопровождающихся тягостным ощущением нечистоты, все значение любви между мужчиной и женщиной сводится к половому акту. Оценивая период полового созревания с вершины умудренной старости, Вересаев вообще благодарит судьбу за то, что чувственность отхлынула и оставила его в покое (Вересаев В.В. Воспоминания. М. 1982, с.215).
Проблемы развращенности подростков отчасти касается Федор Достоевский в "Братьях Карамазовых", когда пишет, что у Алеши в поведении была черта, над которой подтрунивали его товарищи: "Черта эта в нем была дикая, иступленная стыдливость и целомудренность. Он не мог слышать известных слов и известных разговоров про женщин. Эти "известные" слова и разговоры, к несчастью, неискоренимы в школах". Как замечает Достоевский, мальчики говорили открыто о таких вещах, которые отсутствуют даже в общении солдат.
Проблема сексуального воспитания очень сложна. "Родительский урок", когда некоторые родители рискуют рассказывать своим детям, откуда они появились, тягостен для обеих сторон и обычно вызывает взаимное смущение. Об этом в самом деле даже непонятно как говорить. В свое время у нас в университете проходила выставка, посвященная Сальвадору Дали, которая называлась "Гений или Великий Мастурбатор?" Одна из сотрудниц нашей лаборатории горько недоумевала - ну, как говорить ребенку о том, что такое "мастурбация", если он вдруг, не дай Бог, спросит?
В романе Достоевского "Идиот" князь Мышкин сообщает, что в Швейцарии разговаривал с детьми как с большими и ничего от них не скрывал, поскольку они и так все узнают и узнают "скверно". В его интерпретации они якобы узнают "не скверно". Но как говорить об этом "не скверно"? Именно поэтому большинство родителей предпочитает "родительского урока" вообще не проводить и переложить половое просвещение на улицу и подворотню.
Тема подростковой развращенности и порочности секса как такового фигурирует в "Крейцеровой сонате" Льва Толстого. Над ней рассуждает главный герой - убийца собственной жены Позднышев, которого коллегия присяжных умудрилась оправдать. Позднышев рассказывает о своих взглядах на секс случайному попутчику по поезду, и совершенно очевидно, что Толстой излагает собственные мысли и воспоминания. В возрасте четырнадцати лет "зов пола" уже мучил его, как мучит подавляющее большинство подростков:
"Я не знал еще женщин, но я, как и все несчастные дети нашего круга, уже не был невинным мальчиком: уже второй год я был развращен мальчишками; уже женщина, не какая-нибудь, а женщина, как сладкое нечто, женщина, всякая женщина, нагота женщины уже мучила меня. Уединения мои были нечистые. Я мучился, как мучаются 0,99 наших мальчиков. Я ужасался, я страдал, я молился и падал. Я уже был развращен в воображении и в действительности".В ответ на реплику собеседника о том, что секс - дело естественное, Позднышев замечает, что, напротив, это вещь совершенно противоестественная. Для этого достаточно посмотреть реакцию на секс детей и неразвращенных девушек: "Естественно есть. И есть радостно, легко, приятно и не стыдно с самого начала; здесь же мерзко, и стыдно, и больно. Нет, это не естественно! И девушка неиспорченная, я убедился, всегда ненавидит это". Герой новеллы прямо утверждает, что секс есть разврат, а деторождение должно быть прекращено. Но в этом случае человечество будет обречено на вымирание. Позднышев полагает, что это не проблема - в самом деле, зачем далее плодить детей, если цель нравственного совершенствования человека, в том числе достижение целомудрия достигнута? Этот момент заслуживает иллюстрации цитатой:
" - Вы говорите, род человеческий как будет продолжаться? - сказал он, усевшись опять против меня и широко раскрыв ноги и низко опершись на них локтями.В качестве эпиграфа к этому произведению Толстой выбрал два высказывания Иисуса Христа из Евангелия от Матфея. Первое из них очень известно: "А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем" (Мф.5:28). Второй эпиграф менее известен, это о духовных скопцах, которые стали таковыми ради Царства Небесного. В Евангелии ему предшествуют слова Спасителя, Который сказал, что тот, кто развелся с женой своей не по причине ее прелюбодеяния, сам является прелюбодеем, а женившийся на разведенной женщине тоже является им. И далее:- Зачем ему продолжаться, роду-то человеческому? - сказал он.
- Как зачем? Иначе бы и нас не было.
- Да зачем нам быть?
- Как зачем? Да чтобы жить.
- А жить зачем? Если нет цели никакой, если жизнь для жизни нам дана, незачем жить. И если так, то Шопенгауэры и Гартманы, да и все буддисты, совершенно правы. Ну, а если есть цель жизни, то ясно, что жизнь должна прекратиться, когда достигнется цель".
"Говорят ему ученики Его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться. Он же сказал им: не все вмещают слово сие: но кому дано. Ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так, и есть скопцы, которые сделали себя сами скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит" (Мф.19:10-12).Смысл использования этих мест Евангелия совершенно прозрачен - писателю нужно обосновать необходимость прекращения всякой сексуальной жизни. И это при том, что сам Толстой нарожал множество детей, а его супруга, показывая гостям младшего своего сына, иронично сообщала, что это их послесловие к "Крейцеровой сонате".
Романтическую любовь Тростников трактует как особую форму богоборчества. По его мнению, где-то с XV века в Европе началась апостасия - отпадение человека от Бога. Любви к Иисусу Христу была найдена весомая замена - любовь к другому полу: "Для прямого отказа от Бога людям надо было еще созреть, высокие чувства, ранее адресуемые Богу, стали переадресовываться тому таинственному, огромному призраку, которого Андрей Болконский своей чуткой душой почувствовал позади Наташи " (Там же, с.24). Влюбленность по Тростникову - мучительное и тягостное чувство. Она неизменно сопряжена со страданием, об этом говорят все прославленные любовные романы, такие как "Страдания юного Вертера" Гете, "Жизнь" и "Монт-Ориоль" Ги де Мопассана, "Любовь Свана" Марселя Пруста и "Анна Каренина" Льва Толстого.
О том, как ребенок узнает о тайне происхождения детей, Тростников пишет: "Нет, стыд - слишком слабое ощущение в сравнении с тем, которое охватывает душу ребенка, когда он узнает, какими гадостями занимались его мама и папа, чтобы он появился на свет, и что этими гадостями занимается вокруг все живое" (Там же, с.46). Далее автор приводит выразительную цитату из рассказа А.Н.Толстого "Мечтатель", посвященную теме жути секса как такового:
"Поле, поросшее густой полынью; вдалеке идут две бабы и мужик… Шли, шли, сели у канавы... У Аггея стучит сердце, он спрятался за кустиком полыни и видит, как две бабьи, в красных чулках, ноги поднялись над травой... А вот Аггей идет с лопаткой мимо скотного двора; заскрипели ворота, с мычанием выходит стадо, а посреди него верхом на ком-то - рогатый головастый бык с багровыми глазами... Аггей глядит и чувствует, что это что-то страшное. Бросает лопату и по глубокому снегу идет в поле, где занесенный сугробом плугарский домик на колесах. Аггей становится в домике на колени и молит Бога дать ему силы пережить виденный ужас, касается горящим лицом снега. И Бог дает ему силы. А весной он опять, присев, рассматривает двух жучков, прильнувших друг к другу, палочкой перевертывает их на спины и вдруг, с застывшей улыбкой, гневно топчет их ногами" (цит. по Тростников В. Трактат о любви. Духовные таинства. М., 2007, с.46-47).Стыд перед сексом Тростников объясняет в духе философии В.Соловьева, который выделил три базовых чувства, без которых человек перестает быть человеком - чувство стыда в отношении низшего в себе, чувство сострадания к ближнему и чувство благоговения к более высокому. Все люди, включая "дикарей", инстинктивно стыдятся сексуальности и прикрывают гениталии одеждой, даже если это происходит в странах с жарким климатом. Тростников объясняет это тем, что человека удручает сама стихия рода, требующего вечного продолжения. Он вспоминает свое личное переживание этой мерзости:
"Гуляя ранней весной около дома, я увидел никогда невиданную прежде зернистую желеобразную массу. Это была лягушачья икра, но тогда я этого не знал и для меня это было что-то загадочное. И, как сейчас помню, на меня нашел страх. Своим младенческим сознанием, которому Господь открывает то, что утаивает от мудрых и разумных, я прозрел в этой студенистой зеленой полупрозрачной субстанции нечто такое, что угрожает непосредственно мне, моему внутреннему миру, моим романтичным мечтам о высоких идеалах; что мерзость конкурирует со мной, хочет отменить, упразднить мое "я"" (Там же, с.47).Дурная бесконечность рода, в котором одно поколение сметает другое, по мнению Тростникова, вызывает у человека тоску и чувство безысходности. Чтобы противостоять этому, он влюбляется, а затем имеет место нечто подобное "стокгольмскому синдрому", случаю, когда заложник вдруг начинает испытывать теплые чувства по отношению к захватившему его террористу. Этот неожиданный поворот от угрозы к безопасности по мнению вызывает у загнанного в угол человека вспышку радостных и бурных эмоций.
Автор приводит целую обойму высказываний Святых Отцов, прославляющих "девство", в том числе высказывание Св.Феогноста: "Нет подвига выше девства", а также ссылается на Апокалипсис, где о девственниках написано: "Это те, которые не осквернились с женами" (Отк.14:4). Есть ссылки на Павла, например: "Хорошо человеку не касаться женщины" (1 Кор.7:1). Далее апостол Павел прославляет девство и говорит, что женатый ищет, как угодить жене, а свободный человек - как угодить Богу. "Посему выдающий замуж свою девицу поступает хорошо, а не выдающий поступает лучше", - пишет апостол (1 Кор.7:38). В другом месте Павел, правда, написал, что "...прежде создан Адам, а потом Ева; и не Адам прельщен; но жена прельстившись, впала в преступление; впрочем спасется чрез чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием" (1 Тим.11:15). В ответ Тростников замечает: большой предвзятостью является то, что здесь благословляется чадородие. Чадородие Богу по большому счету не нужно. Просто Бог позволяет тем, кто не в состоянии преодолеть в себе похоть, вступать в брак, чтобы отвлечь себя от блуда (Там же, с.91): "Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться как я. Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться" (1 Кор.7:8-9).
Автор считает брак еще и легализацией блуда:
"Как же мы можем даже в глубине души допустить такую явную ересь, будто жизнь в браке, в которой неизбежно присутствует элемент блуда, равночестна ангельской чистоте тех, кто решительно отверг животный аспект своей природы и захотел стать духовным существом, предваряя уже на земле будущее пребывание в Небесном Царстве, где как известно, "не женятся; не выходят замуж" (Мф.22:30)?" (Там же, с.89).Не могу утверждать, что отношение к сексу, пропагандируемое Тростниковым, является вполне православным. Его книга была издана неправославным издательством.
Обсуждалось состояние, в котором пребывали Адам и Ева в Едеме. Кое-кто утверждал, что удовольствия от пищи и секса были и там. В самом деле, разве не создал Бог мужчину и женщину, а также плоды для пищи? Сюжет о "прилеплении" мужа к жене (Быт.2:24), также вроде бы прямо говорит о благословенности телесного союза супругов. Но доминировала точка зрения, в соответствии с которой в Едеме у Адама и Евы были особые, тонкие тела и другая физиология, в частности, у них не было даже дыхания в нашем понимании этого слова. Утверждалось, что Адам и Ева в раю не только не дышали, но и не ели, поскольку эти процессы являются компенсацией тления, а потому упоминание о плодах, предназначенных в раю для пищи, является лишь символом познания Бога.
Насколько я понимаю, подобные взгляды достаточно распространены среди православных христиан. Согласно православию Писание следует понимать исключительно в свете трудов Святых Отцов. Некоторые Отцы Церкви действительно учили о том, что Адам и Ева не имели телесных потребностей - голода, жажды, усталости. Максим Исповедник, как говорят, считал, что наслаждение от удовлетворения телесных потребностей возникло лишь после грехопадения. Есть мнение, что и сам секс возник в результате грехопадения. В самом деле, разве Адам "познал" Еву не после этого акта? В книге П.Добросельского "Супружеские отношения и грань греха" (М, 2013), одобренной Издательским Советом при Русской Православной Церкви, утверждается, что согласно Григорию Нисскому после грехопадения в человека вошел "скотский и бессловесный способ взаимного преемства" (Там же, с.149). По Августину первородный грех передается через похоть родителей (Там же, с.151), а Игнатий Брянчанинов рассматривал оргазм в качестве "плотского, скотоподобного наслаждения" (Добросельский П.В. Супружеские отношения и грань греха. М., 2013, с.153).
Некоторые Отцы Церкви полагали, что первые люди могли размножаться неким иным, загадочным, духовным способом. По Григорию Нисскому человек в Едеме не был создан для размножения посредством брака. Тезис о том, что люди в Едеме могли размножаться духовным способом, отстаивали Максим Грек и Игнатий Брянчанинов. Аналогичных взглядов придерживался Иоанн Дамаскин, который в "Точном изложении православной веры" (глава "О девстве") пишет, что Адам и Ева в Едеме могли размножаться иначе, чем "брачным соединением", а брак - это вынужденная мера, чтобы не пресекся человеческий род. Он добавляет, что "девство есть образ жизни ангелов", которому надо подражать. Иисус, конечно, благословил брак, но девство - намного лучше.
Максим Исповедник полагал, что до грехопадения человек не имел грубого и тленного состава тела, мог не обременять себя чувственным питанием и не был подчинен "скотскому" рождению от семени. Амфилохий Иконийский также утверждал, что секс появился лишь в результате грехопадения, ссылаясь на текст Библии, согласно которому Адам "познал" Еву только после этого события.
Все это перекликается с идеями Сигмена - основателя религизного культа из повести Фармера "Любовники" ("The Lovers", 1952):
"Мужчина и женщина да возненавидят всей душой звериное совокупление, как нечто такое, чего Наивысший Разум, взирающий из космоса, временно не исключил еще на пути совершенствования человека... Настанет время, и дети будут являться на свет силою чистого помышления. А до той поры да признаем мы за всем, что связано с совокуплением, благо одно единственное - детей".После грехопадения, как известно, Богом на человека были наложены "одежды кожаные" (Быт.3:21). Согласно многим православным толкователям Книги Бытия это означает, что тело человека стало "грубым". Григорий Богослов в связи с этим употреблял выражение "тяжелая плоть".
Оправданием человеческой физиологии может служить то, что Христос не погнушался человеческим телом и воплотился в нем. Однако, в ходе дискуссии на форуме было сформулировано соображение, согласно которому у Иисуса Христа была "сверхприродная физиология", т.е., например, Он вообще не испытывал наслаждения от пищи. Предполагают, что у людей после воскрешения тоже будет "сверхприродная физиология", приводя в подтверждение следующие места из Нового завета:
Для христиан самое страшное - признать ошибки Церкви. Это касается как блуда с государством, так и перегибов в отношении к сексу. Все же имеет смысл сформулировать более взвешенное отношение к сексу и отвергнуть установки, высказанные выше. Но прежде нужно ответить на вопрос, почему такое неадекватное отношение к сексу вообще оказалось столь распространенным в традиции, освященной Церковью?
Есть мнение, что причиной этого был неоплатонизм, оказавший существенное влияние на мировоззрение некоторых весьма авторитетных Отцов Церкви. Эта доктрина рассматривала материю как принципиально злое начало, от которого имеет смысл отрешиться. В период античности существовали и другие учения, согласно которым тело есть зло. Пример - манихейство, согласно которому в мире идет непрекращающаяся борьба Добра и Зла. При этом тело и материя в целом являются злом. Блаженный Августин был когда-то манихеем, и, возможно, не смог до конца предолеть его в себе. Именно он создал "учение", согласно которому первородный грех передается от родителей к потомкам через "похоть" родителей. Христианство, осуществив синтез Писания и античной философии, позаимствовало идею, что тело является темницей для души. Такой взгляд едва ли можно считать христианским. Тело человека и весь материальный мир были созданы Богом и оказались "хороши весьма" (Быт.1:31). Подобное отношение разделялось ранними христианами. Не случайно античный критик христианства Цельс полупрезрительно называл христиан "телолюбивым племенем".
Неоплатонизм был не единственной причиной того, почему в Церкви возникло отрицательное отношение к сексу. Третирование материи в греко-римской культуре, конечно, присутствовало, однако не было ничего подобного институту монашества. Еще одним мотивом "сексофобии" могла стать реакция на сексуальную распущенность римлян, которые вообще не видели разумных, тем более духовных, оснований для каких-либо ограничений в сексуальной жизни. Не исключено, что учение о греховности секса возникло еще в Коринфской церкви, задававшей по этому поводу вопросы Павлу: "А о чем вы писали ко мне, то хорошо человеку не касаться женщины" (1 Кор.7:1). Кроме того, приоритет души над телом, который присутствовал в христианской традиции, мог быть легко понят как повод для чисто аскетического отношения к телу, и отсюда со временем возник институт монашества.
Браку почти целиком посвящена 7 глава Первого Послания к Коринфянам апостола Павла. Стоит рассмотреть ее более подробно. "…Хорошо человеку не касаться женщины, но в избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа" (1 Кор.7:1-2). И далее: "Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться как я; но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться" (1 Кор.7:8-9). Само слово "разжигание", то есть сексуальное влечение, имеет в тексте Павла явно отрицательные коннотации. Еще хуже авторы Нового завета относились к "похоти": "все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская" (1 Иоан.2:16). Ясно, что сексуальное влечение может быть "похотью", то есть чем-то крайне негативным. Даже в древнем Риме в период упадка моралисты осуждали "похоть". Павел упоминает еще одну причину для сдержанного отношения к сексу: "Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как угодить жене" (1 Кор.6:32-33).
Если толковать все эти высказывания прямолинейно, "в лоб", получается, что самое лучшее - вообще не вступать в брак. Действительно: "...Выдающий замуж свою девицу поступает хорошо; а не выдающий поступает лучше " (1 Кор.7:38). Кроме того, вступающие в брак будут иметь "скорби по плоти", "а мне вас жаль",- добавляет апостол (1 Кор.7:28). Таким образом, сексуально воздерживаться имеет смысл по двум причинам:
1) "разжигание" - это само по себе не очень хорошо, его стоит угашать в рамках брака, но, если есть силы, лучше сексуально воздерживаться,
2) жизнь в браке отвлекает человека от служения Господу.
Такое понимание учения Павла о браке легко подвергнуть сомнению. В Википедии похоть определяется как "грубое чувственное половое влечение". Но ведь может быть и вполне достойное желание близости. Вожделение может похотью и не быть. "Комментарий на Новый Завет" Джона Макартура к тезису о том, что "хорошо" человеку не касаться женщины, добавляет: "Однако это не является единственно положительным или даже лучшим, нежели состоять в браке". В Толковой Библии Лопухина утверждается, что "хорошо" - это просто указание на полезность девства. Показательно замечание Жана Кальвина: "Так вот Иероним сделал следующий вывод: хорошо не касаться женщины, следовательно, плохо ее касаться. Но Павел понимает здесь слово "хорошо" не в смысле противопоставления злу или пороку. Он лишь указывает на то, что полезно вследствие стольких скорбей, тягот и забот, выпадающих на долю супругов".
Тезис о том, что жизнь в браке отвлекает от служения Богу, относится далеко не ко всем. Апостол Павел сам пишет, что желает, чтобы все были как он, но "каждый имеет свое дарование от Бога" (1 Кор.6:7). Безбрачная жизнь для предельного служения Господу - это особый дар со стороны Бога, но большинству все же стоит жить в браке, и это хорошо. Кроме того, можно полагать, что утверждение о преимуществах безбрачного состояния было сделано в определенном историческом контексте, а именно в условиях гонений на христиан. Именно тогда оно было особо востребованным. Наконец, Павел подобно многим другим христианам ожидал близкого пришествия Иисуса Христа.
Как понимать фразу Христа о "скопцах, которые сделали себя сами скопцами для Царства Небесного" (Мф. 19:10-12)? Здесь говорится о людях, которые решили целиком посвятить себя Богу: "Бывает, что человек должен выбрать между услышанным им зовом и человеческой любовью" (Комментарии Уильяма Баркли к Новому Завету).
Больше трудностей доставляет известное место из Откровения о ста сорока четырех тысячах избранных: "Это те, которые не осквернились с женами, ибо они девственники" (Отк.14:4). Многие комментаторы откровенно пасуют перед этим местом, избегают обсуждать его прямой смысл. Новая Женевская Учебная Библия утверждает, что тут мы имеем дело лишь с метафорой "духовной чистоты". Иногда говорят, "девственники" - это те, кто отказался жить по аморальным законам "вавилонского" общества антихриста. Баркли приходит к выводу, что апостол Иоанн, может быть, высказал здесь свое личное мнение, или это место представляет собой позднейшую вставку. Удовлетворительным решение проблемы предлагает Толковая Библия Лопухина. Там утверждается, что в последние времена избранные в условиях страшных гонений со стороны антихриста будут вынуждены отказаться от брака, который связал бы их с антихристианским миром.
Проповедники аскетизма и сексуального воздержания любят ссылаться на известный ответ Спасителя на вопрос саддукеев, с кем будет человек при воскрешении, если он имел несколько жен? Иисус, как известно, ответил: "...В воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают как Ангелы Божии на небесах" (Мф.22:30). Это может означать, что на небесах секса не будет, но даже если это так, мы-то живем пока на земле и должны руководствоваться несколько иными нормами. Кроме того, мы слишком мало знаем о природе ангелов.
Cедьмую главу Первого Послания к Коринфянам не следует отрывать от других посланий Павла. В Послании к Ефесянам он пишет, что жены должны повиноваться своим мужам как Господу, а мужья - любить своих жен как "свои тела" (Еф.5:22-33). В Послании к Колосянам утверждается, что жены должны подчиняться мужьям, а мужья - любить своих жен (Кол.3:18-19). В Первом Послании к Тимофею апостол Павел высказывает пожелание, чтобы молодые вдовы вступали в повторный брак (1 Тим.5:14). Кроме того, в этом же послании апостол пишет, что учение об отказе вступать в брак будет одним из признаков последних времен (1 Тим.4:1-3). В Послании к Евреям говорится: "Брак у всех да будет честен и ложе непорочно" (Евр.13:4). В Послании к Римлянам семья называется "домашней церковью" (Рим.16:6) и рассматривается как Церковь в миниатюре, а отношения супругов в Писании иногда уподобляются отношениям Христа и Церкви (Еф.5:22-26). В Евангелии брак часто используется в качестве метафоры для обозначения отношений Иисуса Христа и Церкви. Иисус называет Себя Женихом, а в притчах Царство Божие сравнивает с брачным пиром. В Апокалипсисе описывается небесный брак Христа-Агнца с Невестой-Церковью (Отк.19:7). Если брак есть дело постыдное, почему такие сравнения были использованы в Писании?
Вопрос о порочности/непорочности брака нельзя отделять и от контекста всей Библии. Брак был создан еще в Едеме, причем однозначно утверждается: "не хорошо человеку быть одному" (Быт.2:18). И далее: "оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей и будут два одна плоть" (Быт.2:24). Иисус прославил брак, говоря, что ради этого человек оставит отца и мать и соединится со своей женой и будут они одна плоть. Также Христос предупреждал, что человек не должен разлучать то, что сочетал Бог (Мф.19:4-6).
Можно, разумеется, говорить о том, что сфера секса является источником особых искушений. Но жизнь человека вообще наполнена искушениями. Означает ли это, что жить не нужно?
В Писании есть такая откровенная книга как Песня Песней. Она часто толкуется аллегорически, как символ союза Иисуса Христа и Церкви, но это лишь одно из возможных и отвлеченных пониманий. На самом деле перед нами книга, посвященная воспеванию любви между мужчиной и женщиной: "О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бедр твоих как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой - круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое - ворох пшеницы, обставленный лилиями; два сосца твои - как два козленка, двойни серны" (Песн.7:2-4). Кто-нибудь рискнет сказать, что "сосцы" и "чрево" - это аллегория добродетелей Церкви? Добавим к этому поучение из Книги Притчей Соломоновых: "Источник твой да будет благословен; и утешайся женою юности твоей, любезною ланию и прекрасною серною; груди ее да упоявают тебя во всякое время; любовию ее услаждайся постоянно" (Прит.5:18-19).
Отношение Отцов Церкви к браку не было однородным. Если все огрубить, то здесь шло противоборство двух моделей, которые С.Троицкий в книге "Христианская философия брака" (Париж, 1933) обозначил как "реалистический" и "идеалистический" подходы. В первом случае имеется в виду отношение к семье главным образом как к средству производства детей, во втором случае - как к союзу, который ценен сам по себе. Любовь вообще может быть оценена как нечто враждебное физической близости. Троицкий цитирует Эпикура, который однажды заметил, что "плотское соединение" влюбленного человека может даже оскорбить. И Эпикур в этом смысле был не одинок. Аналогичные мысли можно обнаружить у других античных писателей - Плутарха, Цицерона и Галена. Эти примеры отторжения функции деторождения можно подкрепить библейскими текстами. В самом деле, Иаков любил не плодовитую Лию, а бесплодную Рахиль. Во Второй Книге Царств описывается любовь Амнона к красивой Фамари. Хитростью добившись ее падения, Амнон в конечном счете ее возненавидел и жениться на ней не стал. Можно сослаться и на изящную литературу. Действительно, Филемон и Бавкида, Ромео и Джульетта, Данте и Беатриче, Тристан и Изольда, даже Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна не имели детей, хотя явно любили друг друга.
В истории Церкви шла борьба между "реалистической" и "идеалистической" моделями. Иные сторонники "реалистической" модели не только полагали, что до грехопадения человек мог размножаться неким "духовным путем", но и прямо связывали брак с грехом. Пример - одно характерное и жесткое высказывание Иоанна Златоуста: "После греха явился и брак. Это смертная и рабская одежда, ибо где смерть, там и брак" (О супружеской близости). Так или иначе, но библейские тексты лучше соответствуют "идеалистической" модели брака, которая не сводит весь его смысл к функции размножения и усматривает ценность как духовных, так и чисто интимных, личных отношений между мужчиной и женщиной.
Целомудрие нередко ассоциируется с сексуальным воздержанием, но это ущербная точка зрения. Православие традиционно сдержанно в вопросе оценки сексуальной жизни. Но даже православный митрополит Антоний Сурожский увязывал целомудрие и секс:
"Целомудрие именно заключается в том, чтобы относится к своему телу, и к своей душевности как к святыне, которая пронизана Божественным присутствием. И когда человек вступает в телесное общение в браке, это не осквернение, это момент, когда один человек другому - который его любит, его уважает, который к нему относится с благоговением, - отдает свою чистоту, чтобы своей чистотой поделиться с тем, кто в чистоте сердца, в духовном целомудрии его воспринимает. И тогда брак делается действительно таинством, то есть тайной, в которой уже совершается единство двух в чистоте и в святости брака. Вот, мне кажется, где целомудрие и в чем его корень и значение. Воздержание - другое дело. Человек может воздерживаться от всего плотского и гореть всеми страстями, которые оскверняют его ум и его сердце. Целомудрие - в другом: целомудрие не в воздержании, не в отрицании плоти, а в том, чтобы в своей плоти увидеть святость и поделиться этой святыней с другим человеком" (Митрополит Антоний Сурожский. Вопросы брака и семьи).Ветхий Завет вообще мало совместим с ханжеством, которое в силу причин исторического и культурного порядка получило определенное распространение в Церкви. Но Реформация в этом смысле многое изменила. Наши коннотации к слову "пуританский" неточны. Совершенно верно, что пуритане считали секс интимной зоной человека и не любили муссировать эту тему. Вместе с тем, стоит рассматривать этот вопрос на фоне отношения к сексу католиков. И здесь обнаруживается, что католики на словах секс освящали, а на деле часто относились к нему репрессивно. Пуритане же упразднили институт монашества и чрезмерный аскетизм. Они реабилитировали секс, объявив его законным аспектом человеческой природы (Ryken L. The Puritans and Sex).
В последние десятилетия в протестантской среде появилось множество откровенных руководств для супружеской жизни. Их названия говорят сами за себя, иногда они даже излишне откровенны:
Секс является взаимным дарением друг другу своих тел и не должен рассматриваться Церковью как нечто постыдное. Об этом писал К.Льюис в книге "Просто христианство" ("Mere Christianity", 1952). Он обращает внимание на то, что христианство было чуть ли не единственной религией, которая благожелательно оценила телесность - до такой степени, что Иисус Христос не погнушался воплотиться в тело человека. Льюис благожелательно оценивает упрощение правил приличия в одежде, но подчеркивает, что с сексуальным влечением у человека явно не все в порядке. Логика его рассуждений примерно такая: инстинкт потребления пищи может быть легко удовлетворен. Что касается полового инстинкта, то его удовлетворить крайне трудно - в крови человека всегда присутствует сексуальный огонек, человек легко переходит нормы биологической целеообразности и способен за относительно короткое время населить своими детьми небольшой город.
Здесь Льюис не совсем прав - половой инстинкт как раз и нацелен на то, чтобы та или иная особь могла оставить как можно больше потомков. Но его мысль можно переформулировать: особь может вкладываться в следующее поколение по-разному - или неудержимо покрывать самок, или производить меньше потомков, но лучше заботиться о них, повышая их шансы на успех в борьбе за существование. Эколог Роберт Макартур и энтомолог Эдвард Уилсон ввели представление о r- и K-стратегиях выживания, которые соответствуют двум указанными выше способам воспроизводства. Чем более организованным является вид, тем более он склонен к K-стратегии, то есть к заботе о своих детях. Готовность человека производить множество детей плохо вяжется с данной стратегией. Льюис прав еще в одном пункте - злоупотребления с едой достаточно редки, напротив, сексуальный инстинкт заметным образом подвержен извращениям.
Сторонники сексуальной свободы говорят: отмените репрессивные запреты в области сексуальной морали, и все встанет на свои места. Льюис справедливо замечает, что запреты в области сексуальной морали уже существенно ослаблены, но решило ли это проблему? Увы, человек все так же жаждет запретного секса, и это свидетельствует о том, что сфера секса подвержена особым искушениям (Льюис К. Просто христианство. М., 1994, с.100-104). Один из певцов сексуальной революции - психолог-неофрейдист Вильгельм Райх полагал, что освобождение человека от пут сексуальной морали приведет к подлинной свободе и решению всех проблем в сфере секса. Реальность не оправдала этих надежд. В тот период возникло множество утопических коммун хиппи, практиковавших свободный секс и употребление наркотиков. Но это не решало духовных проблем. Наркотики давали суррогат духовного опыта, ценность которого была близка к нулю. Аналогичные результаты имели эксперименты со свободными сексуальными отношениями. Свободный секс лишь поколебал традиционную семью, создав при этом массу новых проблем. Любовь не отделима от чувства ревности, и здесь хиппи явно что-то не учли. В результате, к концу 60-х коммуны хиппи пришли в упадок, обозначив тем самым крах эксперимента со свободной любовью. Затем все больше молодых людей стали принимать решение вернуться к традиционным семейным ценностям.
Можно было бы подумать, что либерализация отношения к сексу в Церкви связана лишь с сексуальной революцией 60-х годов ХХ века. Но это не совсем так. Неприязненное отношение к сексу в пределах супружеской пары время от времени осуждалась самой Церковью. Так, 51 Апостольское правило говорит, что кто удаляется от брака не ради подвига, а "по причине гнушения" тем, что создал Бог, тот "клевещет на создание". Такой человек должен быть извержен из Церкви. Аналогичное постановление было принято Гангрским Собором (Добросельский П.В. Супружеские отношения и грань греха. М., 2013, с.68).
Все же стоит придерживаться сбалансированного отношения к феномену секса. Сторонники того, что секс - это однозначно "хорошо" нередко ссылаются на то, что брак был освящен еще в Едеме. Кроме того, есть известное место из Первого Послания к Коринфянам апостола Павла, который сказал, что тело - это "храм" живущего в нем Духа Святого (1 Кор. 6:19). Тем не менее, в сексе и физиологии в целом есть некоторый элемент грязи, это не трудно увязать с текстами Библии. В самом деле, все ведь не ограничилось творением мира и человека, которое оказалось "хорошо весьма" (Быт.1:31). Имело место и грехопадение, что отразилось в том числе и на телесной стороне человека. Бог в результате облачил человека в "одежды кожаные" (Быт.3:21). Сексуальная сфера, по-видимому, в наибольшей мере была извращена первородным грехом.
В нашем обсуждении остается еще одна таинственная проблема: почему вообще существует сфера интимного бытия, обсуждение вопросов которого жестко табуируется обществом? Это до сих пор является загадкой не только для теологии, но и для светских дисциплин - этологии и биологии человека. В самом деле, почему существует табу на обнажение детородных органов и публичное обсуждение деталей сексуальной жизни человека? Ведь у животных всего этого нет.
Библия лишь отчасти отвечает на этот вопрос, утверждая, что стыда перед обнаженным телом до грехопадения вообще не было: "И были оба наги, Адам и жена, и не стыдились" (Быт.2:25). Лишь после грехопадения люди узнали о том, что они обнажены и устыдились: "И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания" (Быт.3:7). То есть в теле человека, вроде бы, не изменилось в сущности ничего, изменилось только отношение к самому телу, а именно к детородным органам. Но с такой точкой зрения можно поспорить. Сфера непристойного в человеке не ограничивается только сексом. Естественное отвращение вызывают физиологические процессы, в том числе процессы выделения. Мог ли Бог создать подобное уродство, и не является ли оно результатом искажения тела человека при грехопадении? Многие Отцы Церкви полагали, что после грехопадения физиология тела и его строение были искажены.
Проблема "срама" совершенно реальна. Сошлюсь на мнение писателя Дмитрия Быкова, которого ханжушкой не назовешь. В одной из радиопередач на "Эхе Москвы" он заметил, что нудистский пляж - это достаточно грустное и тягостное зрелище. Свою мысль он не расшифровал, но думаю, зрелище это неприятно не только потому, что большая часть людей обладает явно не эстетичными, некрасивыми телами: обнажение органов, связанных с сексом и откровенной физиологией, выглядит непристойно, даже если человек хорошо сложен. У нас по определению есть непристойные части тела, которые лучше прикрывать одеждой.
Показательна библейская история с Хамом, не прикрывшим "срам" своего отца Ноя, который перепил вина и лежал голым в своем шатре. Вместо того чтобы прикрыть наготу отца, Хам рассказал об этом "сраме" двум своим братьям, причем, надо думать, в комическом контексте. Поразительна реакция его братьев - они взяли одежды и, чтобы не видеть "срама" своего отца, приблизились к нему, пятясь задом, а только затем прикрыли наготу Ноя (Быт.9:23). За поступок Хама Бог проклял его сына Ханаана (Быт.9:25), а само имя Хама стало нарицательным.
Отношение человека к "сраму" в его теле глубоко амбивалентно: это одновременно отвращение и интерес, желание увидеть его до конца. Последнее влечение эксплуатирует такое презренное явление как порнография, Казалось бы, интерес к ней не должен иметь никаких серьезных последствий. Ведь это всего лишь разглядывание "откровенных" картинок и не более того. Однако, это не так. Чрезмерное публичное воспроизведение изображений эротического и тем более порнографического характера разрушает интимность отношений между мужчиной и женщиной. Научные работы в этой области свидетельствуют, что чрезмерное обнажение тела, редукция самой сферы интимного в конечном счете приводит к девальвации сексуального влечения, к его угасанию и развитию импотенции. После долгого просмотра материалов порнографического содержания обычный половой акт больше не привлекает человека. Кроме того, порнография увеличивает риск возникновения мужских болезней, прежде всего простатита, поскольку созерцание непристойных изображений приводит к нарушениям кровообращения в малом тазу и способствует возникновению простатита.
Есть данные показывающие, что порнография нарушает работу мозга и приводит к последствиям, близким к тем, которые наблюдаются при употреблении наркотиков. Другие исследования продемонстрировали, что у испытуемых при появлении на экране соответствующих изображений происходит активация определенных рецепторов и запуск дофаминергической системы - так же как при употреблении кокаина. Как отмечает Дж.Курт, во всем мире вслед за широким распространением порнографии в 1960-1970-х годах резко возросло количество изнасилований. Порнография способствует разрушению семей, провоцирует партнеров по браку на измену, поскольку супруга обычно не может конкурировать по сексуальной привлекательности с порнозвездами. Порнография огрубляет психику человека, способствует распространению цинизма, заставляет смотреть на женщину как на объект сексуальных домогательств. Судьба порнозвезд часто оказывается печальной - многие из них закончили свою жизнь в результате самоубийства, наркомании и тяжелых болезней.
Порнография устойчиво ассоциируется с грязью, да и сам этот термин происходит от греческого слова "грязеописание". Но есть еще эротика - как бы позитивный аспект изображения обнаженного женского тела. И эротика в отличие от порнографии не ощущается как что-то постыдное и грязное, как некий "срам". Многие картины художников, посвященные теме обнаженного тела женщины, несут в себе позитивную энергию. Более того, эротических сюжетов не чуждо и само Писание (Книга Песни Песней). Тем не менее, эротика - это сфера интимного бытия, сфера предназначенная только для двоих, и только в таком контексте она вполне законна.
"Спусковым крючком" сексуального греха является обнаженное женское тело, которое провоцирует заложенные в мужчине инстинкты, трудно контролируемые из-за поврежденности нашей природы грехом. Как здесь не вспомнить сугубо "мужское" предупреждение Христа: "А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем" (Мф. 5:28). Подростки в пубертатный период могут сексуально возбуждаться от разглядывания произведений классического искусства с изображением обнаженного женского тела. Это и картина Джорджоне "Спящая Венера", и скульптура Антонио Кановы "Три грации", и скабрезные места романа Франсуа Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль". Подросток не делает особого различия между эротикой и порнографией. Это, разумеется, не означает, что соответствующие картины и скульптуры должны быть запрещены. Скорее, этот непростой вопрос должен решаться в рамках сексуального воспитания подростков.
В заключение несколько слов о том, как женщины одеваются сегодня. Одиозный отец Всеволод Чаплин недавно выступил с идеей введения дресс-кода для женщин. Идея эта, конечно, безумна. Не нужно никакой регламентации. Пусть носят что хотят. Поражает и суждение отца Всеволода, что женщины нередко сами провоцируют изнасилование при помощи слишком откровенной одежды: насилие нельзя оправдать ничем. В свое время Римско-Католическая Церковь гневно осуждала ношение женщинами бикини на пляжах. Но я плохо понимаю, чего в бикини, если его ношение ограничивается пляжем, ужасного? Это просто удобно. Клайв Льюис, которого никак не заподозришь в не-христианстве, одобрял упрощение теребований к женской одежде. В книге "Просто христианство" ("Mere Christianity", 1952) он вообще утверждал, что какая-нибудь девушка из Полинезии, тело которой едва прикрыто, и викторианская дама, облаченная в глухое платье, которое закрывает абсолютно все, могут вести себя одинаково целомудренно (Льюис К. Просто христианство. М., 1994, с.100-104).
Тем не менее, с одеждой, которую носят сегодня женщины, явно не все в порядке, и дело здесь не в обтягивающих джинсах. Часто это вообще не эстетично. Вид коротко стриженных, одетых в штаны представительниц прекрасного пола, резко контрастирует с романтическим образом девушки, скажем конца XIX века, заставляя с грустью думать о его девальвации.
5. Рассказ "Отношения": религия как азартная игра
Действие рассказа начинается в кают-компании космического корабля "Леди Удача" за игральным столом. Среди играющих присутствовал атеист Роджер Тандем - лудоман, то есть человек зависимый от азартной игры, по совместительству шулер, способный пользоваться во время игры психокинезом и другими экстрасенсорными способностями. Кроме него за игральным столом сидели член монашеского ордена Святого Джейруса отец Джон Кэрмоди, капитан судна Роудс и еще несколько пассажиров.
В беседы между играющими речь зашла о религии, причем Тандем откровенно "подкалывал" отца Джона. Согласно прогнозу Тандема священник будет всячески добиваться его расположения, убеждать в том, что является хорошим, искренним человеком, а затем неожиданно приподнимет перед своей жертвой крышку адского котла и предложит заглянуть туда в расчете на то, что его собеседник испугается вечных адских мук и сразу же кинется под крыло Матери-Церкви.
Встретив мягкий и спокойный отпор, Тандем, заявил, что отцу Джону Кэрмоди едва ли удастся обратить его когда-либо в свою религию, потому что у священника нет правильного "отношения". У пяти других игроков, сидящих за столом, брови поднялись в гримасе недоумения, а капитан Роудс чуть растерянно заметил:
"- Черт побери, Тандем, что... м-м-м... что вы имеете в виду, говоря... м-м-м... что у него нет правильного отношения?"Однако, Тандем лишь продолжил настаивать на своем, добавив, что правильным "отношением" не обладают и другие его партнеры по игре:
"- Вы говорите себе, что не знаете, есть ли жизнь после этого существования, но может, и есть. А потому вы решаете, что на всякий случай безопаснее уцепиться за какую-нибудь религию. У всех вас, джентльмены, разное вероисповедание, но всем вам свойственно нечто общее. Вы считаете, что ничего не потеряете, если станете возносить того или иного бога. С другой стороны, если вы будете отрицать его существование, не исключено, что окажетесь в проигрыше. Так почему бы не поклоняться кому-то? Это безопаснее".Тандем положил карты, закурил и торопливо выпустил клуб дыма, который вуалью повис у него перед лицом:
"А вот я не боюсь пользоваться тем, что у меня есть сейчас. Я играю на большие ставки. Ставлю мою так называемую вечную душу против убеждения, что есть жизнь и после смерти. Чего ради я вечно должен избегать делать то, что мне хочется, занимаясь гнусным лицемерием, когда могу доставить себе удовольствие?"
Далее корабль был вынужден для пополнения запасов воды совершить посадку на планете Кубейя, где вообще не было землян. Вопреки запрету капитана Тандем решил минимально исследовать эту планету, и обнаружил то, что его приятно взволновало:
"У подножия холма двумя концентрическими кругами располагалась толпа аборигенов, и ошибиться относительно цели их занятий было просто невозможно. В малом, внутреннем, кругу все стояли на коленях, внимательно наблюдая за неким предметом в центре окружности. Все остальные сгрудились вокруг, столь же пристально наблюдая за предметом, который напоминал флюгер. Но, естественно, таковым не был. Судя по поведению собравшихся лиц, Тандем догадывался о его предназначении. Сердце у него радостно подпрыгнуло. Ошибки тут быть не могло. Запах азартной игры он чувствовал за милю. Эта несколько отличалась от ее земных разновидностей, но суть была той же самой".
Сами аборигенами оказались гуманоидами с коричневой кожей и треугольными лицами, лишенными растительности, с шестью отростками на верхней губе и черными одутловатыми носами. На них были надеты черные рубахи и белые бриджи до колен. Тандем протиснулся в толпу аборигенов, наблюдающих за игрой. На него обратили внимание, но убедившись в его безобидности, вернулись к прежнему занятию. Чтобы оказаться в первом круге, больших усилий тоже не понадобилось. "Крупье" ответил ему загадочным, но явно заинтересованным взглядом, после чего вскинул над головой обе руки, скрестив по два из четырех пальцев на каждой кисти. Толпа, дружно повторив этот жест, ответила ему хриплым вскриком. Затем "крупье" опустил руки, и игра продолжилась.
Сама по себе игра оказалась совсем не сложной и представляла собой вариацию известной земной игры в "бутылочку". Отличие состояло лишь в том, что в качестве "бутылочки" использовался муляж аборигена, лежащий лицом вниз. При этом он был насажен штырем на пупок. Пробормотав какой-то речитатив, свидетельствующий о том, что игра была не только игрой, но и религиозной церемонией, "крупье" ухватил муляж за руку и стал раскручивать его. "Когда вращение замедлилось, игрок, затаив дыхание, сел на корточки и в ожидании удачи протянул к ней руки, безмолвно взывая к судьбе, что во всей Галактике выглядело одинаково, на каком бы языке ни возносились моления". Каждый из участвующих имел маленькую статую крутящегося муляжа. Тандем был уверен, что они сделаны из платины. В процессе кручения муляжа аборигена маленькие статуи подбрасывались в воздух. Если она втыкалась головой или одной из конечностей в землю, а остановившаяся "вертушка" указывает на игрока рукой или ногами, ему доставались все статуэтки.
Поменяв свои часы на фигурку, Тандем немедленно включился в игру. При этом он решил воспользоваться своей способностью к психокинезу, чтобы останавливать "вертушку" в нужном месте. Однако, ему хватало ума не выигрывать несколько раз подряд, чтобы не возбуждать у аборигенов заслуженные подозрения. Порой он поддавался и сознательно проигрывал, тем не менее, горка выигранных фигурок подле него все росла и росла. И он стал уже подумывать о том, как он сможет вынести все это без скандала. Но пока шла игра, и Тандем, будучи заядлым лудоманом, был совершенно опьянен ощущением победы:
"Пусть "вертушка" крутится и дальше! Пусть порхают в воздухе статуэтки! Пусть растет у его ног груда добра! Вот она, жизнь. Никакая выпивка, никакие женщины не могут сравниться с этим ощущением!"В конце концов, среди играющих осталось лишь четыре аборигена, имеющих фигурки. При этом глаза "крупье" почему-то были заполнены слезами. И тут в самый решающий момент игры и совершенно некстати по мнению Тандема появился отец Джон Кэрмоди. Он вспомнил одну публикацию в "Межпланетном журнале сравнительных религий", посвященную религии планеты Кубейя, и пришел спасать зарвавшегося лудомана. Оказалось, что выигравшего в азартную игру человека на этой планете распинали в качестве жертвы богу, а затем насаживали пупком на штырь и продолжали игру-богослужение. Отец Джон Кэрмоди мог бы все это рассказать Тандему, но тот, опьяненный игрой, едва ли был способен понять смысл его слов. В результате, монаху пришлось включить свои психокинетические способности и привести Тандема к тому, что тот в процессе игры сам проигрался дотла. И лишь потом до авантюриста дошло, какая судьба его ожидала.
Претензия Тандема к принявшим ту или иную религию партнерам по игре состояла в том, что они согласились с религиозными догматами, не будучи до конца уверенными в их истинности, - они приняли их на всякий случай, в расчете на то, что выбранная религия спасет их от опасностей, связанных с загробным воздаянием. Этот аргумент в пользу выбора веры в Бога, основанный на вероятностных соображениях, был впервые сформулирован французским математиком и религиозным философом Блезом Паскалем в книге "Мысли о религии и других предметах" (1657-1568). Логика рассуждений Паскаля примерно такова: разум не в состоянии очевидным образом доказать бытие или небытие Бога. Это может означать, что разумнее придерживаться агностицизма в данном вопросе. Однако, Паскаля такой поворот не устроил. Он предложил применить к вопросу о бытии/небытии Бога подход, основанный на взвешивании шансов. В таком случае, на что нам стоит поставить - на то, что Бог и бессмертие существуют, или на то, что Бога и бессмертия нет?
По мнению Паскаля, в подобной ситуации имеет смысл сделать ставку на бытие Бога. В самом деле, если Он есть, выигрыш будет бесконечным, поскольку влечет за собой вечное блаженство человека. Если же Бога нет, проигрыш человека оказывается конечным в силу самой ограниченности человеческой жизни. Кроме того, жизнь верующего человека все равно будет более позитивна, чем жизнь атеиста, трепещущего перед мыслью о смерти, даже несмотря на то, что верующий человек должен соблюдать нормы, которые навязывает ему религия. Если же верующий человек проиграет, это будет означать, что он потеряет не так уж много. Сам Паскаль обо всем этом пишет так:
"Вы сделаетесь верным, честным, скромным, признательным, благодетельным, искренним, истинным другом. Действительно, вы отшатнетесь от заразительных удовольствий, славы, наслаждений; но разве вам нечем будет заменить их?.. Взвесим выигрыш и проигрыш, ставя на то, что Бог есть. Возьмем два случая: если выиграете, вы выиграете все; если проиграете, то не потеряете ничего. Поэтому, не колеблясь, ставьте на то, что Он есть" (Паскаль Б. Мысли о религии и других предметах).Тема "пари Паскаля" присутствует у Фармера не только в рассказе "Отношения", но и в романе "Темные замыслы" ("The Dark Design", 1977) из сериала "Мир Реки". Там среди прочих героев на берегу Реки воскрес Сирано де Бержерак. При жизни он был вольнодумцем и издевался над невежественными, глупыми попами. Однако, на смертном одре он все же пригласил одного из них и покаялся. В тексте романа Сирано говорит:
"...Если Христос действительно Спаситель, и спасти тебя Ему ничего не стоит, если существует и рай, и ад, то нужно быть последним болваном, чтобы не позаботиться о своей никчемной шкуре и бессмертной душе. С другой стороны, если после смерти - лишь пустота небытия, то что я теряю?"Но это, конечно, предельное огрубление "пари Паскаля". Cоображения Сирано из романа Фармера могут показаться нечестными, трусливыми и даже богохульными. Однако, даже корректная формулировка "пари Паскаля" вызывала и вызывает у многих заслуженные возражения. Ход рассуждений, придуманных Паскалем, был подвергнут разнообразной критике, которая во многих случаях кажется вполне состоятельной.
Так, Семен Франк в книге "С нами Бог" (1964) пишет о том, что при всем восхищении перед проницательностью, интеллектуальной силой и правдивостью Паскаля как христианского философа он, тем не менее, не может не видеть в его "пари" ничего кроме "странного и притом кощунственного заблуждения". От рассуждений Паскаля у Франка осталось ощущение "чего-то противоестественного", ощущение "духовного уродства". "Уродство", по-видимому, состояло в том, что Паскаль пытается решить вопрос о бытии/небытии Бога не по правде, а исходя из голого и даже в чем-то циничного математического расчета. Далее Франк задается вопросом, какую религиозную ценность имеет "пари Паскаля"? Он, похоже, приходит к выводу, что особой ценности вера, сфабрикованная при помощи "пари Паскаля", не имеет. Франк усматривает лишь одну позитивную возможность, а именно - пойдя наугад по пути веры, инспирированной при помощи "пари Паскаля", человек может затем обрести опытное удостоверение в бытии Бога. Философ имеет в виду обретение человеком "религиозного опыта", который очевидным образом говорит человеку о том, что Бог есть.
В заключение, Франк выдвигает еще один аргумент против "пари Паскаля": он призывает человека к интеллектуальной честности. По мнению Франка, человек в день Страшного Суда может предстать перед Богом и сказать Ему примерно следующее: "Я честно искал Тебя, однако оказался бессильным обрести веру". Франк полагает, что такого рода соображение Бога вполне устроит, и Он, как Существо милосердное и ценящее более всего искренность и чистоту души, проявит снисхождение и не отправит человека в ад на вечные муки. Если согласиться здесь с Франком, это означает, что аргумент Паскаля вообще теряет свою силу (Франк С. С нами Бог. Три размышления. Париж, 1964, с.41). Но прав ли Франк, утверждая, что такое "объяснение" устроит Бога?
Есть также иные, более состоятельные претензии, например соображения французского философа Дени Дидро, одного из первых критиков "пари Паскаля". Дидро справедливо заметил, что оно может быть использовано для обоснования любой религии, которые весьма конкретны, а потому глубоко противоречат друг от другу. Мусульмане отличаются от иудаистов и христиан, а среди самих христиан существует множество направлений. В частности, католики отличаются от протестантов и православных. Среди протестантов опять же существует множество толков. А еще есть так называемые "культы" и тоталитарные секты. И, скажем, Свидетели Иеговы убеждены, что все кроме них погибнут. В связи со всем этим возникает законный вопрос: если пользоваться "пари Паскаля" - что выбрать? Ведь рай одной религии оказывается адом для религий других. Ответа на этот вопрос "пари Паскаля" не дает. Такого рода контраргументы против "пари Паскаля" можно продолжать и дальше. Яков Хилькевич заметил, что с помощью "пари Паскаля" можно обосновать веру в любое суеверие: ничего не стоит посидеть "на дорожку", постучать по дереву или сплюнуть через левое плечо. Расходы человека на такие действия минимальны, зато результат, если пользоваться логикой "пари Паскаля", может быть ощутимым (Хилькевич Я. "Пари Паскаля" как "Парадокс бревна").
Также следует учитывать, что искренняя вера в Бога требует немалых жертв. Она вовсе не сводится к участию в формальных ритуалах и выполнению простых заповедей. На самом деле, религия требует тотальной самоотдачи, если Вы, конечно, относитесь к своей вере серьезно, а вознаграждена Богом по понятным причинам может быть только вера искренняя и серьезная. И здесь примером может служить сам Паскаль, который последние годы своей жизни провел в монастыре Пор-Рояль - оплоте янсенизма. После смерти на нем были найдены орудия аскезы - вериги, железные цепи, которые носили католические монахи для обуздания плоти.
К этому можно добавить и другие соображения. В рассказе Фармера шулер Тандем полагает, что жизнь сама по себе является благом, ради которого стоит жить даже в том случае, если жизнь является конечным во времени феноменом. Это очень спорное утверждение, но именно так думали и думают многие философы-атеисты и агностики. Например, Бертран Рассел в эссе "Во что я верю" писал, что, несмотря на свой преклонный возраст, он любит жизнь и счел бы ниже своего достоинства трепетать от страха перед смертью. То обстоятельство, что счастье носит преходящий характер, не лишает его ценности. Философ призывает к стоической и жизнеутверждающей позиции в мире, где ощутимо присутствуют страдания и смерть (Рассел Б. Во что я верю / Рассел Б. Почему я не христианин? М., 1987, с.71).
Являются ли эти построения решением проблемы смысла жизни, если она заканчивается страданием и смертью? Едва ли. Страх перед небытием, вероятно, можно подавить усилием воли, опираясь на чувство собственного достоинства, но это никак не решает проблему того, что без перспективы бессмертия жизнь теряет свой смысл. Герой Фармера Питер Фригейт из цикла "Мир Реки" мысли о том, что смысл жизни состоит в самой жизни, считал "идиотским самообманом".
Нет сомнений в том, что "пари Паскаля" было сформулировано глубоким философом и блестящим математиком, и потому есть смысл задуматься по поводу придуманного им аргумента. Наша жизнь действительно во многом подобна игре, и, выбирая тот или иной исход, мы осуществляем выбор, который в чем-то сродни карточному. Теме человека, как по своей природе играющего существа, посвящена книга голландского культуролога Йохана Хейзинги "Homo ludens" ("Человек играющий", 1938). Поп-вариант обоснования распространенности игр в жизни человека представлен в книгах психотерапевта Эриска Берна "Игры, в которые играют люди" и "Люди, которые играют в игры" (М., 1988). В них описывается элемент игры в самых различных сферах, начиная от супружеской жизни и кончая бизнесом и жизнью преступных сообществ. Теория Берна об играх может быть распространена и на религию.
Вероятностный подход к вопросу о бытии Бога может показаться делом сомнительным, свидетельствующим скорее о маловерии человека, взвешивающего шансы. Кроме того, вообще говоря, истинная вера дается Богом, а не "генерируется" самим человеком. И все же процесс обретения веры в Бога нельзя отрывать от попытки человека уверовать - в какой-то момент мы просто вынуждены совершить иррациональный прыжок в веру. Конечно, есть случаи, когда человек "познает" Бога до такой меры, что сомнения у него отсутствуют вообще. Все же обычно нам приходится не знать, а верить. Как говорил апостол Павел: "А без веры угодить Богу невозможно" (Евр.11:6). И здесь необходимо также волевое усилие человека. Думаю, именно об этом наличии в процессе обретения веры фактора воли говорит одно поразительное место Писания: "Царство Небесное силою берется" (Мф.11:12). При этом человек не может не взвешивать шансы за и против бытия Бога. Тогда "пари Паскаля" имеет вполне определенный смысл.
Американский философ и психолог Уильям Джеймс в своей классической работе "Воля к вере" ("Will to Believe", 1896) писал о том, что существует категория интеллектуально щепетильных людей, которые считают, что лучше вообще обойтись без какой-либо веры, чем поверить в теорию, которая хотя бы отчасти может оказаться ложной. Однако, обычно мы все же не столь щепетильны, а вера в не до конца обоснованные вещи является совершенно нормальным элементом религиозной жизни человека. Это означает то, что веру мы в самом деле до некоторой степени способны созидать (Джемс У. Воля к вере. М., 1997, с.13, с.24).
Обретение веры в Бога - это не полностью волюнтаристский акт со стороны человека. Есть опоры, которые делают веру возможной и без ее фабрикации в духе "пари Паскаля". Это, в частности, "религиозный опыт", который избавляет человека от сомнений и придает легитимный статус догматам религии. Попробуйте практиковать молитву, и Вы обретете опыт присутствия Бога. В заключение, уместно обратить внимание на оценку своей книги самим Паскалем: